Елена Раскина - Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица
Елизавета сняла с шеи крестильный крестик, и Евдокия, скрепляя клятву, прикоснулась к нему губами. Цесаревна отодвинулась от Петрушиной двери, дала Евдокии пройти, но на пороге царицу перехватил Остерман:
– К нему нельзя. Император без памяти.
– Отойди, Андрей Иванович. Мой час пришел, – она сказала это так торжественно и решительно, с такой правотой и силой, что Остерман не посмел перечить. – Уйдите все, я сама с Петрушей останусь.
Присев у постели мальчика, она долго еще что-то шептала, и от каждого звука, слетавшего с бабушкиных уст, мальчику, казалось, становилось легче дышать, и теплел, наполнялся негой и лаской воздух. И лишь когда гримаса страдания, как маска приросшая к лицу Петруши, сменилась радостной, освобожденной улыбкой, Евдокия Федоровна позволила изнывавшему в ожидании Остерману под руки вывести себя из покоев внука. Она сделала главное и теперь могла скорбеть в одиночестве.
Глава третья
Смерть юного императора
Смерть юного императора Петра II стала для Елизаветы катастрофой. Раньше она, как могла, использовала страстную привязанность Петруши – его желание всегда быть рядом с ней, идти рука об руку по скользким дорогам жизни – будь-то дворцовый паркет или осенние поля, по которым они носились верхом, пьянея от свободы и молодости. Елизавета держала Петрушу на расстоянии: он был для нее мальчиком, подростком, пусть – бесконечно влюбленным в свою красавицу-тетушку, но все-таки ребенком. Цесаревна могла прикоснуться легким, сестринско-материнским поцелуем к его щеке, но никогда бы не коснулась губ обожавшего ее мальчика. А он ждал и таял от восхищения.
После смерти Петруши Елизавета скрылась в Александрове, и там, во время долгих бесцельных прогулок по заснеженным полям в компании Алеши Шубина, вспоминала, как, бывало, смотрел на нее император, как в его улыбке соединялась детская восторженность и юношеская страстность, и как она отвечала на эту улыбку двусмысленными, лукавыми фразами.
– Ты, Лиза, мне как сестра, – любил говорить Петруша, – а может, и больше. Чего хочешь проси – все для тебя сделаю.
И она просила – денег, чтобы возвращать свои бесконечные долги, оплачивать услуги портных и ювелиров и по-прежнему оставаться богиней придворных праздников и приемов. Петруша хотел было поделиться с цесаревной властью, намеревался жениться на своей очаровательной тетушке, но цесаревна отклонила это его предложение, она хотела не власти и высокого положения супруги императора, а лишь свободы и праздничного блеска. И все это влюбленный мальчик охотно предоставлял ей.
Иногда он нарушал их с Елизаветой молчаливое соглашение – деньги и придворный блеск в обмен на возможность хоть иногда побыть с цесаревной, скакать с ней бок о бок по холодным осенним полям, подержать в ладонях ее пухленькую, унизанную перстнями ручку или получить сестринский поцелуй в щеку вместо тех поцелуев и объятий, которые она охотно расточала другим. Как-то, незадолго до обручения юного императора с Екатериной Долгорукой, Петруша заглянул в Александров в компании князя Ивана Долгорукого. Хотел повидаться с цесаревной, которая давно не показывалась в Москве, и, как поговаривали знающие люди, позабыла все на свете в приятной компании ординарца.
Император отчаянно ревновал Елизавету к Шубину, понимая, впрочем, что цесаревна никогда ему ничего не обещала. Но от того ревность не становилась меньше.
Однажды в дождливый осенний день Елизавета сидела дома, прислонившись к плечу Алеши Шубина, и рассеянно слушала слезливый французский роман, к чтению которых с недавних пор испытывала странное пристрастие, как вдруг на пороге появилась Мавра.
– Ваше императорское высочество, – зачастила девица, всегда раздражавшая Шубина, – к вам государь император с князем Долгоруким.
– Чего же ты ждешь, Мавра? Проси немедленно!
Шубин недовольно вздохнул: ему гораздо больше нравилось читать цесаревне французский роман, чем принимать вместе с ней внезапно нагрянувших гостей. Петрушу Алексей всерьез не опасался – он знал, что цесаревна видит в пятнадцатилетнем императоре только ребенка, но развязный красавец Иван Долгорукий давно беспокоил Шубина. Слишком уж недвусмысленные улыбки бросал на Елизавету этот князек! Поэтому Алексей решил присутствовать при разговоре – стал рассеянно перелистывать книгу, дожидаясь незваных гостей.
– Что же ты, Лизанька, совсем нас забыла? – спросил вошедший император. Петруша собирался было броситься навстречу к Лизе, чтобы получить таким образом причитающиеся ему радости – дежурный поцелуй в щеку и радостную улыбку, но, заметив Шубина, который и не думал покидать «поле боя», ограничился этим дежурным вопросом.
Иван Долгорукий, напротив, фамильярно поцеловал ручку цесаревне и заявил, нимало не церемонясь:
– Вам, Елисавет Петровна, в Москву пора…
– Да зачем мне в Москву? – спросила Елизавета, забыв усадить гостей. – Спокойно здесь, и у меня на душе тихо.
– С каких это пор ты, Лиза, покой любить стала? – удивился Петруша. – Раньше, бывало, тебя не унять – все по полям носилась со мной вместе, праздники просила устраивать, фейерверки, а теперь что? Не нужно тебе все это? Нужно ведь – я тебя, сестрица, знаю. Собирайся, душа моя, я за тобой приехал.
– Не поеду я, государь, – твердо ответила цесаревна и ласково, ободряюще улыбнулась Шубину. – Долги мои заплатишь – спасибо, а большего не проси… Нездорова я нынче.
– Откуда ж взяться здоровью, если в сельской глуши себя хоронить? – со смехом спросил Иван Долгорукий. Князь развалился на кушетке, быстро перелистал книгу, которую только что читал Шубин, потом с треском ее захлопнул, раздавив забытый в романе кленовый листок.
– Поедем, Лиза, прошу тебя, – император уже не требовал, а всего лишь просил, но Елизавета и не подумала прислушаться к просьбам влюбленного мальчика.
– Не поеду, государь, – сказала она. – Насовсем не поеду, а в гости загляну. Долги мои заплатишь, Петруша?
– Заплачу, если в гости приедешь, – ответил император, и в голосе его прозвучала такая досада и боль, что Шубину стало невольно жаль мальчика.
– Стало быть, и загляну на пару дней… – ответила цесаревна.
Петруша подошел к ней, растерянно заглянул в глаза, потом робко, нежно прикоснулся к белому, округлому плечу Елисавет Петровны.
– Не обманешь, Лиза? – переспросил он. – Поклянись, что не обманешь!
– Не обману, – ответила цесаревна и скрепила свои слова поцелуем.
От этого быстрого, рассеянного прикосновения к его губам у Петруши чуть было не закружилась голова, а Шубин хотел вмешаться, но Елизавета бросила на своего друга такой недовольный взгляд, что он сдержался, смолчал. Потом император вышел, а князь Долгорукий на минуту задержался, чтобы еще раз поцеловать ручку цесаревны.
– Ты на меня с укором не смотри, ангел, – сказала Елизавета. – Мне деньги нужны, опять всем задолжала, а Петруша долги заплатит и еще денег даст. Придется мне к нему опять в Москву ехать…
Но Елизавете не пришлось ехать в Москву, к Петруше, и долги ее остались неоплаченными. Между цесаревной и влюбленным в нее племянником встала княжна Екатерина Долгорукая, холодная, честолюбивая особа, которая, не колеблясь ни минуты, делала ставку за ставкой в азартной русской игре. Княжна метила в императрицы, но внезапная смерть императора помешала ее честолюбивым планам.
Петрушу хоронили в такой холодный январский день, что москвичи предпочитали сидеть по домам, а не сопровождать гроб юного императора. Немногие проводили мальчика в последний путь – за гробом шел князь Иван Долгорукий, который еще недавно водил мальчика по кабакам и учил его менять любовниц, Евдокия Лопухина, канцлер барон Остерман, невеста – княжна Екатерина и все семейство Долгоруких.
Елизавета на похороны не пришла. Накануне она уехала в Александровскую слободу, чтобы не омрачать свое чувствительное сердце.
Иван Долгорукий не скрывал слез. Гуляка и дебошир, чьи похождения ни для кого не составляли тайны, отчетливо понимал, что удача отвернулась от него.
Когда похоронная процессия проходила мимо дома графов Шереметевых, Иван поднял глаза вверх, к одному из окон – оттуда выглянуло хорошенькое девическое личико, а потом показавшаяся в окне барышня помахала князю рукой. «Наташа! – хотел было крикнуть он. – Наташа!» – но только печально улыбнулся выглянувшей девушке. Это была невеста князя, самая богатая наследница в Российской империи, графиня Наталья Шереметева. Пятнадцатилетняя Наташа без памяти влюбилась в красавца-князя, и родители охотно согласились на ее обручение с другом юного императора.
Обручение Наташа вспоминала, как золотой сон, который развеялся, едва начавшись. На церемонии присутствовала вся императорская фамилия, молодым подарили шесть пудов серебра, не считая золота и бриллиантов. Обручальное кольцо жениха стоило 12 тысяч рублей, кольцо невесты – всего 6 тысяч. Когда красавец-князь надел кольцо на руку Наташе, она зажмурилась от счастья.
