Нора Лофтс - Королева в услужении
Прежде чем ответить, де Ранкон подергал себя за бороду и немного подумал.
— Кровь не сделалась холоднее или жиже, сударыня. Простая осторожность. Крестовый поход — это не просто война. Помимо сражений есть еще другие вещи, которые следует учитывать. Месяцы пути, например, и много всякой всячины, которую я называю политикой.
— И почему же это удерживает их? Условия для всех одинаковые.
— Не совсем так, — ответил он, внимательно взглянув на нее. — Крестоносцы выступают все вместе, как единая армия. Но по пути, естественно, возникают споры, которые нужно улаживать. В подобных ситуациях рыцари каждого отряда обращаются к своему предводителю, рассчитывая через него добиться справедливости. Им нужен представитель, руководитель, способный авторитетно выступить на военном совете. Возьмите, например, меня и Тибольта из Шампаньи… Случись между нами спор относительно места стоянки или очереди к колодцу, чтобы напоить лошадей, кто выступит в защиту моих интересов?
Последние слова он проговорил медленно, со значением. У Альеноры внезапно перехватило дыхание. Если она правильно поняла его мысли, то перед ней открывалась великолепная возможность! Но она уже научилась не делать поспешных выводов.
— Вы верные подданные короля, — заявила она, — такие же, как и Тибольт, и, конечно же, можете рассчитывать…
— Я из Аквитании, — перебил де Ранкон, — и король — мой сеньор, но он француз, как и Тибольт. Поэтому, разумеется, решения всегда будут в пользу Тибольта, — де Ранкон переменил позу. — Я готов принять нынешние условия, но есть другие, которые с этим не согласны. Именно это, а не отсутствие мужества или заботы о святых местах удерживают ваших аквитанцев и пуатийцев!
Не сделал ли он легкий, но недвусмысленный упор на слово «ваших»? Она решила рискнуть.
— Предположим, — сказала она, сдерживая дыхание, — что я отправлюсь в крестовый поход. Предположим, я пообещаю стать во главе моих воинов и представлять их интересы в совете.
— Вы наша герцогиня, — ответил просто де Ранкон. — Они последуют за вами, как пошли бы за вашим отцом.
— Тогда, клянусь всеми святыми, я отправлюсь в поход. В сражении, сударь, вы поведете войска Аквитании, но в остальном я буду служить моим рыцарям всем, чем располагаю: моим положением, моим языком и моим разумом. И даже Бернар де Клерво не сможет обвинить меня в том, что я незаслуженно вмешиваюсь, если я — и только я — смогу привести столько людей для дела, которое так дорого его сердцу.
— И отчего же, — спросил де Ранкон с невинным видом, — придет аббату в голову обвинять вас во вмешательстве? Вы — наша герцогиня, мы — ваши подданные. Выйдя замуж за короля Франции, вы не утратили своих титулов и прав. Он ваш супруг, и мы принимаем его в качестве нашего сеньора, хотя нас, признаться, весьма удивил и выбор, и спешка, но это уже другая история. Бог свидетель, я вовсе не желаю смерти королю, правда, у него очень болезненный вид… Однако предположим, что он умер. В этом случае вы все равно останетесь нашей герцогиней. Король Франции является для нас важной персоной только потому, что он муж нашей повелительницы. Об этом не следует забывать. Однако, знаете ли, есть такие, — де Ранкон внимательно посмотрел на Альенору, желая убедиться в том, какое впечатление произведут его последующие слова. — Я, правда, не принадлежу к их числу, так как знаю, что вы еще молоды, а когда человек молод и влюблен, то делается нетерпеливым и порой легкомысленным. Но есть такие, которые полагают, что, выполняя свой долг перед мужем и государством, вы в какой-то мере пренебрегли своими обязанностями в отношении собственного наследия. Теперь, после вашего решения, — добавил он торопливо, — все поправится.
— Это неправда, что я пренебрегла, — проговорила Альенора медленно. — А правда в том, что Людовик VII всегда был податливым, как мягкая глина, в руках Бернара. Его трудно за это упрекнуть, потому что его отдали в эти руки, очень сильные руки, в возрасте шести лет. Я была камнем в этой глине, поэтому он просто выковырял меня и выбросил, — Альенора улыбнулась, ее глаза заблестели. — Теперь Бернар собирается выступить против сарацин, подобно Давиду против Голиафа, и ему нужны камни для пращи. Сударь, не смогли бы вы отправиться в Аквитанию и рассказать каждому барону, каждому рыцарю, простому воину и лучнику, что я участвую в крестовом походе и призываю их последовать за мной? И что на следующий год к концу великого поста, когда войско соберется в Везеле, я ожидаю, что мои воины числом превзойдут все другие отряды, вместе взятые. Видите ли, — тонкие дуги бровей сошлись на переносице, — я открыто бросаю вызов, Джеффри: бесчисленные мелкие обиды за последние восемь лет страшно уязвили мою гордость. Аббат придет в ярость и захочет вновь оттеснить меня в сторону… Но я не должна предстать перед ним мелким, еле видимым камешком. За мной должна стоять мощная сила. Скажите это всем им.
— Скажу, — ответил де Ранкон. — Непременно скажу.
Кончилась осень, наступила зима. В этом году никто не уделял особого внимания празднованию Рождества: было слишком много других проблем, над которыми приходилось ломать голову.
Вскоре после Рождества аббат Бернар, который страстно проповедовал крестовый поход среди германских князей, вернулся в Париж и имел серьезный разговор с капелланом Одо — единственным человеком на всем белом свете, с которым он мог говорить не таясь и ничего не скрывая.
— Ходят слухи, — сказал аббат, — что королева объявила о своем намерении участвовать в крестовом походе. Вы что-нибудь слышали об этом?
— До меня доходили и слухи, и их опровержения, — ответил Одо. — В Аквитании в это верят, в Париже отрицают. В ваше отсутствие, господин аббат, я держался поближе к королю, как вы и советовали, и когда эти разговоры достигли ушей его величества, я прямо спросил, соответствуют ли они действительности или нет? И он сказал: «Это только ее фантазии. Когда наступит решающий момент, королева поймет, что путь слишком долог и тяжел для женщины. А пока, — заметил король с несвойственной ему рассудительностью, — вера в ее участие подстегивает романтически настроенных рыцарей Аквитании и Пуату». Больше я не касался данного вопроса, не имея от вас соответствующих инструкций на этот счет. Ведь вы покинули Францию до того, как она объявила о своем решении.
— И здесь вы, как всегда, поступили мудро. Воины Аквитании должны собраться и принять обет крестоносцев. В то же время королева ни под каким видом не должна сопровождать короля в Палестину. Правитель Антиохии — ее дядя. Король, как вам известно, легко поддается чужому влиянию, и скоро войском христиан станет командовать князь Антиохский — очень светский человек. Если сарацины потерпят поражение, он припишет себе все заслуги, а это сведет на нет наши многолетние усилия, Одо.
Бернар прервал свою речь, и запавшие глаза на его бледном, изможденном лице засветились фанатизмом, который появлялся всякий раз, когда он читал проповедь.
— Этот крестовый поход, — продолжал аббат, — должен превратиться в триумф христианской веры, а не в торжество Раймонда Антиохского, который в своем попустительстве дошел до того, что позволяет у себя в городе стоять мусульманским мечетям, а христианским рыцарям вступать в брак с нечестивыми сарацинками. Подумать только, Одо!
Голос старого священника дрожал от неподдельного негодования и отвращения.
— Ужасно! — сказал менее потрясенный Одо и, чуть поколебавшись, добавил: — Но если королева будет настаивать?
— Мы не должны ставить короля в трудное положение, — ответил Бернар. — Он еще молод, а она действительно очень красива и умеет убеждать. Однако мне кажется, все можно устроить и без него. Я объявлю во всеуслышание, что ни одной женщине не будет разрешено участвовать в крестовом походе. Я заявлю — и это сущая правда, — что в прошлом многие армии терпели неудачу, потому что воины брали с собой в поход своих жен, дочерей, возлюбленных, которые мешали продвижению, порождали ссоры, заболевали в пути и перегружали обозы своими вещами. В этом крестовом походе не будет ни одной женщины, запрет распространяется и на королеву Франции.
— А как же насчет прачек? — поинтересовался практичный Одо. — Еще ни в одном войске не водился обычай, чтобы боевые рыцари сами стирали свое нижнее белье.
— На этот раз им придется… — легкая улыбка на мгновение мелькнула в запавших глазах. — Если я сделаю исключение для прачек, королева почти наверняка заявит, что готова стирать… и сдержит слово. Она, я уверен, в состоянии добиться успеха в любом деле, и было бы замечательно, если б она занялась тем, чем пристало заниматься только женщине. Как бы то ни было…
И вот в конце великого поста 1146 года, когда крестоносцы собрались в Везеле, чтобы получить благословение аббата и принять из его рук белые кресты, освященные папой римским, рыцари Аквитании, сбившись в кучу, пребывали в состоянии разброда и растерянности. Многие месяцы Джеффри де Ранкон клялся, что герцогиня лично поведет их в крестовый поход, а затем в последние недели Бернар де Клерво объявил, что ни одна женщина — любого звания и положения — не пойдет с армией. Некоторые аквитанцы, заразившись всеобщим энтузиазмом, который охватил христианский Запад, сказали, что раз уж они вооружились и покинули родные места, то отправятся в поход, независимо от того, будет ли в нем участвовать Альенора или нет, но эти были в меньшинстве. Большинство же, не доверяя королю Франции, хотя он и являлся формально их сеньором, заявили, сдабривая свои слова замысловатыми ругательствами, что, если королева останется в Париже, они вернутся домой. Джеффри де Ранкон, уставший от многочисленных вопросов и упреков, которыми осыпали его прибывавшие в лагерь один за другим аквитанские феодалы, откликнувшиеся на его призыв участвовать в походе, направился, в конце концов, к шатру королевы, чтобы переговорить с ней.
