Иван Басаргин - Дикие пчелы
– Все так, как вы говорите: и зверь есть, и рыба… Переселяйтесь, земли хватит, была б сила.
– Быстро не выйдет, потому как сюда шли пешком два года да отсель придется столько же. Знать, придем к вам годов через пять-шесть. Правда, есть сказ, что чугунку сюда ведут. Коли проведут, то быстрее прибудем.
– А что здесь родит? – спросил Вальков.
– А что посадишь, то и родит, хошь арбуз, хошь дыня, тыква, помидор. Да здесь хошь кол вбей в землю, и тот родит. Что там кол – сухая оглобля через год даст листочки, – хохотнул Бережнов. – Земли здесь добрые, жирные, солнца – по-за глаза. Научитесь рыбачить, охотничать – и пойдет у вас дело.
Пока Бережнов вел беседу с ходоками, Исак Лагутин с Карпом Таракановым подняли народ на ноги, чтобы убить ходоков и закрыть другим сюда тропы.
– Стара, корми ходоков, чтой-то меня на улицу кличут, – потянулся Бережнов к окну. – Что тут у вас? Вы что, ополоумели? Убить ходоков? Кто эту смуту затеял? Карп и Исак. Кнут, подайте мне кнут! Тут епитимья не поможет тем, кто не хочет понять дела.
И засвистела скоро плеть, начала оплетать широкие спины непонятливых раскольников.
– Наши дети с тобой, Исак, побратимы, – гремел Бережнов и что есть силы сек супротивника. – Потому и бью тебя сильнее, чтобы понимал мою дипломатию. Ходоки сказывают, что ведут сюда чугунку, – тогда повалит народ, а вы! Вот тебе еще по разику, и вона с моих глаз!
– Верно, большак, – одобрил дед Михайло. – Думал, ты так дураком и останешься, а у тя просветление ума. Не убивать, а звать надо сюда люд расейский…
– Макар и Исак, вы поутру проводите ходоков за перевал! Вы за них в ответе. Вняли? Я знаю тебя, Макар Сидорович, ты умен и кровопролития не позволишь. Исак же пойдет, чтобы познал души ходоков. Познает, то и полюбит. Все! Расходись.
Исак Лагутин было рванулся, чтобы выхватить кол из поскотины, но его тут же окружили братья Бережновы. Евсей тихо сказал:
– Не кипятись. Жамкну – и нет тебя. Ты силен, мне тожить силы не занимать. Брат верно вас рассудил. Иди выспись.
Тарабанов отбежал на десяток шагов:
– Наставник меняет кожу, как змея, пора дать ему под зад коленом! Торскнуть его мало! Раньше у нас такого не бывало.
Тарабанова сзади схватил Фотей-борец, легко закрутил руки назад и подвел к брату-наставнику.
– Вот что, Карло, я уже тебя наказал. Но ты не внял. Дальше своей колокольни не видишь. Или запамятовал? Так вот тебе на память! – влепил затрещину Тарабанову Степан. Тот покатился по муравистой поляне. – Так будет со всяким, кто пойдет супротив моих слов. Сходом такие дела решать не буду. Говорю, надо, значит – надо. Реку вспять не повернуть, старого не вернуть. Всем по домам, завтра снова работа.
– Добре, сынок, добре, – поддержал наставника дед Михайло. – Повоевали – и будя. Пора жить миром. Обрастать друзьями, а не врагами.
Карп Маркелыч Тарабанов давно точил зуб на Бережновых. Давно рвался к власти, к богатству. Но сильны Бережновы, не вырвать власть из их рук. Не дают богатеть, приказывают жить ровно, как все. Совет решил, если кто убьет гиляка, тому смерть. А Тарабанов хотел жить широко, привольно. Но на пути стоял этот страшный человек, которому ничего не стоило поднять руку на сына, если он пойдет против отца.
Исак же Лагутин во всем был покорен большаку, не перечил, но на этот раз взбунтовал, и все потому, что в драке мирские убили его отца, которого он очень любил. Молча перенес побои наставника, так же молча проводит за перевал ходоков Нет, он их не тронет, не посмеет пойти против воли братии, воли большака.
3
Канул в Лету первый год двадцатого века. Пришла весна. Весело гудела тайга. Ветер гнал по склонам сопок листовую метель, наметал в распадках листовые сугробы, сбивал с кедров оставшиеся шишки. Долины подернулись робкой зеленью. Сюда весна приходит раньше, чем в сопки. Уже пустили клейкие листочки черемуха, тополь, верба. На кочках появилась трава. Лишь не спешит в весну дуб-раскоряка, которого и пять человек не обхватят: видел он орды Чингисхана, что саранчой шли по этой земле. Он рос возле древнего городища, который порушили монголы, убив жителей, уведя в полон мастеров, красивых девушек. Ограбили землю. Земля без народа – пустыня.
Тренькали на все голоса пичуги, тянулись на север, тревожно погогатывали последние стаи гусей, курлычащие журавли спешили в свои гнездовья.
Весело, уже по-летнему звенели ключи, речки. Тоже славили весну, как славил ее теплый ветерок и все живущее в тайге.
По склону сопки шаркающей походкой шел старик Алексей Тинфур, потомок великих удэге. Нет, он не славил весну, не улыбался ей. Он сел на валежину и глубоко задумался. А думать ему было о чем. Шестьдесят пять лет, а он остался одиноким…
Алексей Тинфур двадцать лет назад бежал из этого края, который теперь назывался Ольгинским уездом, где сорок пять лет прожил. Здесь должны быть друзья, они могут его приютить. Но он шел сюда не для приюта, он шел мстить тем, кто оставил его одиноким.
Кратко история его жизни такова: шестьдесят два года назад пришел в этот край богатый каторжник, который хотел через море убежать в Америку. Да так и осел среди доверчивого народа удэге. Усыновил мальчонку, чтобы не было скучно, дал ему русское имя. Алексей прожил с Иваном двадцать лет. Научился говорить по-русски. В 1854 году Ивана убил шаман, назвав его колдуном, который пришел сюда, чтобы уничтожить всех удэге. Шамана задрала тигрица-людоедка. Зло было наказано. В 1855 году пришли русские переселенцы. Большим другом Алексея стал Андрей Силов. Он тоже был из беглых. В 1880 году его снова хотели отправить на каторгу. Произошел бой с казаками, жандармского исправника убил Алексей Тинфур, но смертельно ранили Андрея. Тинфур поклялся мстить людям в погонах. Он женился на гольдячке. Было у него трое детей. Жили они в такой глуши, что, казалось, туда никто не придет. Но этой весной пришли хунхузы. Тинфур был на охоте. Гольдов напоили огненной водой, затем всех зарезали. Вернулся Тинфур с охоты, когда уже дотлевали головешки их чумов, валялись полуобгоревшие тела. Как смог, так и похоронил. Бросился по следам хунхузов. Догнал их на перевале. Они спокойно спали у костров. Отомстил за детей, жену, друзей, но остался в полном одиночестве. Зачем жить?…
О Тинфуре-Ламазе, Тинфуре-Тигре знала уже вся тайга, хотя сам Ламаза не ведал, что его имя в страхе упоминают враги, с надеждой – друзья. Друзья просили духа гор, чтобы он во всем помогал Ламазе, отводил бы от него пули врагов. Враги же слали проклятия на голову Тинфуру-Ламазе и молили духа гор убить его.
Тинфур шел по своей земле, шел по земле своих отцов. Здесь каждая сопочка, каждый ключик были ему родными.
Вышел на таежный тракт – подался назад: он еще никогда не видел в этом краю такой широкой тропы, такой ровной.
С юга пылила тройка. Тинфура-Ламазу заметили. Кучер натянул вожжи, закричал:
– Эй! Ты чей будешь?
– Ваш буду, чей же больше! Я – Алексей Тинфур.
– Тинфур! – крикнул пассажир, который сидел в бричке, молодо выпрыгнул и бросился к Тинфуру. Облапил его как медведь.
– Тебе… тебе чего? – отбивался Тинфур.
– Алексей Тинфурович, как я рад, что снова вижу тебя. Я – Иван Пятышин.
– Андрея сын? Ой, какой большой стал!
Два человека, плотный пермяк и маленький удэгеец, топтались на тракте, будто исполняли одним им ведомый танец. Выдохлись, сели на дорогу. Пятышин тронул кудрявую бородку, посмотрел на Тинфура: постарел, усох, жидкая косичка болталась за спиной, бороденка стала еще реже.
Алексей Тинфур-Ламаза вспомнил маленького Ваньку, побочного сына Андрея Силона, который стоял у могильной ограды и волчонком смотрел на людей.
– Кто такую широкую тропу построил? – спросил Тинфур-Ламаза.
– Я построил, – ответил Иван.
– Большой голова должна быть, если ты такую тропу построил.
– Учился в городе. Теперь других учу.
Иван Пятышин окончил коммерческое училище во Владивостоке, теперь был строителем дорог, почтовых станций. Закончил строительство тележного тракта от бухты Святая Ольга до Владивостока, но от этого не стал богаче. Едва сводил концы с концами. Собирался заняться заготовкой дров для города и военного поста. Может быть, на дровах поправит свои дела…
– Далеко ли путь держишь, Тинфур-Ламаза?
– Иду в Ольгу, хочу сказать приставу, что плохо он стережет землю. Еще надо зайти поклониться Андрею. Может, кого из друзей встречу.
– В Ольгу не ходи, у нас новый пристав после Харченко – Баулин, хапуга и дурак, не поймет он тебя…
– Худо, когда начальник нечестный человек. Совсем честный был человек Харченко.
Пристав Харченко правил в этом краю двадцать лет без малого, но, когда вопреки приказу был убит его друг Андрей, он застрелился. Много лет отдал он таежным людям, как мог защищал их, помогал им. Пришел он сюда не ради наживы, а ради процветания края, как пришло много честных людей в эту глухомань, чтобы «ставить» здесь Россию.
