Шапи Казиев - Крах тирана
Муса-Гаджи помолчал, будто раздумывая над предложением шаха, а затем склонил голову и обреченно произнес:
– Я согласен.
– Окажите почет этому герою! – обрадовано приказал Надир-шах. – И окружите заботой его невесту, пока мы не отпразднуем в горах их свадьбу.
Муса-Гаджи, склонив голову в показной покорности, говорил себе:
– На этой кукле пусть женится кто угодно, хоть сам шах. А я женюсь на своей Фирузе. Но сначала заведу каджаров в Аймакинское ущелье, где наши люди встретят их так, что небо зарыдет от ужаса, который обрушится на врага.
Глава 77
Утром из цитадели раздался пушечный выстрел, означавший, что войска великого падишаха выступают в поход. Все вокруг пришло в движение. Зазвучали полковые трубы, забили литавры и барабаны. Открылись все Дербентские ворота, и полки, стоявшие за южными стенами Дербента, двинулись под своими знаменами через город. Встревоженные жители Дербента закрывали двери и ставни своих домов. Нищим, попадавшимся на их пути, воины шаха бросали мелкие монеты и просили за них молиться. Одни поднимали брошенные монеты, другие просили всевышнего стереть с лица земли эти облаченные в сияющие доспехи полчища. Выйдя через северные ворота, полки выстроились в огромную колонну в ожидании обозов и своих главных командиров.
Оружейник Юсуф забрал свои инструменты, запер лавку, и они с Ширали поспешили к ближайшим от цитадели воротам Джарчикапы. Там они надеялись увидеть Мусу-Гаджи и убедиться, что их замысел начинает осуществляться.
Вскоре отворились главные ворота цитадели, и к городу начал спускаться небольшой отряд. Это ехали военачальники со своими свитами. Когда они приблизились к воротам Джарчикапы, Ширали увидел Мусу-Гаджи. Он исхудал и осунулся после перенесенных истязаний, но взгляд его был тверд и решителен. Муса-Гаджи ехал позади военачальников на хорошей лошади в сопровождении двух свирепого вида гвардейцев. Когда Муса-Гаджи подъехал почти к самым воротам, Ширали выскочил вперед и, потрясая своим посохом, воскликнул:
– О Аллах! Даруй же победу неустрашимым воинам!
Муса-Гаджи оглянулся, узнал Ширали, едва заметно кивнул ему и провел руками по бороде.
– Амин! – отозвались каджары, полагая, что нищий призывает всевышнего помочь именно им.
Но кое-кто в этом усомнился. Это был Лала-баши. Он явился сюда, чтобы своим несчастным видом воззвать к милосердию падишаха. Но Надир-шах почему-то не появлялся, зато бывший главный евнух узнал и Мусу-Гаджи, и Ширали и приметил, как они заговорщически переглянулись.
– Тут что-то нечисто! – пронеслось в голове многоопытного Лала-баши. – Заговор! И если я его раскрою, падишах простит своего преданного раба!
Лала-баши выступил вперед и, указывая одной рукой на Ширали, а другой – на Мусу-Гаджи, хотел прокричать: «Измена!». Но в пылу верноподданнического усердия Лала-баши позабыл, что у него нет языка. И бывший евнух только невнятно хрипел, страшно вращая глазами.
Никто не понимал, что нужно этому несчастному, а стражники кричали ему свое:
– Дурбаш! Удались!
Будто желая помочь восстановить порядок, Ширали ткнул евнуха своим посохом. Но Лала-баши не хотел сдаваться так легко. С нечеловеческой силой он вырвал у Ширали посох, переломил его о колено и хотел уже навалиться на Ширали своим грузным телом, как вдруг почувствовал болезненный укус. Змейка, выскользнув из переломленного посоха, ужалила евнуха в шею. Евнух замер, ловя ртом воздух, и медленно опустился на землю. Стражники, которым было не до нищего толстяка, отпихнули его подальше, и порядок был восстановлен.
Тем временем Ширали и Юсуф проскользнули в ворота и спешили покинуть Дербент. В рощице их ждал сын Юсуфа с оседланными лошадьми. И вскоре трое всадников понеслись в сторону гор. Им было что сообщить тем, на кого двинулась огромная армия. Придворный, чинивший пистолет у Юсуфа, приходил снова, приглашая его в поход, где услуги Юсуфа могли очень пригодиться. Но он отказался, сославшись на старые годы и слабое здоровье. Зато Юсуфу стало точно известно, что один отряд пойдет на Хунзах через Тарковское шамхальство, Мехтулинское ханство и Аймакинское ущелье, а другой во главе с самим Надиром двинется с другой стороны – через Южный Дагестан и Кази-Кумухское ханство, где он уже бывал.
Надир-шах наблюдал за выступлением войск с зубчатой стены цитадели. Он верил в своих прославленных военачальников и несокрушимость их полков. Лютф-Али-хан, Гайдар-бек и Фет-Али-хан не раз доказывали, что умеют воевать и побеждать. А с таким надежным, знающим проводником они должны были внезапно обрушиться на Хунзах, к которому уже подойдет с другой стороны победоносное войско самого Надира.
На следующий день выступил из Дербента и сам Надир-шах.
По заведенному порядку впереди шел авангард, за ним везли на повозках шатры и кухню шаха. На верблюдах, увешанных колокольчиками и флажками, сидели музыканты, оглашая окрестности грохотом литавр и звуками труб. Потом следовала артиллерия, тяжелая и легкая, за ней тянулись нескончаемые отряды кавалерии и пехоты.
Шах ехал окруженный телохранителями и свитой, в которой оказался и Шахман. В поход с Надир-шахом отправился и Калушкин, исполняя свои обязанности резидента при дворе шаха. Сен-Жермен был оставлен в Дербенте достраивать дворец, в котором Надир предполагал отпраздновать свою великую по беду.
Шах двигался на юг, на соединение с главными своими силами, стянутыми из Персии, Азербайджана, Грузии и других мест. Собрав эти войска в единый кулак, Надир-шах собирался пройти через земли табасаранцев, лезгин, рутульцев и агулов, обрушиться на Кази-Кумух, а затем и на андалалцев, если те не сочтут за лучшее покориться. Тогда и Хунзах, зажатый с двух сторон армиями Надира, будет обречен. Воображение Надира уже рисовало ему, как весь Дагестан падет к ногам великого шаха, рожденного царем вселенной, как было выбито на его золотых монетах. И как эти упрямцы, гордо величающие себя свободными горцами, будут молить его о пощаде и отдадут ему не только Фирузу, но и все остальное.
Глава 78
Когда Ширали, передаваемый кунаками харбукцев от аулу к аулу, добрался до Согратля, караульные встретили его настороженно. Он не был похож на горца. Небритая, как у других, голова и непривычная одежда наводили на мысль, что это мог быть шахский лазутчик. Но Ширали прибыл открыто, не прячась, и попросил встречи с главой общества.
Оказалось, что это невозможно, потому что Пир-Мухаммад находился на Большом совете Андалала, проходившем, как обычно, в урочище Руккладух неподалеку от Чоха.
– У меня важные новости, – настаивал Ширали.
– У нас тут решаются дела поважнее, – отвечали караульные.
– Придется подождать.
– Я друг вашего Мусы-Гаджи, – добавил Ширали.
– Мусы-Гаджи? – не поверили караульные.
– Разве он не погиб?
– Он жив. И я знаю, где он, – убеждал их Ширали.
Караульные озадаченно переглянулись:
– Жив?
– Если ты его друг, будь нашим гостем. А когда аксакалы вернутся…
– Тогда хотя бы передайте Фирузе, что Муса-Гаджи не погиб, – попросил Ширали.
– Фирузе? – изумились караульные.
– Ты и ее знаешь?
– Мы спасали ее вместе с Мусой-Гаджи, – сказал Ширали.
– Значит, и Фируза тебя знает?
– Конечно, – улыбнулся Ширали. – Я ее брат перед Аллахом.
– Так и быть, – решили караульные. – Мы отведем тебя в их дом.
Один из караульных пожал руку Ширали и повел его за собой.
У дома их встретил Мухаммад-Гази, правивший на точиле свою саблю. Караульный поздоровался с аксакалом и кивнул на Ширали.
– Этот человек утверждает, что спасал с Мусой-Гаджи твою дочь.
Мухаммад-Гази вгляделся в незнакомца, о котором рассказывали ему кунаки-харбукцы, привезшие Фирузу, пожал гостю руку и спросил:
– Ты – тот самый туркмен?
– Да, уважаемый, – кивнул Ширали.
– Ширали! – раздался вдруг радостный голос Фирузы.
Она возвращалась от родника с кувшином воды и сразу узнала своего спасителя.
– Фируза! – заулыбался Ширали, а затем вспомнил то, чего Фируза ждала больше всего: – Муса-Гаджи жив!
– Жив! – воскликнула Фируза, роняя кувшин.
Но Ширали не дал ему упасть, отпил воды и поставил кувшин у стены дома.
– Где же он? Что с ним? – взволнованно спрашивала Фируза, стараясь взять себя руки.
Горянке не полагалось так волноваться о мужчине, который еще не стал ее мужем.
– Ты его видел? – спросил Мухаммад-Гази. – Хотя чего же мы тут стоим, пойдем в дом.
Пока Ширали рассказывал все, что случилось с Мусой-Гаджи, слезы сострадания на лице Фирузы сменялись слезами радости. А Мухаммад-Гази лишь качал головой, представляя, через что пришлось пройти его будущему зятю.
– А когда одно из двух войск Надир-шаха двинулось в поход, Муса-Гаджи ехал с ними, – закончил рассказ Ширали. – Я видел это собственными глазами. И он подал мне знак, что сделает все, как нужно.
