Театр тающих теней. Словами гения - Елена Ивановна Афанасьева
На Сагреш Профессор Жозе приехал чуть раньше Витора. Но в назначенной точке около церкви торговец сувенирами передал ему сообщение якобы от полковника Сантуша, что тот ждет его в «Голосе океана», и профессор отправился туда. На записях камер наблюдения возле церкви, которые Комиссариу демонстрирует на большом экране, временно свернув окошки с Профессором и Розой, отчетливо видно, как минут за пятнадцать до Профессора Жозе там появляется сгорбленная мужская фигура в темной ветровке, показывает торговцу сувенирами что-то на телефоне, скорее всего, фото профессора, и уходит в сторону «Голоса океана».
Позже, уже после того, как профессор отправляется к мысу, — как около церкви стоит, ждет, а потом уходит на стоянку полковник Сантуш, как мелькаю и удаляюсь по направлению к мысу я, эта сгорбленная фигура, возвращающая со стороны «Голоса океана» снова появляется в кадре. Случайно поднимает голову — не просчитал, что на мысе есть камеры, — и даже в сгущающейся темноте будет хорошо видно лицо. Лицо Луиша.
Луиш через торговца сувенирами передал профессору сообщение якобы от имени Витора, что место встречи изменилось, якобы по соображениям безопасности, и что будет ждать того в «Голосе океана». И там, спрятавшись в хитросплетениях лабиринта, ударил Профессора Жозе из-за угла.
Пока Комиссариу рассказывает это, лица Лушки и Эвы-младшей меняются. Лушка кипятится, возмущается, как можно так наговаривать на ее отца, почтенного пожилого человека, грозит жалобами высшему полицейскому начальству. Но с каждым фактом, приведенным Комиссариу, затихает. И полностью замолкает на фразе стража закона:
— Попыткой убийства профессора Жозе Кампуша Луиш Торреш намеревался скрыть найденное профессором подтверждение, что в апреле 1974 года в ночь Революции гвоздик свою жену Эву Торреш убил именно он.
— Вы списали все на революцию, тогда как ты убил ее из ревности? Чтобы она не ушла ко мне.
Голос полковника Сантуша-старшего заставляет молчавшего все это время Луиша вздрогнуть. И вздрогнуть еще раз заставляет голос Розы из телевизора, где снова выведены на экран картинки больничных палат:
— Он убил Эву, чтобы она не пришла к вам.
Все поворачиваются к экрану.
— Его завербовали зимой семьдесят четвертого. Следить за женой и ее связями. В день, когда Эва могла стать лицом и голосом революции, Луиш получил задание любым способом задержать ее дома. Он и задержал.
— Дедуля?!
Вопль вырывается из горла Эвы-младшей, до этого проторчавшей все собрание в своем телефоне.
Лушка сидит не шелохнувшись.
Сгорбленный Луиш молчит. Не отпирается, не подтверждает. Молчит. И только слезы, крупные слезы текут по впалым щекам.
— Не смешите, девочки! — кряхтит Роза. — Что он вам скажет, что убил свою жену и вашу маму, чтобы выполнить приказ?
— Я… нет… не приказ… Она сказала… уйдет… уедет…
Луиш поворачивается в сторону Витора.
— …с тобой! Я не мог… Не мог… чтобы моя жена выбрала тебя… с твоей проклятой революцией…
— Хватит заливать. — Металлические нотки появляются в голосе изображавшей до этого полную немочь Розы. — Приказ выполнил, жену нейтрализовал. ПИДЕ тебя в Канаду эвакуировало, я следом все зачистила, оставила зацепки, которые навели полицию на рэ-волюционеров.
Кивает куда-то вбок, наверное, в ту сторону, где у нее в палате на экране компьютера виден Витор. — После чего его и посадили, когда летом семьдесят пятого вся ваша хваленая революция обосралась и все вернулось на круги своя. И будто ничего и не было.
— Было.
Витор отвечает спокойно и уверенно.
— Было! И все было не зря. Все не напрасно.
— Но вы столько лет отсидели за причастность к убийству и за организацию госпереворота?! — вступает в разговор из окошка с видом другой палаты Профессор Жозе. Говорит он слабее, чем Роза, и выглядит хуже.
— Но реакция не бесконечна, — Витор говорит с каким-то особым, давно мною не виденным достоинством. — На новом витке истории я был освобожден, восстановлен в званиях, только не знал, кто убил Эву. Теперь знаю.
— Ты всегда говорил нам, что убийца мамы — капитан Сантуш.
Мария-Луиза произносит это еле слышно, одними губами. И смотрит на отца.
— Говорил, что революционеры убили маму, когда она отказалась выйти в эфир и читать их воззвание.
Если представить себе, как выглядит осознание, оно выглядит так. Как Мария-Луиза, на наших глазах пытающаяся осознать тот непреложный факт, что ее отец убил ее мать. И что человек, которого все годы она считала убийцей, невиновен. Что этот человек любил ее маму. И мама его любила.
Эва-младшая берет ее за руку, Мария-Луиза хватается за руку дочки как за спасательный круг. И отстраняется от Луиша, который тянется к ней.
— Не трогай меня! Не трогай нас! Никогда больше не трогай нас!!!
— И что твоя обреченная попытка свержения режима тебе дала? — с экрана Роза продолжает свой разговор с Витором. — Говоришь, восстановили, но судимость не прошла даром. Отставной полковник, когда все другие генералы и маршалы! И что ваше тогдашнее безумство принесло, кроме смерти Эвы и твоего заключения?
— Глоток свободы. Всем, кто до этого не знал, что живет в тюрьме.
Витор держит в руках нераскуренную сигарету. Давно уже держит.
— Наша, как ты говоришь, «обреченная попытка» дала людям осознание, что жизнь может быть другой. Даже если с первого раза это не получилось, но могут быть и другие попытки.
Этот красивый немолодой мужчина говорит про свою жизнь, свою обреченную попытку выхода из несвободы к свободе. Попытку, которую те, ради кого она совершалась, предали и снова вернулись к диктатуре.
Говорит про свое, а я думаю про глоток свободы в моей стране. Про тот безумный, нереальный, опьяняющий конец восьмидесятых, без которого не было бы ничего. И что часто люди не ценят свободу и тех, кто имеет решимость подняться и начать хоть что-то делать ради этой свободы для них.
— И что теперь будет? — спрашиваю Комиссариу.
— Срок давности по убийству Эвы Торреш истек, — отвечает полицейский комиссар. — Но по новым делам об убийствах следствие ведется.
Около сгорбленного старичка, от которого отвернулись дочка и внучка,
