К. У. Гортнер - Клятва королевы

Я помедлила, надеясь, что мне не придется заявлять об очевидном: казна не в состоянии поддержать столь амбициозные планы — по крайней мере, пока не закончится война.

Он обреченно вздохнул:

— Вполне ожидаемо. За рубежом вас прославляют как дальновидную королеву воинов, которая силой одной лишь своей воли принесет могущество когда-то осажденной со всех сторон нации. — Он помолчал, глядя на пляшущие снежинки. — Однако некоторые предупреждали меня, что ваша дальновидность не простирается за пределы королевства.

Я коротко рассмеялась, хотя его замечание больно меня укололо.

— Слухи меня никогда не интересовали.

Он повернулся ко мне, не говоря ни слова, и у меня возникло непреодолимое желание заполнить возникшую паузу.

— Однако те, кто меня критикует, не могут понять поставленных мною целей. На самом деле, хотя мало кто об этом знает, я занимаюсь устройством будущей свадьбы дочери императора династии Габсбургов и моего наследника принца Хуана, так же как и свадьбы наследника Габсбургов и моей Хуаны. Старшая, Исабель, уже обещана португальскому принцу, и я надеюсь на бракосочетание других дочерей с принцами Англии. Так что, как видите, я смотрю и за пределы границ, даже если сейчас основные мои заботы лежат внутри их. Будь это не так, я не стала бы хорошей королевой. Но первым делом — Кастилия. Так я поклялась в день, когда взошла на трон.

Он наклонил голову:

— Я не хотел вас обидеть. Вы оказали мне великую честь, согласившись принять, и у меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Я понимаю, что вы слишком заняты и время, проведенное с семьей, — для вас редкая роскошь.

Внезапно мне захотелось коснуться его плеча, приободрить, но я лишь сказала:

— Мне не хотелось бы, чтобы вы отправились с предложением к кому-то другому. Хотя сейчас мы не в состоянии удовлетворить вашу просьбу, я назначу комиссию, которая рассмотрит ваши требования, во главе с моим духовником Талаверой, человеком весьма мудрым. И я готова выделить вам содержание, достаточное, чтобы вы ни от кого не зависели. У вас есть семья?

— Да, Majestad. Сын, Диего; он учится в монастыре Ла-Рабида.

— А ваша жена?

По его лицу пробежала тень.

— Умерла много лет назад, еще до того, как мы уехали из Лисабона.

— Простите, — пробормотала я. — Да пребудет с ней Господь. В таком случае я положу вам содержание, достаточное, чтобы вы смогли заботиться о мальчике.

Я протянула руку, и он склонился над ней, слегка коснувшись губами перстня.

— Спасибо, Majestad, — сказал он. — Вы действительно великая королева, и для меня большая честь служить вам душой и телом.

К моему замешательству, я почувствовала, как у меня вспыхивают щеки. Что в этом человеке могло вызвать подобные эмоции? Не знай я себя, испугалась бы, что он мне понравился, хотя и понимала, что физическое влечение — слишком простое объяснение для столь глубоких чувств. Теперь я уже верила, что он и в самом деле тот, кого мне было суждено встретить, часть моей судьбы, которой я не могла избежать.

Убрав руку, я отступила на шаг:

— Приглашаю вас отправиться с нашим двором, когда мы будем возвращаться на юг. Но должна предупредить: нам предстоит тяжкий труд, который потребует от каждого всей веры и выдержки, ибо это богоугодное дело.

— Я никогда не боялся богоугодных дел, — ответил он.

Повернулся и самодовольно зашагал прочь, не дожидаясь разрешения. Я улыбнулась. Он был не из тех, кто уклонился бы от брошенного Богом вызова, — как, собственно, я и предполагала.

Хотя он не предложил ничего, кроме собственных слов, меня очаровал этот загадочный чужак, давший мне мимолетное представление о величайшей тайне мира.

И я поклялась, что, если это будет в моей власти, сделаю все возможное, чтобы он совершил свое путешествие.

Глава 30

Я расхаживала по колоннаде, изнемогала на неослабевающей андалусийской жаре, бросала раздраженные взгляды на суетившихся вокруг чиновников и прочих придворных и ожидала новостей с фронта.

— Где он? — спросила я, наверное, уже в сотый раз у несчастной Инес, пытавшейся поспеть за моими беспорядочными перемещениями. Со лба ее стекал пот, капая на влажный корсаж. — Сколько еще ждать этого гонца? Фернандо с солдатами уехал в Лоху две с лишним недели назад; наверняка уже должны быть известия.

— Сеньора, его величество предупреждал, что осада Лохи может затянуться, — в очередной раз ответила Инес. — Он сказал, что будет нелегко, поскольку сеньор Боабдиль решил, что город должен достаться ему по праву короля.

— У него нет никаких прав, — бросила я, — после того как он обратился против нас, объединившись с этим волком Эль-Сагалем.

Я замолчала, пожалев, что сорвала на ней злость.

— Прости. Похоже, я схожу с ума. Мне хочется хоть что-то делать, я больше не могу оставаться в стороне, когда другие отвоевывают мое королевство.

Она сочувственно кивнула. Схватка за Лоху имела особенное значение — именно там Фернандо впервые потерпел сокрушительное поражение от мавров, и теперь город находился в руках презренного червяка Боабдиля как часть его нового союза с Эль-Сагалем. Наше решение отбить город и отправить Боабдиля восвояси в Гранаду могло повлечь за собой серьезные последствия — в случае неудачи Эль-Сагаль с бандами воинов-кочевников получит необходимый повод, чтобы оспорить наши прошлые достижения, устраивая осады и смертоносные атаки на нескольких фронтах.

Я уже собиралась вновь излить Инес все мои тревоги, когда послышался звук бегущих ног, сопровождавшийся громкими голосами придворных. Ко мне мчался гонец в ливрее, а за ним следовала возбужденная толпа. Он упал на одно колено, вручил мне листок пергамента.

Не в силах пошевелиться, даже протянуть руку к бумаге, я смотрела на его склоненную голову. Инес взяла послание вместо меня и, следуя моему едва заметному кивку, сломала печать.

— Что там? — прошептала я, чувствуя на себе взгляд каждого из придворных.

— Лоха пала, Majestad! — сдавленно ответила Инес.

— Я еду в Лоху, и дело с концом.

Советники встретили мое заявление ошеломленным молчанием, за которым последовали встревоженные возгласы:

— Вы не можете, ваше величество! Подумайте о вашей безопасности, о риске. Мавританский убийца, любое происшествие на дороге, ужасные условия в лагере — все это не для знатной дамы, не говоря уже о царствующей королеве.

Я позволила себе улыбнуться:

— Я не могу отвечать за происшествия на дороге или условия в лагере — все это в руках Господа. Что касается убийц — если они представляют такую угрозу, я надену легкие доспехи, изготовленные специально для меня, которые защитят мою царственную особу.

— Доспехи? — хором выдохнули они, будто я сказала, что нацеплю набедренную повязку.

Я едва не закатила глаза, заметив насмешливый взгляд Чакона, который сидел в углу, скрестив руки на мощной груди.

— Хорошо, — согласилась я, — доспехов не будет. Слишком жарко. Только нагрудник и меч, — добавила я, — на случай одного из происшествий, о которых вы так тревожитесь.

Сеньоры не могли скрыть волнение, но я чувствовала, что беспокоятся они не столько за меня, сколько о том, как бы не пришлось меня сопровождать; пожилые вельможи вроде них не желали оказываться в непосредственной близости от фронта, если имелась возможность этого избежать. Они предпочитали отправлять слуг, сыновей, кого угодно, кто мог бы сражаться вместо них. Их трусость вызывала у меня смех. Вся более молодая знать собралась под нашими знаменами; даже сеньоры средних лет, вроде Медина-Сидонии, по колено ходили в крови неверных во имя нашей славы.

— Как вы сами мне напомнили, я ваша царствующая королева, — сказала я. — Если встану рядом с мужем в час его победы, это вдохновит наших людей на новые подвиги. И я намерена отправиться туда не как хрупкая женщина, но как воин, готовый сражаться и умереть за Кастилию, подобно им самим.

Чакон широко улыбнулся, когда я прошла мимо него к двери. Неделю спустя королевский оружейник доставил в мои покои прекрасный нагрудник, изготовленный из закаленного железа и украшенный золотисто-черным сетчатым узором. Изнутри он был выложен красным бархатом на фланелевой подкладке и полностью соответствовал форме моего бюста.

Когда мастер помог мне его надеть и застегнул ремни, мне показалось, будто меня заключили в камень.

— Тяжелый, — сказала я, неуклюже поворачиваясь к зеркалу. — Они всегда такие?

Мастер шагнул ко мне, поправил нагрудник:

— Это самый легкий из всех, что мне когда-либо доводилось делать, Majestad. Доспехи, которые носят наши сеньоры и его величество, почти вдвое тяжелее, поскольку состоят из нескольких частей для защиты всего тела.