Природа хрупких вещей - Сьюзан Мейсснер

Я закрываю ладонью рот, чтобы подавить тошноту, а Логан безжалостно продолжает:

— Мне известно, что после этого его выгнали из дома, и он несколько лет колесил по западу страны, осваивая искусство втираться в доверие к порядочным людям. Мне известно, что в годы скитаний он собирал свидетельства о рождении и смерти, а потом с их помощью выдавал себя за разных людей. Мне известно, что его настоящее имя вовсе не Мартин Хокинг, а Клайд Мерриман.

Логан делает паузу, видя, что я силюсь осмыслить услышанную информацию. Кажется, что в комнате вообще нечем дышать. У меня от страха кружится голова.

— Я не знала, — шепчу я, ощущая во рту вкус желчи.

— Конечно.

Логан снова выжидает, чтобы полностью завладеть моим вниманием.

— Вы, очевидно, не догадывались, что человек, известный вам как Мартин Хокинг, давно находится в поле нашего зрения, — продолжает он спустя несколько секунд. — Знаю, что у вас нет золота Белинды. Знаю, в какую лабораторию приносил на анализ золото Клайд Мерриман. Знаю, под каким именем он обналичивал золото. Знаю, что в одном из банков Сан-Франциско он арендовал ячейку, в которой хранит вырученную сумму. Знаю, что он — изверг, убивший по меньшей мере десять человек.

— Десять человек? — охаю я. Мартин погубил десять человек. Десять!

— Увы. Боюсь, что так.

Мы с Белиндой могли стать его следующими жертвами — одиннадцатой и двенадцатой. Запросто. Я зажмуриваюсь, чтобы побороть навернувшиеся на глаза жгучие слезы. Две слезинки все равно выкатываются. Легкие под платьем и корсетом вздуваются. Я не в силах унять заходившую ходуном грудь. Должен же Логан понимать, что я ничего об этом не знала.

— Ужас! — выдыхаю я.

— Да, ужас, — соглашается маршал. — Как я уже говорил, он — изверг. Но я — слуга закона, а не собственного мнения, и, как бы я ни относился к Клайду Мерриману, это не имеет значения. Важно то, что можно доказать в суде. А у меня больше подозрений, чем неопровержимых улик. Так что, возможно, вы оказали человечеству услугу, если его постигло несчастье и если вы та, за кого себя выдаете.

— Та, — подтверждаю я, но голос у меня неубедительный и писклявый, как у ребенка.

— Как скажете. Но у меня проблема. — Он открывает папку, достает из нее какой-то документ и пододвигает по столу ко мне.

Это копия свидетельства о смерти некой Софи Клэр Велан из графства Даун в Ирландии.

Зрение внезапно затуманивается, комната колышется, все вокруг качается, как в то утро, когда я ощутила подземный толчок.

— Где вы это взяли? — словно со стороны слышу я свой голос.

— Я же объяснял. Этот человек давно находится у нас в разработке. Мы проверяем его деятельность. Все, чем он занимался и занимается. Проверяем женщин, с которыми он вступает в брак. Проследить ваш иммиграционный путь не составило труда. Вы покинули Ирландию под именем Софи Велан. Приобрели паспорт по свидетельству о рождении Софи Велан. Но вы не Софи Велан. Софи Велан умерла.

— Что вам от меня нужно? — едва слышно спрашиваю я.

— Мне нужна правда, — отвечает Логан.

— Всей правды я не могу рассказать, — тихо говорю я, зажмурившись. Не могу. Не могу.

— Можете. И расскажете. — Жесткие слова, но произнесены они мягким тоном, словно он подбадривает меня открыть ему то, что он хочет услышать.

Я разжимаю веки.

Логан смотрит на меня более благосклонно, нежели в первые минуты допроса. Словно он больше не служитель закона, а я — не подозреваемая соучастница преступлений. Мы — два человека, которые знают, что на свете есть жестокие мерзавцы, которым удается избежать наказания.

Но я молчу.

Логан показывает на свидетельство о смерти, что лежит на столе между нами.

— Софи Велан — ваша сестра. Она была на год и три месяца моложе вас и в возрасте трех лет скончалась от лихорадки. Под ее именем вы и покинули Ирландию. Я хочу знать, что вас на это толкнуло?

Значит, ему ничего не известно. Не известно. В его толстой папке нет документов, объясняющих, почему я выдаю себя за свою сестру. Мне хочется зажать ладонями уши, чтобы вытеснить из сознания его вопрос и заглушить рев страха, но я не могу пошевелить руками.

Что мне ему ответить? Какую правдоподобную сказку сочинить, чтобы удовлетворить его любопытство? Какую выдумать историю, чтобы она прозвучала достоверно и сохранила мне свободу?

Что сказать?

В голове — ни одной стоящей мысли. Ни одной!

Я не отвечаю, и тогда Логан достает из папки еще один документ, который он снова пододвигает ко мне. Я смежаю веки, чтобы не видеть его. Логан молча ждет. Очевидно, рассчитывает, что я все-таки взгляну.

И не ошибается. Я открываю глаза. Передо мной — копия свидетельства о рождении Сиэши Коллин Велан.

Копия моего свидетельства о рождении.

— Где вы это взяли? — шепотом спрашиваю я.

— Это документ из открытых архивов, куда любой имеет доступ.

Логан извлекает еще один документ. Потом еще один. И еще.

Свидетельство о браке Сиэши Велан и Колма Макгоу.

Свидетельство о смерти маленькой дочери Колма и Сиэши Макгоу, родившейся раньше положенного срока.

Свидетельство о смерти Колма Макгоу, скончавшегося за три месяца до того, как я эмигрировала в Америку. Причина смерти? Утопление в результате несчастного случая.

— Я отправил письменный запрос об обстоятельствах гибели Колма Макгоу, скончавшегося в результате утопления, в органы власти графства Даун. По почте я получил ответ, в котором говорилось, что его смерть была признана несчастным случаем, но у его родственников возникли сомнения на этот счет. Он находился не в море; его лодка была пришвартована у причала, когда он упал за борт. Плавать он умел. Полиция хотела побеседовать с его вдовой, но она уехала вскоре после похорон, и с тех пор там ее никто не видел.

Я лишь смотрю на документ, лежащий передо мной. По щекам моим катятся слезы.

Кэт.

Моя девочка. Я не оправдала ее надежд.

Логан ждет, и я наконец поднимаю на него глаза.

— Здесь, в этой комнате, только вы и я, — говорит он. — Миссис Филдинг сейчас с нами нет. Убедите меня в том, что я могу вас отпустить. Это ваш единственный шанс, другого не будет. Расскажите правду.

Глава 31

О младшей сестренке у меня сохранились лишь скудные обрывки воспоминаний, неясные и призрачные, как рассеивающийся дым. Мне было четыре года, когда болезнь отняла у нас Софи. Я помню,