Переулок Мидак - Нагиб Махфуз
Он поднялся, и стуча ногами по полу, негодующе сказал:
— Да сохранит вас Аллах. До свидания.
Собеседник нетерпеливо спросил:
— Что ты намерен делать?
Аббас вяло ответил:
— Встречусь с её матерью…
Медленно и неповоротливо двигаясь к двери лавки, он вспомнил, что пришёл сюда, чуть ли не паря в небесах и ликуя, а теперь он уходит разбитый, с подрезанными крыльями. Он кусал губы, а ноги как будто пригвоздило к полу, отчаяние его достигло пика. Он повернулся к своему другу и увидел, что тот смотрит на него глазами, ослеплёнными слезами. Забыв о своей беде, он невольно бросился на грудь его в отчаянии, и оба они зарыдали навзрыд словно дети…
Неужели у него не возникало сомнений об истине её исчезновения? Не охватывало ли его смущение и подозрение, которые испытывают все влюблённые в подобном состоянии? Правда состояла в том, что когда призрак сомнения появлялся в его голове, он не обращал на него внимания, и тот рассеивался. По своей природе он был склонен к доверию, и щедро наделён хорошим мнением о других. Сердце его было добрым, а сам он из той немногочисленной породы людей, что по натуре стремятся оправдать других и предпочесть самые слабые объяснения самым ужасным деяниям. Любовь нисколько не изменила — этого его качества, напротив, скорее ещё больше упрочила и усилила его. Нашёптывания ревности и бормотания подозрений не смогли заставить его уши прислушаться к себе. Он слишком любил Хамиду, а его добрая натура давала ему своё благословение — уверенность. Ко всему этому он ещё и верил в то, что она была самой совершенной девушкой на земле, где совершенства он встречал так редко. И потому у него не возникало сомнений на её, или скорее, тень сомнений, что посетила его, не нашла в его сердце раздолья для бесчинств.
В тот же день он отправился на встречу с её матерью, однако и та не поведала ему ничего нового, лишь повторив дрожащим от всхлипываний голосом то, что рассказал ему дядюшка Камил. Она уверяла, что девушка не переставая вспоминала его и терпеливо ждала его возвращения. Её враньё лишь усилило его печаль, и он оставил её в том же состоянии, в каком и пришёл к ней — с разбитым сердцем, спутанными мыслями и душевными терзаниями. Отяжелевшие ноги понесли его прочь из переулка. Наступили сумерки — тот час, когда в прежние времена он по привычке видел, как его любимая выходит на ежедневную прогулку. Он бродил по улице в замешательстве, не видя, что творится вокруг. Хамида представала перед ним, завёрнутая в свою чёрную накидку с большими прекрасными и такими любимыми глазами. В сердце его промелькнуло воспоминание их прощальной встречи на лестничной площадке; он глубоко вздохнул и с грустью и унынием выдохнул. Где же она сейчас?….Что делает?… И что сделал с ней Господь?… Живёт ли она ещё на этом свете или покоится в могиле для нищих?… О боже… Как же сердце его окаменело за это время, что не предугадало подозрений? Почему на него не повеял предупреждающий ветерок?!… Как он мог полагаться на уверенность в мечтаниях и удовольствие от желаний? Он погрузился в работу, не ведая, что несёт ему завтрашний день!
Толпа заставила его очнуться от оцепенения и обратить внимание на улицу: то была Муски — её любимая улица со своим населением и магазинами. Всё здесь осталось как и прежде, кроме неё — она исчезла, словно её никогда не было на свете. Желание заплакать терзало его, но на этот раз он не поддался ему: плач на груди дядюшки Камила успокоил его, сняв нервное напряжение. Глубокая тихая печаль оставила его, и теперь следовало спросить себя, что же делать дальше — обойти полицейский участок и больницу Каср Аль-Айни?…. Однако какая будет от этого польза? Или кружить по улицам Каира, зовя её по имени? Или стучать в каждую дверь? О боже, до чего же он беспомощен! Так что, ему возвращаться в Телль Аль-Кабир, постаравшись забыть обо всём происшедшем? Но для чего возвращаться? К чему ему упорно принуждать себя к жизни на чужбине? К чему ему надрываться и работать, копить деньги? Жизнь без Хамиды была тяжким и бесполезным бременем. Все чувства в его сердце потухли, оставив ему лишь вялое безразличие, утомление и убийственное разочарование. В таком состоянии изнурённости жизнь казалась унылым пространством, окружённым ужасной стеной отчаяния. Его натура не знала в жизни ничего, что находилась по ту сторону. Искренне соблюдающий извечные законы жизни, он находил в любви смысл и вечность жизни. А потеряв любовь, он утратил и узы, связывающие его с жизнью. Он валился с ног, весь трясясь, словно блуждающая в пространстве песчинка. И если бы сама жизнь не заглатывала эти спазмы боли, изощряясь в подстрекательстве своих сыновей ещё больше цепляться за неё даже в самые мрачные моменты, он бы покончил с собой. Растерянный, он бесцельно продолжал свой путь. И в этот самый момент ощутил, что цель его потеряна навсегда, хотя он по-прежнему цеплялся за вервь жизни, которая удерживала его в сознании. Тут он заметил заводских девушек, которые возвращались с работы, и невольно направился в их сторону, преградив им путь. Они удивлённо остановились и без труда вспомнили его. Он без всяких колебаний сказал им:
— Добрый вечер, девушки. Извините, не помните ли вы свою приятельницу Хамиду?
Одна из них ответила:
— Мы все её хорошо помним! Мы помним, как она внезапно пропала, и с тех пор мы её не видели!
Со скорбью в голосе он спросил:
— А вы ничего не знаете о её исчезновении?
Другая девушка, хитро сверкнув глазами, сказала:
— Точно мы ничего не знаем. За исключением того,
