Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца
Лаура не знала, каким святым молиться, и вдруг вечером перед ужином появился Жюно, как раз когда все они играли в шары. Он был срочно вызван и немедленно прилетел, желая узнать, что понадобилось от него обожаемому генералу и консулу. К своему изумлению, он не получил никаких приказаний.
Более того, кумир смотрел на него волком, готовясь разнести наглеца, посмевшего пренебречь своими служебными обязанностями. Но тут, к удивлению Лауры, вмешалась Жозефина.
– Мы садимся за стол через несколько минут, – сказала она. – Ты же не отошлешь назад бедного мальчика, который совсем недавно женился… Представляю себе, как он голоден. Прояви понимание, Бонапарт[7], и подари ему эту ночь!
Каролина и мадам Летиция присоединились к ее просьбе, и первый консул вынужден был сложить оружие и сменить гнев на милость. Однако, поймав Лауру и заведя ее в уголок между арфой Жозефины и шелковыми занавесами окна, Наполеон прошептал:
– Так вот это кто – чертенок в юбке – затеял сегодняшнюю комедию! Не вздумайте отрицать, но запомните: вы мне за нее заплатите.
Лаура улыбнулась не без легкого лукавства и чуть-чуть присела, изображая реверанс.
– Я счастлива, что вы так хорошо меня понимаете… ваше величество!
– Извольте помолчать. И с чего вдруг такое обращение? Кто научил?
– Оно витает в воздухе! Но первым, конечно, Жюно. Вся Франция едина в своем желании: уцелевшие после революции поняли, что бархат и атлас носить приятнее, чем засаленные куртки, особенно когда речь идет о троне.
– А вы, чертенок в юбке, что об этом думаете?
– Думаю, мраморному лицу Цезаря подойдет золотая корона из лавров. Золотых лавров, – ответила она, сделав реверанс.
– А что скажет Жюно? Вы не забыли, что он солдат Республики?
– Жюно? Он предан вам душой и телом, готов воздвигнуть вам алтарь в соборе Парижской Богоматери и первым зажечь свечу.
– Неужели? Придется мне поразмыслить над этим. Что не мешает вам, мадам генеральша, оставаться чертенком в юбке!
Вспомнив разговор с Наполеоном, Лаура невольно улыбнулась, а муж, не подозревая о ее мыслях, счел улыбку долгожданным согласием.
– Ну, наконец-то! Я тебя обожаю! Собирайся скорее! Через полчаса выезжаем. Какое счастье, что в Париже у тебя есть все необходимое!.. Все-таки речь идет о семейном ужине!
– И что? Ты хочешь, чтобы я умерла из-за какого-то все-таки семейного ужина? Напрасно, мой друг. Поскольку ночью я не сомкнула глаз, то прошу тебя броситься к ногам их величеств и сказать, что, боясь упасть по дороге, заснуть за ужином, я предпочла остаться дома. А завтра, надеюсь, я буду в силах принести им мои сожаления, извинения и все, что захочешь. А сейчас я сплю!
Она взбила подушки, вернув им соблазнительную пышность, уютно устроилась среди них, натянула одеяло, повернулась к мужу спиной и вздохнула:
– Господи! Как же хорошо! А ты хотел тащить меня в Сен-Клу! Скажи, что я плохо себя чувствую… И поторопись!
Жюно замер, как громом пораженный.
– Лаура! Ты не сделаешь этого!
– Чего этого? – полюбопытствовала она, не оборачиваясь.
– Не откажешься от приглашения поужинать в кругу императорской семьи!
– Откажусь. Я совершенно обессилена. Как только почувствую себя лучше, приеду и извинюсь, я же тебе сказала! Но сегодня от меня ждать нечего. И закрой дверь, когда будешь уходить.
Лаура замерла, задержав дыхание. Как поступит Жюно?
Ни единого движения. Тишина. И тяжелое, бычье сопение. Но вот он принял решение, вскочил и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Несколько минут спустя конский топот сообщил Лауре, что супруг уехал. Разумеется, в ярости, но какое это имело значение? Он успокоится. И она тоже. Но сейчас, когда гнев и обида душили ее, она и представить себе не могла, как в придворном платье преклонит колени перед ее императорским высочеством Каролиной, чьи гербы на карете еще не высохли от краски! И это высочество с наслаждением будет лицезреть униженное положение соперницы. Лаура представила себе наглую усмешку Каролины и вспыхнула: нет, нет и еще раз нет! Тысячу раз нет!
Она почувствовала прилив энергии и привстала. И все-таки она вынудила Жюно считаться со своим мнением – так пусть он теперь и портит себе кровь! Ее к постели никто не приковывал! Она проведет чудесный день с графом де Нарбонном… И своим главным садовником. Уже несколько дней она думала, как переделать цветники и партеры, а у Нарбонна столько вкуса! А потом они отправятся на прогулку с крошкой Наполеоном и дочками, эти дни она уделяла им так мало внимания!
Лаура собиралась уже позвонить горничной и велеть ей приготовить себе ванну и холодное обтирание, которое так хорошо успокаивает нервы, и тут услышала деликатный стук в дверь.
– Входи! Я как раз собиралась позвать тебя, – сказала Лаура, не сомневаясь, что увидит Аделину, но в дверь просунулась голова де Нарбонна.
– А-а, вы уже встали, – с удовлетворением произнес он. – Могу я просить вас уделить мне несколько минут?
Лаура ответила нежнейшей улыбкой:
– С радостью! Вы мне так нужны сейчас!
– Не уверен, что спустя пять минут вы будете мне точно так же рады.
– Вы знаете, что для меня вы всегда желанный гость!
– И мои советы тоже всегда желанны?
– Я всегда готова их выслушать, – улыбнулась Лаура и указала де Нарбонну на красивое кресло из красного дерева, обитое золотистым шелком.
– Совет мой короток: милая моя Лаура, нельзя, чтобы Жюно поехал в Сен-Клу один!
– Почему? Я имею право болеть.
– В театре Варьете весь Париж восхищался вашей элегантностью и блеском. И если вас не увидят у императора, который празднует свое победоносное возвращение, знаете, что скажут?
– И что же, по-вашему, скажут?
– Те, кто знает, что происходит, скажут, что вы боитесь сравнения с Каролиной. Те, кто не знает, скажут, что вы пренебрегаете приглашением императора, а ведь вся Франция и весь Париж восторженно рукоплещут герою, который привез мир.
Улыбка сползла с лица молодой женщины.
– И все хотят, чтобы «он подзадержался», как выразилась ее императорское высочество Мадам Мать.
– Не забывайте, что и вы принадлежите к императорскому дому! А будучи супругой губернатора Парижа, вы олицетворяете собой высшее общество столицы. Имеет ли право столь высокопоставленная особа отказать в блеске своей красоты герою, вернувшемуся не только в ореоле побед, но и ставшему вестником мира?
– Вы хотите, чтобы я взяла свои слова обратно и в глазах супруга выглядела как болонка, которая покапризничала и которую снова можно водить на поводке?
– Тише, тише! Вы меня не поняли. Я не говорю, что вы должны ехать вместе с супругом. Вы можете приехать одна и даже опоздать.
– Опоздать? Разве вы не знаете, сколько длятся любые императорские ужины? Не дольше четверти часа. Едва вы отведали паштет из гусиной печенки, как уже должны героически обжигаться кофе. Это в случае, если император следует общепринятому порядку. Но он может начать с сыров и потребовать суп вместе со сладостями.
– И на здоровье! Ваш неожиданный приезд порадует и его, и остальных. Но поезжайте с подарком, от имени города, чьей посланницей вы будете. И, конечно же, вы должны быть ослепительны!
– Ослепительной быть нетрудно, – ответила Лаура без лишней скромности. – А вот подарок…
– Я подумаю, что бы это могло быть. А вы позаботьтесь о своей красоте.
Словно драгоценность на бархате ларца, замок Сен-Клу на зелени партера, спускавшегося террасами к Сене, радовал взгляд. Благодаря своим садам, цветникам и фонтанам это загородное поместье императора было, без всякого сомнения, самым волшебным. Быть может, благодаря нотке женственной томности, которая так его украшала. Здесь не было ослепительного блеска и величия классического Версаля, замок казался даже заброшенным – именно таково было желание императора – и впечатлял призрачным напоминанием о своем былом сиянии, померкшем, когда его наполовину разграбил гневный и яростный народ. Замок стоял надгробным памятником Великого века, и, когда Наполеон искал одиночества, он чаще всего выбирал Большой Трианон, а для галантных a parte[8] павильон Бютар, находившийся неподалеку.
Император больше всего любил Сен-Клу, точно так же, как и его первый хозяин. Его построил непредсказуемый Месье, брат Людовика XIV, склонявшийся скорее к женственности, чем к мужественности, что не мешало ему отважно воевать, одаренный удивительным даром декоратора и утонченным вкусом. Сен-Клу был его любимой резиденцией, а в Париже он обожал Пале-Рояль и замок Виллер-Коттере. Один бог знает, сколько этот принц приложил усилий, чтобы достичь столь чудесных результатов! При всей своей изнеженности он не гнушался сам участвовать в стройке. Когда разбивали сады, он надевал на туфли сабо, рабочую блузу, а на голову соломенную шляпу, так как был обладателем тонкой нежной кожи, и отправлялся руководить работой садовников. Точно так же следил он и за внутренней отделкой, доверив великому Миньяру роспись плафонов. Но с Миньяром он беседовал уже не в сабо, а в туфлях на высоких красных каблуках. Месье был маленького роста и каблуки носил не только подчиняясь веяниям моды.