Алексей Домнин - Поход на Югру
Сломай ему шею.
Пусть пойдет кровь у него изо рта.
Пусть пойдет кровь у него из носа.
Сломай ему хребет.
Убей!
Убей!
Убей!
— Убей! Убей! Убей! — повторяли воины и тыкали копьями в снег.
Савка страшился подумать о том, что должно случиться. Он ни о чем старался не думать. Разве он виновен, что так запутала его жизнь. Люди запутали. Только один человек понял бы — сынишка Тишата. Если не загиб он еще от хворобы, сверлящей кости.
Тревожно прислушивались новгородцы к игрищу и песням за частоколом. Слишком долго князек собирает дань. Охватывало отчаяние.
Наконец от югорского посла прибыли послы, теперь двое и без даров. Старого Ваха с ними не было.
— Дань приготовлена, — сказали послы, — князек приглашает лучших людей в гости. Просит не брать оружия — на пиру оно не понадобится.
Яков и еще десять воинов ушли с послами в городище. Рыжего Ждана везли на лыжах, как на санках. Он сжал зубы, чтобы не стонать.
У дома князя полукругом у костра на жестких лосиных шкурах сидели князек и старшины. Новгородцам показали место напротив. И только они присели, югры кинулись на них и скрутили всем руки.
Шаманка Тайша подолгу смотрела в глаза каждому и хохотала.
— Зачем ты пришел? — подступил к Якову князек. Он сутулился, будто хотел боднуть Якова. Вах переводил.
— За данью, — удивился Яков.
— Почему мы должны отдать тебе наше добро?
— Не мне — Новгороду. Не своею волей мы пришли. Мы — его люди. И за каждый волосок, что упадет с нашей головы, ты ответишь ему.
— Русь, Югра — равные братья. Югра не платит дань, — закричал князек.
Яков ничего не ответил. Только показал на рыжего Ждана.
— Его не троньте. Он не виноват перед вами ни в чем.
— Что он говорит? — спросил Ждана князек.
Ждан промолчал.
— Он говорит, что рыжий их привел, — сказал Вах. — Это правда, рыжий?
Ждан не ответил.
В стан новгородцев снова прибыл посол. Один. Он сказал, что мужи новгородские пируют со старейшинами и приказали еще тридцати воинам спешно идти в город за данью. Оружие брать не велено.
Другим утром тот же посол, улыбаясь, объяснял новгородцам: запировали их товарищи.
И еще двадцать воинов были приняты в городище.
Они шли сквозь тесный молчаливый строй югров.
Впереди шагал Омеля. Шагал широко, уперев руки в бока.
Остальные едва за ним поспевали.
Вдруг югры расступились. Омеля почувствовал удар в плечо, удивленно покосился — из него торчала стрела. Он вырвал ее. Увидел как рядом упал воин, словно подвернув ногу. Второй, третий…
Омеля, взревев зверем, выхватил кол и взмахнул им над головой. Югры отпрянули, побежали. Он гнался за ними с поднятым колом. И вдруг остановился. Он увидел Савку. Они встретились взглядами.
Омеля не сразу сообразил, что это Савка. Откуда он здесь?
Савка юркнул за дом, за спины югров.
— К войску! — отчаянно крикнул кто-то из новгородцев.
— К войску! — заорал Омеля.
Размахивая колом, он кинулся к воротам и с маху высадил их плечом.
Вдогонку бегущим ушкуйникам взметнулись стрелы.
В стан новгородцев добежал Зашиба Волос. Он перекрестился и упал на снег. На брови у него запеклась кровь.
— Измена, — прошептал он и вдруг завопил тонко и отчаянно: — Спасайтесь!
Омеля очнулся ночью. Ему привиделось, что он в жаркой бане и в полушубке в ней сидеть нестерпимо. Он стал сбрасывать полушубок и очнулся от боли.
Перемигивались низкие звезды. Омеля не мог понять, где он. Вспомнил Савку. И подумал: «Замерзаю».
На глаза наливалась дремота и не хотелось шевелиться. Свинцовая тяжесть была в затылке, ныла нога и бок. Из него торчала стрела. Омеля выдернул ее с мясом. И побрел, зажимая рану.
Ему казалось, что идет он очень долго. Где-то лаяли собаки, шумели люди.
Омеля поднял голову.
На взгорье маячила зубчатая стена частокола.
…Югры торжествовали победу.
К костру перед домом князька привели белого коня и привязали к столбу. Он стоял копытами в серебряных блюдах. Его забили и пили теплую кровь, хлестнувшую фонтаном из шеи. Подали Савке в голубой чаше. Он с омерзением отстранил чашу и вдруг увидел, что она тоже серебряная, с чеканной фигурой птицы. Он взял чашу и выпил кровь.
— Ты друг, — хлопал его по плечу князек. — Что желаешь, бери. Соболей бери, все бери. Югра дружбу платит.
Савка показал на чашу.
Князек покачал головой.
— Шкурки бери. Святой металл — нет. Это — светлый металл Торума, смотрящего за людьми.
Он показал на небо.
Савка подумал: «У них вроде нашего: есть в церкви казна, да не твоя. Поцелуешь позолоту на иконе и облизнешься».
Князек велел привести Якова и рыжего Ждана. Их и еще девять лучших мужей новгородских держали в плену в тесном лабазе. Князек не хотел больше крови. Он отпустит новгородцев. Они должны рассказать в своей земле, что югры смелы, сильны и не будут никому платить дань. Руки Якова были перекручены узкими острыми ремнями. Вокруг него боязливо щетинились югорские копья.
— Войско ушло. И ты иди, — сказал князек Якову. — И этот пусть уходит, — указал он на Ждана.
— Мне некуда идти, — ответил рыжий. Он еле стоял, держась за плечо. Яков взглянул исподлобья на князька и увидел рядом с ним Савку. Тот был в югорской одежде с монетами на груди. Яков рванулся, в грудь ему уперлись копья. Савка попятился.
— Кровь наша на тебе, Савка, — тихо сказал Яков.
— Это друг, — обнял Савку князек.
— Не отпускай Якова, — в отчаянии зашептал ему Савка. — Он соберет в Новгороде новое войско и вернется.
Князек отмахнулся: воевать — доля черных людей, а сильные должны уважать друг друга. Пусть уходит Яков Прокшич.
— Я сделал для тебя добро, — задергал Савка князька за рукав. — Теперь ты сделай для меня. Убей Якова.
Шаманка Тайша сощурилась и захохотала.
— Последнюю волю исполни — покажи золотого бога, — попросил Яков.
Князек подумал и кивнул.
Яков, сын кривого Прокши, был убит. В дальней пещере у ног золотой бабы с монетами вместо глаз. Остальные девять пленников и рыжий Ждан были отпущены.
Савка заторопился в дорогу. Князек его не удерживал.
Прошел в городище слух: какой-то огромный русский бродит ночью вокруг жилищ, губит людей и коней, не дает проходу никому. И будто ростом он выше кедра, а глаза у него, как два костра. Югры накрепко закрывались на ночь и даже собак держали в домах. Кое-кто нашептывал, что от Савки пришла такая напасть.
Но князек не хотел слушать наветы. Савка принес ему победу, он наградит и проводит Савку с почестью. По его наказу несли югры серебро — чаши и блюда затейливой восточной чеканки. Несли меха: куньи, соболиные, рысьи, беличьи. Валили и валили к ногам Савки. Тот жадно хватал их, шкурки мягко скользили меж пальцев — темные, пятнистые, дымчатые.
Вдруг Савке показалось, что шелестят они: «Кровь наша на тебе… Кровь наша на тебе…»
Савка отшатнулся.
Ночью он не спал. В доме было темно. В углу кто-то шелестел. Савка в ужасе прижался к стене и сжимал рукоятку ножа. Его трясло, было трудно дышать, грудь сдавил холод.
Казалось, невидимые тени подкрадывались к Савке.
— Кто здесь, кто? — закричал он.
Было тихо. Тени неслышно двигались. Двигались на Савку. Они были вокруг, они тянули к нему руки.
— Предатель, — прошептал кто-то из угла.
— Прочь! — завопил Савка.
Он обезумел от страха: метался, бил ножом воздух. А тени плотней и плотней сходились вокруг него. Весь дом полон ими. Савка распахнул дверь. За ним на четвереньках выполз окровавленный человек. Лунный луч упал ему на лицо, и Савка узнал рыжего Ждана. Савка метнул в него нож и помчался по дороге.
Ему казалось, что рыжий гонится за ним.
Сверкали его глаза. Глаза Якова, глаза Омели.
Ночь ревела и крутилась.
Ревели звезды, ревела земля.
Савка выбежал за город и отпрянул назад. Перед ним стоял Омеля. Стало тихо-тихо. Только шумное дыхание Савки было похоже на шелест льда. Омеля вдруг начал расти, расплываться. Ледяная рука схватила Савкино сердце и сжимала сильней и сильней. Он отчаянно закричал и рухнул.
Омеля не склонился над Савкиным телом. Он плюнул и пошел прочь.
Было тихо. Темнела зубчатая стена частокола…
* * *Спутаны на земле дороги. Протоптали их люди. Пути племен и народов ищи по могильникам, именам рек и погостов. И по легендам. Мертвые первыми обживают новые земли. За ними идут живые.
…Сказывают, закружил леший черноглазую красавицу Дню. Отворачивал скалы, хвастая золотыми ручьями и алмазными речками, рассекал молнией землю, показывая озера черного масла и башни белого мрамора и зеленого малахита. У него были длинные до ступней руки и волосатое лицо с оттопыренными ушами. Пожелал лесной хозяин, чтобы стала Дия его женой. Девушка не могла сказать слова и только трясла головой: «Нет, ни за что».