Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории

Он изложил план. Красногвардейцы расположились на постой в ста семи домах, в среднем по четверо в доме. Нужно выбрать момент, когда подавляющее большинство их будет находиться по квартирам. Возле каждой должна оказаться боевая группа в шесть-семь человек. Другие группы, некоторые числом до десяти боевиков, займут тактически важные пункты на площадях, перекрёстках, на крышах домов, откуда открывается большое простреливаемое пространство. По общему сигналу, кузнечане бросятся истреблять красных.

– Ох, и деловая голова! - воскликнул купец Усольщиков. - Сразу видать героя войны! Приказывай, братец, веди нас: победим вчистую.

Попросил внимания бывший пристав Бутуйсов:

– Надо очень серьёзно отнестись, господа, к назначению руководителей групп. И спешить, спешить! Не хочу говорить о предательстве - ну, а ненароком сорвётся у кого с языка?

– Вполне может иметь место-с, - подтвердил Василий Уваровский.

– Готов хоть сегодня к восстанию! - заявил Григорий Архипович Кумоваев. - У меня двустволочка бельгийская: триста патронов к ней зарядил картечью.

Капитан Толубинов, придав голосу приятную взволнованность, с видом, будто объявляет то, что имели в виду все выступавшие, сказал:

– Лучшее время - Пасха! Через три дня.

Собравшиеся оживлённо заговорили. В самом деле, никто не удивится, что спозаранок будет много людей на улицах - идут в церкви. Самый удобный момент для начала действий: семь утра. Уже разойдутся по квартирам ночные

патрули красных. Часовые, которых ставят на ночь на перекрёстках и площадях, покинут посты. А до поверки, когда все красногвардейцы повыбегут из домов, останется ещё полчаса.

– Сигнал - набат! - уведомил поручик Кумоваев. - А чтоб по ошибке своих не побить: все наши будут с непокрытыми головами.

– Этого маловато, - возразил купец Усольщиков, - в эдакую минуту и красным будет не до шапок.

– Хорошо, - сказал поручик, - мы ещё рукава засучим по локоть!

Зверянского, несмотря ни на что, тянуло к постояльцу, Александр Романович объяснял себе, что общается с ним "ради дела". В тот день, когда доктор побывал у Бесперстова, он предложил Костареву сыграть в преферанс.

– Вот уж увольте! - отказался тот. - Никогда не представлял себя в роли картёжника.

Не привлёк его и бильярд.

– А что, если в шахматы?

Шахматы - штука достойная, но, пояснил Костарев, требует слишком большого напряжения ума. А он не может позволить себе умственного отвлечения. Доктор кивнул: понятно - комбинации... Шашки, пожалуй, подошли бы - обронил постоялец - да и то: поддавки.

– Поддавки?

– Угу, в этом легкомыслие, а оно способствует поворотам мышления.

Они играли в поддавки, беседовали. Костарев рассуждал о том, что не зря в русской философии, в искусстве развиваются предположения о тайном и великом значении Тибета для будущего России. К сему пытались приобщить царя: дальнейшее показало, насколько это было безнадёжно... Трусливые ренегаты не выносят высокого, используют власть, чтобы сковать вокруг силу духа, волю, порыв.

Тогда как власть должна быть... романтичной! Всей мощью государства с решимостью необыкновенной утверждать образ волшебного Беловодья!

Костарев деловито сообщил доктору, какие в скором времени прокламации будут распространяться среди крестьян: "А хоть бы приди в ту страну с одним топором да в лаптях, через полгода ты в пятистенной избе в два яруса. Будешь в смазных сапогах при десяти конях. Коров опять же двадцать да овец сто голов. На обед у тя - щи с мясом, сало жареное, а на воскресный обед - гусь. А пироги с яйцами в той стране едят во всякое время как семечки".

Заградительные отряды станут расстреливать всех, кто попытается без позволения вернуться в Россию. Установится жесточайший порядок передвижений. Проповедники взгляда, что Россия должна вмешиваться во внутриевропейские дела, будут ликвидированы как вредные животные. Страна получит встряску и перейдёт к условиям походной жизни.

– Невыполнимо? Ну почему же? Старообрядцы переселялись в Америку, в Китай. Значит, можно организовать и всенародное переселение в Синьцзян, Тибет, в Монголию. Чем шире и глубже будет разоренье от диктатуры большевиков, тем охотнее двинется плебс. Движение в неизвестность - его излюбленное средство спастись от бедствий. Повторится поход Чингис-хана, Батыя в обратном направлении. Революция будет согнана с мест, которые ей благоприятствуют, и загнана в грандиозной скачке, как исполинский зверь. Она падёт и издохнет в пустыне Гоби! - Костарев отдал доктору последнюю шашку и тем выиграл партию в поддавки.

Доктор еле сдерживался. Слушая шокирующие планы, он лихорадочно напрягался, словно перенося физические страдания. Планы ужасали кровожадностью, но они были явно несбыточны. Так чего же страдать? К тому же, скоро всё должно кончиться. И несмотря на это - а скорее, именно поэтому - доктор страшно нервничал.

– А вы - живописец! - он, наконец, не вытерпел. - И воли себе дали вдоволь. А всего интереснее, что во всех этих деяниях наверху у вас будет Пудовочкин.

Костарев усмехнулся:

– Пудовочкин или Пудовочкины будут лишь до тех пор, пока большевиков в крови не утопим. А дальше страну поведёт пожизненный правитель - русский, представьте себе, венецианский дож!

– Понимаю ваш внутренний смех, доктор, - мрачно продолжал человек в пенсне. - Вы смакуете убийственный, как вам мнится, вопрос: не себя ли я вижу всемогущим дожем? Возможно, и себя! Но это лишь одна из вероятностей. Если я встречу более достойного, я сделаю всё, чтобы высший пост занял он!

– Позвольте спросить, благодаря чему он будет достоин такой жертвы?

– Благодаря тому, что соединит в себе Оливера Кромвеля и шведского короля Карла Двенадцатого!

Доктор поморщился, поднял руки к голове, будто у него стреляло в ухе.

– Не много ли иностранщины? Помнится, кто-то был ещё и Генрихом Восьмым...

– Ни один англичанин, - заявил Костарев утомлённо, точно вынужденный повторять прописные истины, - уже не сможет стать Генрихом Восьмым или Кромвелем. Ни один швед - Карлом Двенадцатым. И только русский, если понадобится, будет и тем, и другим, и третьим! Неужели вы не видите по себе нашей широты, Александр Романович? Не ощущаете в себе Эсхила? Сократа? - В глазах Костарева - неподдельное изумление.

Зверянский нервно хохотнул, хотел пошутить и сам почувствовал, что вышло фальшиво:

– Уж не взыщите с нас, с тёмных... не ощущаю-с. - Сердясь на себя, сварливо спросил: - И на что же можно будет полюбоваться в ... э-ээ... новой России, когда ваши планы, г-хм, исполнятся?

– Картина следующая. Малозаселённость. Строгое сохранение природы.

Власть у крупных земельных собственников. Частные предприниматели и компании бурно развивают промышленность на Урале, в Сибири. Вербовка рабочих рук производится под контролем государства...

– Крупные собственники властвуют! - вскричал доктор. - И это провозглашаете вы - революционер.

– Бывший! - поправил Костарев. - Ярый якобинец Фуше сделался герцогом Отрантским. Генерал революционной Франции Бернадотт - у него на груди была татуировка: "Смерть монархам!" - стал королём Швеции. Да и сам Наполеон в ранней молодости болел коммунизмом.

– Ага, наконец, и до Наполеона доехали, - сказав это, Зверянский возмутился собой: "И чего только я себя распаляю таким бредом?" Стал объяснять собеседнику, что у того не программа, а крикливые фразы, нечто до ужаса реакционное, нежизненное.

– Я далёк от политики, однако же знаю: монархия отжила своё! Пора уничтожить и крупное землевладение. Не больше ста десятин на семью - и будьте здоровы! Мелких собственников поощрять. Ввести выборность снизу доверху. Никакого назначенчества! Дать народу всеобщую грамотность. Строить больницы, родильные дома...

– Программа для узенького трусоватого народца! - оборвал Костарев. - Сделать сие не так уж трудно, но будет только хуже. Скажите ещё о мерах против пьянства... Ну взгляните же без шор: кому вы всё это сулите? Русский народ - это Гомер с глазами и мечом Геракла! Он хотел бы каждый день создавать и разрушать Трою! И он уже загулял: вот суть тех фактов, что сегодня так возмущают вас. Неужели его теперь ублажат ваши жидкие постные блюда? Если его не погнать в нашествие, он, изничтожая сам себя, от скуки раздробит Земной Шар.

– Россия должна скакнуть, как отоспавшийся исполин, - с тихой одержимостью говорил Костарев. - Мгновенье - и Кяхта, Харбин, Пхеньян станут русскими городами! Казачьи станицы появятся в предгорьях Гималаев. Русские косоворотки будут носить на Цейлоне, на островах Фиджи...

У доктора задёргались щёки. Он знал, что недопустима и тень усмешки - но не мог подавить смеха. Слёзы текли по выбритым полным щекам, вздрагивали, кривились губы. Смех душил и сотрясал Зверянского.

Костарев замолчал. От его лица отхлынула кровь; стало казаться, что усы, бородка наклеены на выбеленное папье-маше.