Юрий Борев - Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах

Сталин был Крошкой Цахесом, который помножил экономический потенциал страны на талант её народа и сделал это своим достоянием. Талант композитора Шостаковича или прозаика Алексея Толстого, певца Лемешева или танцовщицы Лепешинской, физика Капицы или лётчика Громова как бы становился гранью личности Сталина — лучшего друга советских композиторов, писателей, учёных, лётчиков… Так тщедушный рябой старик с прокуренными усами стал богом, повелевающим всеми, и все славили бога: «Спасибо товарищу Сталину!» К счастью, чарам приходит конец не только в сказках.

НАСЛЕДНИКИ СТАЛИНА

Бурбоны ничего не забыли и ничему не научились.

В 1974 году один мой знакомый спросил у Вячеслава Молотова:

— Как вы относились к ситуации, сложившейся после XIX съезда? Ваша жена была арестована, вас не ввели в Бюро Президиума ЦК, Сталин сказал о ваших бухаринских ошибках конца 30-х годов. Видимо, вас ждал арест.

Молотов сухо ответил:

— Революции без жертв не бывает. Лес рубят — щепки летят.

— Жертвы революции — это люди, погибшие от рук врагов, погибшие от рук своих — это жертвы произвола.

Молотов повторил:

— Революции без жертв не бывает. В 1937 году Сталин сделал великое дело — уничтожил 5-ю колонну.

Фанатик — человек, удваивающий усилия в борьбе, когда цель борьбы потеряна.

Маленький мальчик спрашивает у матери, показывая на пароход: «Мама, кто такой Сергей Есенин?»

Вмешивается боцман: «Откуда твоя мама может знать, что „Сергей Есенин“ — это бывший „Лазарь Каганович“?»

В 1989 году последний из могикан сталинского окружения Лазарь Каганович сказал: «Сталину не хватило десяти — пятнадцати лет, чтобы привести наш народ и всё человечество к полному и окончательному благоденствию».

В начале 60-х годов в театр пришёл давно поверженный Молотов. И всё же администратор суетится, старается прислужить и спрашивает: «Скажите, а Лазарь Моисеевич к нам не собирается?»

Кагановича комично выбросили из памяти истории: издали указ о переименовании Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича в Метрополитен имени В. И. Ленина в связи с тем, что в Ленинграде построено метро, которое названо именем Ленина. Имя Кагановича дали станции «Охотный ряд», которую затем переименовали в «Проспект Маркса».

В семидесятых годах Пантелеймон Пономаренко был не у дел, по крайней мере, не у больших. Его кабинет украшали два бюста Сталина, одна скульптура и один портрет в полный рост в форме генералиссимуса. В таком окружении жил этот человек, который больше всех ненавидел Берия, чуть не посадившего его, и Хрущёва, сместившего его с высоких постов: он был министром культуры и выступал с антисталинскими речами, а закончил в 1962 году послом в Голландии. Там он слишком рьяно пытался вернуть пару, попросившую политического убежища: самолично вступил в рукопашную с невозвращенцами и полицией, что никак не соответствует статусу посла, — и вынужден был уйти на пенсию.

Матвей Шкирятов был одной из немногих узких щёлок, сквозь которые осуществлялась связь Сталина с внешним миром. После смерти Сталина Шкирятов сжёг все оставшиеся после него бумаги и ушёл на пенсию. Если его расспрашивали о репрессиях или выражали сожаление об уничтоженных документах, он либо отмалчивался, либо говорил: «Так партия велела». Шкирятов пережил своего хозяина лишь на три года.

В 30-х годах Рудольф Хмельницкий был адъютантом Ворошилова. Когда после смерти Сталина, уже в чине генерала, он заходил к Ворошилову, тот наливал по рюмочке и доверительно предлагал:

«Выпьем за товарища Сталина».

Старый советский дипломат сказал в 1978 году: «Нам нужен новый Сталин, чтобы справиться с диссидентами».

В начале брежневского периода в Грузии происходило какое-то литературное действо. Закончилось оно застольем. Тамадой был секретарь республики по идеологии. Он предложил тост за Сталина. Встала Белла Ахмадулина, сняла туфли, швырнула их в тамаду и босиком ушла из зала.

Во время поминок по своей матери, на которых присутствовало много генералов и маршалов, скульптор Вучетич поднял тост за помин великого человека — Сталина. Воцарилась тишина. Жена Вучетича сказала: «Вот так всегда, на этом месте возникает неопределённость». Встал писатель Василий Сухаревич и сказал: «Никакой неопределённости нет. Я пью за постановление ЦК о культе личности, которое внесло ясность в эту проблему».

Хожу вдоль забора ближней дачи через четверть века после смерти Сталина. Зелёный деревянный забор почти в три человеческих роста. Некоторые доски прогнили. Странно, что вождь так боялся за свою драгоценную жизнь и прятался за деревянным забором. Система охраны основывалась не столько на технической, сколько на живой силе — солдаты, заставы… Что на этой даче сейчас — не совсем понятно. Какая-то жизнь, скрытая и жалкая. Дорожки пусты. Вечерами вдоль них горят фонари. В глубине огоньки дома. Со стороны шоссе прочный забор, железные ворота, большое помещение пропускной службы — всё зелёного цвета. К этой собственно сталинской территории примыкает столь же обширная и тоже огороженная забором другая — здесь располагались охрана и обслуга, казармы для солдат, домики для офицеров, ангары для маленьких танкеток, гаражи. Можно было держать серьёзную и длительную оборону. Между этой зоной и забором сталинской дачи буферная территория — лесополоса и небольшая речушка, через которую переброшен мост. Ходить сюда не имели права даже охранники, только те, что шли в наряд, или обслуга, идущая на дежурство.

Прямо на дачу Сталина из Москвы была когда-то секретно подведена одноколейная ветка метро. Эта линия так и не включена в систему коммуникаций, и люди ездят в отдалённый район Матвеевское в переполненных автобусах.

Иду вдоль забора, заглядываю в щели, встречаю какого-то человека, вероятно, служителя, который, кажется, собирается в нарушение святых распорядков лезть через пролом в заборе. Спрашиваю, притворяясь незнающим что там такое? Незнакомец бурчит: «Гуляешь здесь и гуляй». Бывшую территорию для охраны окружает новый железобетонный забор. Новый век, новая техника отгораживания от мира. Там спецбольница для второстепенных работников какого-то высокого ведомства. У главного входа стоит милиционер и работает бюро пропусков, но есть и неохраняемые входы, и я порой забредаю на эту заповедную и действительно удобную для прогулок территорию.

Фарисейство как политическая повседневность возникло в нашей стране со Сталиным. В отличие от Гитлера, не скрывавшего своих чудовищных намерений — установить господство истинных арийцев, превратить славян в рабов, уничтожить евреев и так далее, Сталин обещал: «Мы не дадим крови нашего Бухарчика» — и убивал его; определял, что за антисемитизм полагается расстрел, — и раздувал космополитическую кампанию; провозглашал равенство всех — и высылал целые народы; заверял, что сын за отца не отвечает, — и сажал детей в лагеря… Вирус фарисейства вошёл в плоть и кровь и соратников, и наследников, и даже противников Сталина.

ПОТОМКИ И ИХ СУДЬБЫ

Сын за отца не отвечает.

Яблоко далеко от яблони не катится.

Выйдя из лагеря после смерти Сталина, сын погибшего политического деятеля Томского женился на Светлане. Они вместе учились в школе, и их связывала взаимная симпа-тия. Однако не прошло и полугода, как Томский бросил Светлану, сказав, что женился только для того, чтобы отомстить за своего отца.

Говорят, после смерти Сталина от него осталось две смены белья, пара сапог и несколько кителей — всего на сумму шестьдесят рублей по теперешнему курсу и деньгами четыре рубля сорок копеек.

Существует слух, что у Сталина был огромный капитал в швейцарском банке. Первый взнос он сделал якобы ещё в 1926 году, во время голода в Поволжье. Говорят, Светлана была как-то приобщена к этим деньгам: то ли владела шифром, то ли значилась наследницей. По ходатайству Косыгина ей было разрешено поехать в Индию хоронить на родину мужа-индуса. Из Индии она бежала в Америку и перед этим наведалась в Швейцарию. Вряд ли она решилась бы эмигрировать без денег.

Покинув родину, Светлана создала для репутации отца необратимую ситуацию. По законам Сталина, эмиграция — предательство и он, отец, отвечает за предательство дочери.