На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин
По обычаю ланнов мужчины протягивали им открытую ладонь, женщины и девушки проходили мимо не останавливаясь.
— Уну, жена Вила и мать Ола, которую мой сын называет Риа, — говорил Грано.
Пожилая женщина шла во главе большой семьи, состоящей из сыновей, дочерей, зятьев, невесток и внуков, — Ирги, старейшина Рослых Людей!
Ирги напомнил Галу Сухого Лу: он тоже был худощав, а в его узловатых мускулах угадывалась огромная сила.
Ирги коснулся руки Гала, заглянул ему в глаза и удовлетворенно улыбнулся, встретив воина, равного ему по силе, мужеству и мудрости, а Гал безошибочно определил, что Ирги неутомим в походе, осмотрителен на охоте, бесстрашен в битве, незаменим у костра совета.
— Инг, дочь Ирги!
Инг прошла мимо, бросив на Эри шаловливый взгляд синих, как небо, глаз. Светлые волнистые волосы, свободно рассыпавшиеся за спиной, подчеркивали совершенство линий ее тела.
Радостное волнение захлестнуло Эри, и Туин отступила куда-то в небытие, будто ее и не было.
Гал тоже давно не переживал такой радости, как теперь. Он нашел у Синего озера и сородичей, и женщин-ланнов. Женщины были немолоды, но от них пошла жизнестойкая поросль двух племен — как он сам, как Риа.
Возбуждение Рослых Людей, вызванное встречей с Галом и Эри, понемногу улеглось. Племя продолжило прерванные дела. Только старейшины остались на месте, обсуждая редкий случай. Мало кому из людей удавалось на своем веку увидеть такое: чтобы ребенок, которого считали навсегда потерянным, не только выжил вдали от племени, но и через много лет — уже могучим воином, отцом воинов-сыновей — вернулся домой. О таком случае следовало почаще напоминать молодым людям у праздничных костров: пусть не забывают, что человек способен победить зло, даже если он окажется вдали от соплеменников; пусть сын Грано и Лоэ расскажет у вечернего костра о своих скитаниях по земле.
* * *
Вечером Рослые Люди собрались вокруг центрального костра. От родовых костров сюда принесли обжаренные туши, печеную рыбу, глиняные сосуды с вареным мясом, присыпанным острыми приправами.
Ужин начался по знаку старейшины Грано.
Ланны подивились бы этой трапезе: здесь не было обособленных групп — было единое племя, в котором торжествовали великодушие, согласие, такт. Мужчины уступали первенство женщинам, детям и друг другу, никто не стремился схватить кусок покрупнее. Пищи хватало всем, каждый мог взять себе, что хотел. Рыбу брали руками, а мясо — заостренными рогаточками-вилками и ложками, вырезанными из дерева или рога быка. Ели неторопливо, мясо и рыбу запивали родниковой водой. После ужина все плотнее уселись вокруг костра и приготовились слушать Гала.
Он говорил три вечера подряд. Он рассказал о том, что заставило ланнов покинуть светлые леса и поселиться на берегу Дуа; рассказал о жизни ланнов, о событиях, предшествовавших бегству Гала и Риа из племени, о невзгодах, выпавших изгнанникам; рассказал о плавании по Дуа, о Душных лесах, о саванне, о Шу, о Соленой воде, поглотившей его младших детей, о горных вершинах, упирающихся в небо, о солнечных долинах, где бегут прозрачные ручьи, о высокогорных лугах и озерах, о ледяных полях и снежных обвалах; рассказал о людях, с которыми встречался во время странствий, о чудовищах, живущих во мраке душных лесов, в водах мутных рек и в глубинах соленого моря; рассказал о битвах с хищниками и о битвах животных между собой; рассказал о Великой засухе, умертвившей саванну, о ливнях, превращающих реки и ручьи в огромные озера, оволнах огня, бегущих по земле, о снежных лавинах и каменных осыпях, о тучах чако, подобно смерчу пронесшихся по степи; рассказал о таинственных рисунках, оставленных на камнях неведомыми людьми…
Когда он кончил говорить, была глубокая ночь. Звезды над головой пели свои вечные песни, с озера доносились всплески рыб, в лесу обеспокоенно перекликались птицы.
— Мой сын вел себя достойно великого воина, — проговорил Грано.
— Гал много видел, много узнал, он мудр, как великий вождь, — добавил второй старейшина.
— У Гала твердая рука, смелое сердце и ясный разум, — заключил третий.
Остальные старейшины одобрили то, что сказали эти трое.
Потом все воины один за другим прошли мимо Гала. В левой руке у них было копье или палица, а правую они поднимали в знак приветствия: они выражали свое уважение к нему и его семье и признавали в нем великого воина и мудрого старейшину.
* * *
Три дня и три ночи Гал и Эри прожили на берегу Синего озера, наслаждаясь непривычным для них покоем и знакомясь с бытом Рослых Людей.
Родовые общины в деревне не смешивались — у каждой были свои хижины, свои старейшины, свои костры. Родичи во всем следовали обычаям своего рода, строго соблюдаемым старейшинами. Обычаи имели силу закона и распространялись на быт и занятия общины, а она была для человека и домом, и высшей властью, и хранительницей жизненного опыта. Община решительно защищала каждого своего члена от любых посягательств на него извне, если сам он не нарушал ее законов, но она с недоверием и враждебностью относилась к тем, кто стремился жить и мыслить вопреки родовым обычаям. Такие люди неизбежно вступали в конфликт со старейшинами, потом с родом в целом и в конце концов или изгонялись из общины, или сами покидали ее.
Власть рода над человеком ослабевала лишь там, где начиналось действие законов племени.
Каждый вечер старейшины родов собирались вместе у костра Совета, чтобы обменяться впечатлениями минувшего дня и решить, что предпринять завтра, — снарядить ли в лес бортников за липовым медом, послать ли женщин и подростков за ягодами, отлавливать ли лещей на ближних отмелях, пополнять ли запасы мяса и соли… Дел у племени много — каждому роду в отдельности вряд ли управиться с ними вовремя, а сообща родовые общины успевали сделать все. С этой целью создавались сводные отряды — они состояли из представителей всех родов и предназначались для общеплеменных заготовок пищи, которая потом распределялась между общинами.
Сводные отряды следовали уже законам племени, опирающимся на законы родов, но стоящим над ними. Вступив в сводный отряд, люди на время покидали круг близких родственников, оказывались на виду у всего племени, и, хотя они не переставали сознавать себя членами своей родовой общины, обязанными прежде всего заботиться об интересах сородичей, у них появлялась некоторая свобода воли, возможность проявить себя лучше других —
