Саймон Скэрроу - Добыча золотого орла
– Ты получил приказ, Корд. Возвращайся к работе.
Исполняющий обязанности центуриона воззрился на него с нескрываемым презрением:
– Я не намерен выслушивать приказы осужденных, а уж тем более осужденных мальчишек.
Подступив чуть ближе, Катон без лишних слов выхватил меч и приставил острие к подмышке Корда. Никто из легионеров ничего не заметил, поскольку на обоих командирах были широкие плащи. Лицо Катона оказалось всего в нескольких дюймах от рябой физиономии Корда, от которого основательно разило дешевым вином.
– Больше никогда не говори таким тоном со старшим по званию, – процедил Катон сквозь стиснутые зубы и чуть надавил острием меча. Корд вздрогнул, ощутив укол. Катон улыбнулся и шепотом продолжил: – В следующий раз, когда ты позволишь себе говорить со мной или с любым другим из настоящих центурионов в подобном непочтительном тоне, я просто выпотрошу тебя, в чем клянусь всеми богами. Понял? Не раскрывай рта, просто кивни.
Глаза Корда полыхали холодной яростью, но голову он склонил.
– Вот и хорошо. – Катон медленно убрал меч и мягко подтолкнул Корда свободной рукой. – А теперь возвращайся к своим людям и делай, что приказано.
Корд потянулся к своей подмышке и моргнул, глядя на молодого центуриона. Катон встретил его взгляд и кивнул в направлении оборонительных сооружений. Корд намек понял.
– Будет исполнено, командир.
– Так-то лучше. Ступай.
Отступив на несколько шагов, Корд повернулся и быстро зашагал туда, где работали бойцы Третьей центурии. Он не оглядывался, а вот Катон смотрел ему вслед, пока не убедился: Корд поступил так, как было велено.
Дрожащий от напряжения Катон повернулся к Туллию и Антонию.
– Хорошая работа, парень, – промолвил с улыбкой на морщинистом лице Туллий. – С этим малым вопрос решен.
– До поры до времени, командир, – отозвался Катон. – За ним нужен глаз да глаз. Кстати, вопрос: а где охрана Максимия?
– У повозки с припасами.
Катон глянул на повозку и увидел шестерых солдат, стоящих возле нее, опустив щиты на землю и положив копья на плечи.
– Возьму-ка я их с собой, если ты не против, командир.
– Зачем? – нахмурился Туллий. – У нас здесь каждый человек на счету.
– Эти люди поклялись защищать командира когорты. Корд может попытаться сговориться с ними и подбить их выступить против нас.
– Думаешь, он так и поступит? – спросил Антоний.
– Если Каратак не появится к тому времени, когда бойцы закончат заниматься укреплениями, они начнут делать то, что делают всегда, когда ничем не заняты: чесать языки. А учитывая наше с Макроном появление вкупе с отсутствием Максимия, темы для разговоров у них найдутся.
Антоний уставился себе под ноги.
– Плохи наши дела.
– Это с какой стороны посмотреть, – улыбнулся Катон. – Так как насчет стражников, командир?
– Забирай, мне они без надобности, – ответил Туллий. – А теперь давай отправляйся с ребятами на дорогу.
Шестая центурия промаршировала за ворота. Легионеры по обе стороны от выхода проводили товарищей взглядами и поспешно вернулись к работе, поскольку даже краткая пауза вызвала гневные окрики командиров. Макрон, стоя на валу, помахал Катону рукой и продолжил указывать легионерам, куда вбивать принесенные из крепости деревянные колья, сооружая на скорую руку частокол.
Вал не перекрывал дорогу поперек: он был в форме угла, обращенного острием в сторону крепости. Там и находились ворота, поэтому враг, наступавший со стороны болота, штурмуя их, неизбежно попадал под обстрел не только спереди, но и с обоих флангов. Когда центурия Катона вышла за пределы линий обороны, по обе стороны дороги стала видна темная, застоявшаяся вода, кое-где с зарослями бледно-желтого, не колышущегося из-за безветрия тростника да с глинистыми отмелями.
Дойдя до первого изгиба дороги, Катон приказал остановиться и оглянулся на ворота, чтобы оценить пройденное расстояние. Добрую службу могло сослужить ему сейчас знакомство с топографией. Если враг обрушится на них до того, как Туллий отзовет центурию назад, Катону и его солдатам придется отходить с боем. При этом тяжесть оружия и доспехов вряд ли позволит им оторваться от варваров, жаждущих римской крови. Отбив первый натиск, римляне получат кратковременное преимущество, но враг будет наседать упорно, и Шестой центурии придется отражать его натиск практически непрерывно, медленно отходя назад, чтобы дать когорте возможность как следует укрепиться. Это будет непросто, очень непросто, но если они, принеся себя в жертву, выиграют для Туллия и его людей достаточно времени, чтобы завершить оборонительные работы, Третья когорта, возможно, сможет сдержать напор Каратака и его сил. Во всяком случае, до тех пор, пока Веспасиан, перейдя болото, не появится в тылу врага, чтобы захлопнуть ловушку и окончательно сокрушить варваров.
При этой мысли Катон улыбнулся. То был бы конец масштабного, организованного сопротивления владычеству Рима, и тогда уже обе стороны совместно займутся превращением этого варварского захолустья в цивилизованную провинцию. Он и так уже убил немало туземных воинов, у которых храбрости было куда больше, чем здравого смысла. А ведь эти люди, сильные и отважные, при надлежащем руководстве могли бы стать надежными и весьма ценными союзниками Рима. Все это вполне достижимо, остается только разбить Каратака…
Тут-то его улыбка и исчезла.
Разгром врага был возможен только в том случае, если на выручку поспеет Веспасиан: тогда можно сокрушить варваров, зажав их между Вторым легионом и обороняемым Третьей когортой валом. Но, как справедливо указывал Антоний, легат мог вовремя и не прибыть. Хуже того, на самом деле он мог не прибыть вовсе. Вполне возможно, что Фигул вообще не добрался до лагеря Второго легиона, а если и добрался, это еще не значило, что ему удалось убедить Веспасиана выступить со всеми своими легионерами в рискованный поход по узкой дороге, проходящей через контролируемую врагом территорию.
Катон подспудно с самого начала делал ставку на способность легата идти на рассчитанный риск ради достижения существенного результата. Он был бы рад сам отправиться на север для встречи с легатом, а не доверять столь важное, судьбоносное поручение оптиону. Однако в таком случае Фигулу пришлось бы отправиться в когорту и попытаться убедить Максимия, а эта задача представлялась куда более сложной. И уж конечно, вряд ли оптиону удалось бы организовать отстранение Максимия от командования когортой. Катон не мог быть в двух местах одновременно и не имел в своем распоряжении никого, кто мог бы послужить ему полноценной заменой. Впрочем, то была неизбывная проблема, сущий кошмар, сопряженный с командной должностью. Нерешительность – это само по себе достаточно плохо, но сомнения, не оставляющие и по принятии решения, и вовсе сущая пытка. Катон искренне завидовал Макрону, который, приняв решение, больше не задавался вопросом, не совершил ли он ошибки, и был готов нести ответственность за последствия.
Постаравшись отбросить мысли о будущем, Катон, оставив центурию на месте, пробежал на сотню шагов вперед, чтобы присмотреться к дороге впереди. Она и дальше представляла собой полосу почвы, приподнимавшуюся над расстилавшимися по обе стороны мрачными заводями и трясинами. Островки сухой почвы густо поросли корявыми деревцами или утесником. Вкупе с густым и высоким тростником они скрывали из виду дорогу за поворотом: заметить приближение противника издалека было невозможно. Катон раздраженно стукнул себя сжатым кулаком по бедру и, стараясь не расслабляться, повел центурию дальше в глубь болота. Перед каждым поворотом дороги он с замиранием сердца ожидал, что сейчас встретится лицом к лицу с воинством Каратака.
Удалившись, по его расчетам, на полмили от вала, Катон остановил когорту и переформировал колонну в преграждавший дорогу плотный строй: двенадцать человек по фронту, шесть в глубину. Фланги упирались в густые заросли колючего кустарника, шипы которого разорвали бы кожу любого, кто попытался бы подобраться к римлянам оттуда. Двоих воинов центурион выслал на две сотни шагов вперед, нести дозор на дороге.
Повернувшись к своим солдатам, Катон мимолетно вспомнил, что это, в сущности, первый раз, когда он обращается к строю центурии в качестве вновь назначенного командира. Но обветренные лица стоявших перед ним бойцов он прекрасно помнил и ощутил прилив уверенности в том, что, когда дело дойдет до встречи с врагом, они не подведут.
– Вольно! – скомандовал он. – Но не расходиться.
Глядя на ясное небо, Катон чувствовал, что его плотная армейская туника, поддетая под тяжелый чешуйчатый панцирь, насквозь пропиталась едким потом. В горле пересохло; губы, когда он облизнул их кончиком языка, тоже были сухими и потрескавшимися.
– Советую попить как следует, благо фляги с вами. Вполне вероятно, в скором времени нам будет уже не до питья.
