Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский

Петр судорожно сжал кулаки. Почувствовал — теряет волю. Оглянулся. Меншиков был здесь.

Увидев покрытое багровыми пятнами лицо царя, князь испугался.

— Не изволь кровь свою тревожить, мин херц… Дохтур наказывал…

Петр не слышал. Поймал руку Данилыча, стиснул до боли.

— Офицеры, мать их… Повесить мало…

— Ленивы, дьяволы, обайбачились маменькины сынки. Ожирели… Вылечим ужо… Ты себя-то пожалей, ваше величество, — тихо и душевно успокаивал князь.

Петр благодарно посмотрел ему в глаза. Вытер рукавом лоб.

— Всех этих офицеров немедля под арест и в солдаты. Всем лежебокам ведомость сочини без поблажек… Солдат военному делу по артикулу учить. Изрядно еще в науке воинской скудны… Их, — кивнул он на солдат, — сам отведи… Мне сегодня неуправно…

— Смирно! Барабаны вперед! Животы подтянуть! Ворон не ловить! Солдат — не баба. Вперед… ступай! — скомандовал князь и, придерживая рукой саблю, молодцевато зашагал впереди подтянувшегося батальона.

Петр достал трубку, набил табаком, жадно глотнул дым. Солнце только что показалось. Впереди предстоял большой, трудный день.

X

В конце апреля 1707 года царь Петр созвал военный совет.

В царской комнате, низкой и темной, собрались генералы и ближние люди. Узкоплечий, худой и бледный царевич Алексей сидел на походной кровати рядом с фельдмаршалом Шереметевым, толстое, бабье лицо которого хранило невозмутимое равнодушие. Против, на длинных скамьях, покрытых коврами, расположились канцлер Головкин, Меншиков, генералы.

Мазепа, приглашенный на совет личным письмом царя, стоял у окна с круглолицым розовым здоровяком Шафировым, недавно получившим титул вице-канцлера. Гетман вполголоса рассказывал что-то веселое. Шафиров, полузакрыв рот рукой, часто, приглушенно смеялся.

— А ты бы, Иван Степанович, погромче… Чаю, опять про амурный антирес речи? — хитро подмигнув царевичу, вмешался Меншиков.

Он многое слышал про любовные похождения гетмана и как раз сегодня утром потешал ими царевича.

Угрюмое лицо Алексея на минуту оживилось:

— Гетман зело изрядный амурант…

— Ну, какой уж я амурант, ваше высочество, при моих-то годах, — махнул рукой Мазепа, — Стрелы купидоновы ныне моей особе не страшны. Вот раньше…

Не досказал. Шумно вошел царь. Все встали. Петр был не в духе. Сбросил на кровать запачканный грязью кафтан, строго посмотрел на собравшихся.

— Сидите… Чего там…

Заметил на окне жбан с квасом, подошел, хлебнул. Поморщился: квас теплый.

— Вина бы холодного, — вскочил с места Меншиков.

— Сиди, — остановил его царь, — не надо… Важные дела решать будем, господа совет, — обратился ко всем. — Вам уже известно, что сия война со шведом над одними нами осталась… Паны наобещали много, а ныне у короля банкетуют да бражничают… Воевать одни будем…

— Оно и лучше, — вздохнул Шереметев. — Я давно говорил, что от панов доброго вовек не дождаться…

— А шведы нынче, слыхать, в силах-то убавились, вставил Меншиков.

— Не убавились, а прибавились, — строго перебил царь. — А посему в польских владениях генеральную баталию неприятелю давать не разумно… Иные способы нужны, господа генералы… А прежде всего надлежит немедля зело голые рубежи наши укрепить и города к обороне устроить. Господа шведы хотя и не думают пока из Саксонии зыходить, однако лучше все заранее управить… Тебе, гетман, — повернулся он в сторону Мазепы, — следует вящее приготовление и осторожность иметь, понеже неприятель первей всего к вам будет… Того ради советую в удобных местах шанцами и окопами укрепиться, а киевскую фортецию немедля в готовность привесть…

Мазепа поднялся. Низко поклонился:

— Я, ваше величество, денно и нощно о том помышление имею… Фортеция киевская в скором времени будет готова… Ближние города, особливо Батурин, Ромны и Гадяч, укрепил добро и универсалы всюду разослал, дабы народ малороссийский в эти города весь хлеб заранее свез, ибо сокрытие оного неприятеля оголодить может…

— Добро, гетман, добро, — ласково улыбнулся Петр, — труды твои отечеству ведомы…

— Еще прошу, ваше величество, — опять поклонился Мазепа, — в просьбишке моей малой не отказать… Для кавалерии лошадей тысячу голов…

— Не проси, не проси, гетман, не дам, — не дослушав фразы, замахал руками Петр, — сами нужду терпим… Ныне уже из обоза брать лошадей указали…

— Я потому и прошу, ваше величество, потому и прошу тысячу лошадей в дар от меня, старика, принять… На нужды воинские…

Лицо Петра просияло. Вскочил, обнял гетмана.

— Вот за это спасибо. Выручил, Иван Степанович, порадовал… Никогда не забуду!..

— Я верный подданный вашего величества, — ответил гетман. — Как отцу и брату вашему служил, так и вам стараюсь… И как до сего времени во всех искушениях, аки столб непоколебимый и аки адамант несокрушимый, пребывал, так и нынче, богом клянусь, до кончины дней моих пребывать буду…

В тот же день, под вечер, в комнате гетмана сидел человек в запыленной дорожной одежде. Гость был высок ростом, худощав, брит, носат, имел мягкий, спокойный голос и пухлые, непривычные к работе руки.

Мазепа говорил с ним тихо, по-польски:

— Всем известно, что москали воевать не умеют и разбегутся при первом появлении войск его величества… Мосты и провиант будут приготовлены заранее. Я уже послал универсалы свозить весь хлеб в намеченные места… Но я прошу его величество короля точно сообщить мне время… Мое положение крайне опасно…

— Я понимаю, ваша ясновельможность, — слегка кивнув, отозвался гость. — Вам приходится сидеть на двух стульях… Но это скоро кончится…. Когда? Этот вопрос на днях будет решен. Ваша ясновельможность узнает обо всем подробно после моего возвращения из Саксонии…