Юлия Галанина - Бретонская колдунья
– Только преклонение перед Вашей божественной красотой заставило меня совершить сей дерзкий поступок и явиться в ночной час в Вашу спальню! – пылко воскликнул он привычные слова.
– Господь с Вами, барон! – насмешливо улыбнулась Жанна. – Если бы все, кто преклоняется перед моей божественной красотой, повинуясь этому благородному порыву, пробрались сюда, то здесь дышать было бы трудно. Так что, смею надеяться, Вас привело желание не только преклоняться?
Сбитый с толку де Риберак замер, не зная, как оценить такое заявление: как поощрение его действий или наоборот.
Жанна откинула покрывало, и барон с удивлением увидел, что она лежит полностью одетая – в домашнее, но достаточно официальное платье, безо всякого намека на фривольность.
Поднявшись с кровати, Жанна аккуратно обошла коленопреклоненного кавалера и подошла к окну. Посмотрев на луну, она села в стоящее рядом с окном кресло, расправила подол платья и приказала:
– Рассказывайте, зачем Вас сюда занесло.
Пытающийся правильно сориентироваться в ситуации де Риберак очень медленно поднялся с колен и опустился в кресло напротив.
– Я прошу Вашей руки, графиня! – торжественно-печальным голосом возвестил он.
– Очень хорошо… – судя по тону, это сообщение Жанну ничуть не удивило, не огорчило и не обрадовало.
– И как Вы представляете нашу совместную жизнь? Вы понимаете, о чем я говорю?
– Я прекрасно понимаю, графиня. У меня прекрасный замок и неплохие земли, дающие хороший доход. С Вашим приданым получится солидный фьеф. В Аквитании Вам не будет равных, и Вы сможете держать не очень большой, но изысканный двор, – в тон Жанне официально ответил барон.
Жанна ласково улыбнулась де Рибераку и спросила:
– Значит, как я поняла, дальше Гиени Ваши мысли не распространяются, и Вы не считаете, что кое-что в нашем краю можно было бы изменить? Ведь графства, как такового, уже больше нет и большая часть земель, которые я могла унаследовать, после войны отошла короне. Но дело не безнадежно…
– Зачем? Я люблю наш край виноградников и песчаных дюн и ненавижу все эти придворные штучки-дрючки. Что корона захватила, то она не отдаст. А наши соединенные земли значительно перекроют бывшие размеры графства. Но Вы меня, право, поразили, госпожа Жанна! Редко встретишь женщину такой красоты и такого ума! – успокоенный барон решил от скучных деловых переговоров (кстати, довольно странных для юной девушки!) перейти к более волнующим темам.
«Скорее всего, Жанна просто из тех девиц, которым прежде всего нужны уверения в законности галантных намерений со стороны кавалера. Боится продешевить, вот и предприняла такой экстравагантный демарш, маленькая дурочка!» – насмешливо подумал он.
Но Жанна выпрямилась в кресле и, холодно глядя в лицо де Рибераку, отчеканила:
– Земли Ваши не так обширны и дела Вашего баронства не так блестящи, как Вы это представляете! А при отсутствии честолюбивых устремлений Вы на всю жизнь останетесь всего-навсего захолустным дворянином даже с моим неплохим приданым! Меня это не устраивает, и я отказываю Вам! Покиньте мои покои!
– Жанна! – воскликнул ошарашенный барон. – Вы рассуждаете не как юная благородная девица, а как старый ломбардский купец! Брак – это соединение двух сердец, а не двух кошельков! Подарите мне эту ночь и утром, клянусь, Вы измените свое решение!
– Или через месяца три-четыре, когда новенький барончик де Риберак будет весело прыгать в моем чреве! – ехидно подхватила Жанна. – Большое спасибо!
– Пресвятая владычица Эмберская! Подобные слова больше пристали прачке, чем графине! – рявкнул взбешенный отпором де Риберак.
– Я не знаю, как отвечают прачки на подобные предложения… – абсолютно спокойно отпарировала Жанна. – Но, судя по всему, Вы частенько слышали из их уст отказы, поэтому я охотно Вам верю. Спокойной ночи, барон! Долг учтивого кавалера – повиноваться желаниям дамы, а мое желание Вам известно.
Благородный барон был учтивым кавалером лишь до определенного предела. Он небрежно развалился в кресле и надменно спросил:
– Прошу прощения, прекрасная дама, но я немного запамятовал, о каком желании идет речь?
– Господин де Риберак! Не будьте смешным и не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Если сегодня я не высплюсь, то завтра меня будет шатать от усталости. И я, конечно же, совершенно случайно, могу задеть Ваш шлем, выставленный перед турниром[7].
Угроза была очень серьезной: такой поступок Жанны был бы равен публичному заявлению, что де Риберак вел себя недостойным для рыцаря образом и по строгим правилам турнирного искусства ни один уважающий себя рыцарь не скрестил бы с бароном копья. А если бы барон все же рискнул показаться на ристалище, то его бы прилюдно опозорили.
Поэтому барон процедил сквозь зубы:
– Прощайте, прекрасная дама! – и направился к окну.
Когда уже все его тело переместилось наружу, на стену, и только голова торчала над подоконником, де Риберак напоследок сообщил Жанне:
– Хотя всю вашу женскую породу я изучил вдоль и поперек, но в жизни такой расчетливой и холодной особы не встречал. С подобными замашками Вы далеко пойдете, божественное создание! Или может дьявольское?
Невозмутимая Жанна подошла к подоконнику со словами:
– Я так и сделаю, барон! – и нежно поцеловала его в лоб и очень обидно рассмеялась.
– Ну и ведьма! – только и нашелся де Риберак.
ГЛАВА V
Когда Жаккетта думала, что предыдущий день был тяжелым, то она глубоко заблуждалась.
Чуть свет всех камеристок созвали в кладовую нарядов. Заспанные, зевающие во все горло девушки медленно собрались, недоумевая, что они тут забыли в такую рань?
Появилась свежая, как после прогулки, Жанна и велела:
– Маргарита! Неси одеться и причеши! Остальные доставайте все мои платья, отрезы шелков! Да быстрей шевелитесь, куры заспанные!
Под ее ледяным взглядом проснулись даже самые невыспавшиеся и кинулись открывать сундуки.
Голосом полководца на поле брани Жанна командовала:
– Оставьте синее, лазоревое тоже, зеленое не пойдет, белое обязательно… Куда, дура, понесла?! Оставь, говорю! Розовое положи рядом с белым!
Когда платья были отобраны, пришел черед и шелкам.
Подбирая по цвету подходящие к нарядам, Жанна рассуждала вслух:
– У меня на завтра четыре платья. По два рукава – это восемь штук. Так. Более-менее приличных рыцарей на турнире будет около тридцати, значит, двадцать пять минимум.
– Никак у госпожи Жанны помутнение рассудка! – шепнула злая от недосыпа Маргарита нервно хлопающей глазами Аньес. – С чего это она так уверена, что господа ринутся за ее рукавами, словно за пасхальными булочками?
Тем временем Жанна закончила расчеты и приказала:
– К синему и лазоревому – по три пары рукавов, к белому и розовому – по четыре. Отправляйтесь наверх и пока работу не закончите, чтобы ни одна и носа не смела высунуть! И никому не открывайте, кто бы не стучал!
– А госпоже Изабелле? – пискнула испуганная Аньес.
– Матушке – в первую очередь! – отрезала Жанна. – Молчите, словно вас и нет!
– Да мы же с голоду помрем! – заявила хмурая Маргарита.
– Не помрете! Обед тетушка Франсуаза вам принесет. А я приду с ней и проверю, заслужили вы его или нет. Да смотрите мне! Чтобы швы были аккуратными, а к платьям приметывайте на самый тонкий шелк, чтобы сразу отрывалось, не как у дурочки Бланки!
Камеристки, взяв в охапку платья и ткани, понуро побрели наверх.
Весь день насмарку – и это когда в замке актеры! Ну не подло?!!
– А что это за дурочка Бланка? – тихонько спросила Жаккетта у Аньес.
– Да в прошлом году был большой турнир в Бордо. А эта Бланка поздно узнала, и ей не успели рукава специальные сделать, над какими мы сейчас до утра пластаться будем. А платье, мне потом ихняя кухарка говорила, ей из бабушкиного перешили. Шелк-то поизветшал за столько лет. Стала она избраннику рукав отрывать, да с рукавом весь перед и оторви! Вот смеху-то было!
Но сейчас девушкам было не до смеха.
Маргарита с ожесточением кромсала шелка и парчу, кроя заготовки. Жаккетта крупными стежками сметывала, а Аньес, Шарлотта и Бриджитта в три иглы стачивали рукава. Но все равно дело двигалось очень медленно.
– Когда настроения нет, так хоть не берись… – Шарлотта со вздохом стала вставлять новую нитку в иглу. – Сегодня даже пальцы как чужие! Так мы и за три дня не управимся. Везет же Анне-Мари: сегодня она госпожу Изабеллу утром оденет и до вечера свободна…
Маргарита вырезала последний рукав и с яростью шваркнула ножницы о каменный пол.
– Мы – как каторжники на галерах!!! Тех хоть за преступления взяли, а нас за что?! Я есть хочу, провалиться им всем со своим турниром! Вон уже к завтраку трубили[8]…
– Вот погоди, скоро хозяйка заявится и скажет, что наша работа никуда не годится. Она явно что-то задумала, видели, как из глаз молнии бьют? – «утешила» ее Шарлотта, с пятой попытки попав ниткой в ушко.
