Дэвид Чейни - Мастер меча
Нии-Доно не могла сдержаться. Выбежав из-за ширмы, она мгновенно оказалась у изголовья супруга.
– Это будет сделано! Я уже составила план. Еще до конца недели твои самураи добудут голову Йоши.
– Тогда я доволен, – сказал Кийомори, и веки его сомкнулись.
Родные Первого министра на миг замерли. Через некоторое время под плач своей главной жены и сыновей, вытиравших слезы рукавами, Кийомори невнятно произнес:
– Пошлите за священниками.
Глава 7
Следующие несколько часов были заполнены отчаянными попытками священников изгнать злую силу, овладевшую Кийомори. Они полагали, что эта сила вошла в него, когда он подставил свое тело вредоносным весенним сквознякам.
Дзитин, настоятель храма Энряку-дзи, прибывший с горы Хией, объявил ошибочными действия лекарей. Он зажег благовония во всех углах комнаты, наполнив ее клубами ароматного дыма.
– Врачи лечили князя Кийомори от избытка «инь», но только ухудшили его состояние, ибо больной страдает от слишком сильного потока «янь». Чтобы привести в равновесие «чи» князя, мы должны применить иглоукалывание.
Однако болезненные ожоги на каждом из двенадцати каналов «чи» еще не зажили, и, когда настоятель попытался вонзить иглы, Кийомори забился в судорогах.
Священник изменил решение:
– Причина болезни – злой дух, и очень сильный. Возможно, это дух монаха Сайко, которого убил Кийомори. Нам придется бороться с этим духом при помощи йоримаши.
Эта новость дошла до Кийомори сквозь окутывавшее его покрывало боли, он взвыл, словно грешник в аду, Спина больного изогнулась как древко лука, зубы застучали, губы побелели от напряжения.
– Амида Будда Ниорай! – закричал умирающий, умоляя о пощаде.
Кийомори знал: из-за того, что он когда-то приказал пытать и обезглавить монаха Сайко, он не может ждать милости от Эммы-О и его приближенных.
Однако настоятель велел подготовиться к обряду. Монахи принесли рис и соль, рассыпав их во всех углах дома. Послали за йоримаши – женщиной-медиумом, которая должна была принять злого духа в свое тело, когда заклинания и молитвы настоятеля изгонят его из больного.
Затем настоятель воззвал к грозному синтоистскому богу Фудо, обещавшему своим последователям продлить жизни каждого из них.
– Продли дни нашего горячо любимого властелина на обещанный тобой срок. Он всегда искренне почитал тебя! Окажи, о Фудо, божественную милость своему поклоннику!
В покоях умирающего курились благовония. Теперь настоятель мог читать сутры. Ждали йоримаши.
Она пришла слишком поздно.
Дух Кийомори скользнул в преддверие загробного мира. Теперь его судьба была в руках десяти небесных судей.
Эта новость молнией разлетелась по Рокухаре. Слуги рыдали и царапали себе грудь. Куда им теперь идти? Самураи застыли с окаменевшими лицами. Того из них, кто будет изгнан из поместья, жизнь будет жестоко бросать во все стороны, как бурные воды реки Камо подбрасывают цветочные лепестки. Только подростки из особой охраны горевали искренне, не думая о себе: они были фанатически преданы великому Кийомори. Непрошеные слезы выступали на глазах у воинов в красном, и во взорах бойцов горело одно желание – отплатить тому, кто был причиной болезни их господина.
Нии-Доно вызвали из северного крыла дома. Шимеко шла за ней следом, бесстрастно слушая приказы, которые госпожа отдавала священникам, самураям и слугам. На взгляд постороннего, Нии-Доно полностью владела собой. Никто не мог бы догадаться, что за маской из белой пудры, покрывавшей лицо, скрывалась горечь утраты. Что бы ни вытворял Кийомори, Нии-Доно никогда не переставала его любить.
Настоятель Дзитин принимал ее указания, печально склонив голову, Он так и не сумел спасти самого могущественного человека в Японии. Скорбно вздыхая, монах заявил:
– Светский священник Дзёкай, известный Тайра Кийомори, должен быть похоронен с величием, соответствующим его положению.
– Мой супруг просил о скромной кремации своих останков, – сказала Нии-Доно. – Но мы бы нарушили приличия, если бы не отметили достойно его вклад в дела этого мира и не призвали бы благородное население страны заступиться за него перед десятью судьями Эммы-О. Поэтому я поручаю вам подготовить такие похороны, которые обеспечат моему супругу место в Западном раю.
– Да будет так, – торжественно ответил Дзитин.
Согласно этому решению, в тот же вечер тело Кийомори было перенесено в храм, где его обмыли горячей водой и завернули в чистое белое полотно. Затем покойного переместили в главный зал, где облачили в полный придворный наряд. Одежды выбрала Нии-Доно: темно-красное верхнее платье, под ним полный набор белых и персиково-розовых нижних сорочек. Церемониальные мечи были заткнуты за пояс-оби, на голову князя водрузили шапочку-эбоши, привязав ее белыми лентами. Умершего усадили в квадратный золотой гроб так, что голова его разместилась между колен – в почтительном поклоне. Для поддержки покойник был обложен мешочками с киноварью. В ногах Кийомори лежало серебро – плата за проезд в Западный рай. Священники опрыскали покойника ароматическими маслами и набросили на него белое льняное покрывало. Затем крышка гроба была опущена и саркофаг опечатали под чтение сутр и потрескивание благовонных свечей.
Три сына Кийомори и Нии-Доно собрались вокруг гроба, чтобы до утра молить богов заступиться за отца перед потусторонними судьями.
Прибыл Го-Ширакава в окружении придворных. В его свите не было охранников в красном: смерть Кийомори освободила императора от докучливой стражи. Он поднялся по ступеням храма один.
– Я приношу меру серебра в связи с кончиной моего дорогого друга и соотечественника, – скорбно произнес император. Но из-под опущенных век его блеснул лукавый огонек.
– Мы принимаем этот дар с тем же чувством, с которым он приносится, – отразила удар Нии-Доно.
Шигехира, самый агрессивный из сыновей Кийомори, вмешался в разговор:
– Вместо того чтобы приносить дары, вы могли бы проявить уважение к отцу, совершив правосудие над Йоритомо и его прислужником Йоши.
– Всему свой срок, молодой человек, – ответил император-отшельник. – Для суда над каждым человеком нужно подходящее время и подходящее место. Имперский совет проследит, чтобы те, кто заслуживает награды или наказания, получили должное.
– Но глава Совета – я, – в голосе Мунемори звучали шипящие нотки. – Мой отец сказал…
Го-Ширакава прервал его презрительным взмахом руки.
– Ваш отец умер. Нам нужно принять много решений. Будущее может принести много перемен и неожиданностей всем.
– Князья-самураи поддержат меня.
– Возможно.
Го-Ширакава оскорбительно повернулся к Мунемори спиной.
Наследник Кийомори был ошеломлен. Его нос покраснел, глаза затуманились. Шигехира, увидев страдания брата, выступил вперед.
– За нами стоят самураи Рокухары и стражники особой охраны. Они поддержат отца даже мертвого. Могут произойти неожиданности, которые даже такая царственная особа, как вы, не сумеет предвидеть.
Нами присутствовала на похоронной церемонии вместе со старой императрицей Кен-Шунмон-ин. Молодая женщина ощутила напряженность обстановки, как только прибыла во дворец. Фрейлины двора нервничали. Возле храма придворных дам оттеснили монахи-воины. Императрица принесла дань уважения умершему одна. Молодые охранники в красном стояли у каждой двери. Дамы не знали, как быть. Они чувствовали себя пленницами.
Перед церемонией Нами попросили дать совет, как одеться императрице. Молодая женщина предложила выбрать приличествующие случаю траурные цвета, но Кен-Шунмон-ин поступила по-своему. Она надела платье темно-фиолетовое с узором из багряной парчи, а под ним восемь нижних юбок коралловых и темно-бордовых оттенков. Ярко-красная подкладка празднично светилась из широких рукавов верхних одежд… Когда императрица делала шаг, ее шелковое облачение шуршало, как ветер в лесу криптомерии.
Нии-Доно проглотила скрытое оскорбление, и, хотя императрица поднесла ей дорогие подарки, лицо вдовы Первого министра оставалось неподвижным.
Нами явилась на церемонию в трауре, который она подчеркнуто носила со дня смерти князя Чикары. Тревога, охватившая свиту императрицы, передалась и ей. Молодая женщина чувствовала себя неуютно в присутствии суровых монахов, а густой запах благовоний вызывал тошноту. И когда императрица, вернувшись, повела свою свиту к каретам, у Нами словно тяжесть спала с души.
После отъезда императрицы стали появляться поодиночке или по двое чиновники высших разрядов. Они приносили цветы, благовония, серебро и сладости. Каждый читал сутру и произносил слова соболезнования.
Они прибыли в храм в час тигра – примерно в четыре утра. Советникам низших классов сообщили, что их охотно примут после тех, кто имеет более высокий статус. Йоши и Хироми привязали лошадей за стеной храма, поправили одежду и вошли в ворота, но неожиданно столкнулись с отрядом особой охраны.
