Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Педро являл собой пример короля-рыцаря, одного из последних в Европе. Он во многом был похож на Ричарда Львиное Сердце за исключением того, что англичанин мало интересовался женщинами. И вот, спустя почти тысячу лет, имя Ричарда известно любому школяру, а его современник Педро забыт. Какая злая гримаса истории, не правда ли, молодые люди?

Педро вступил на престол в двадцать четыре года, и это был весьма шаткий престол. Франция теснила Арагон; знать Прованса, перешедшего под руку его младшего брата Альфонса, отстаивала независимость от арагонской короны. А тут ещё пришлось улаживать ссору с матерью, вдовствующей королевой Санчей Кастильской, из-за нескольких укреплённых городов, подаренных ей покойным мужем. Тогда сына сумел помирить с матерью папа Иннокентий.

Я говорил, что дон Педро был рыцарем, но только тогда, когда сам этого хотел, а хотел он далеко не всегда. Взять хоть историю его брака с Марией Монпелье.

Отец Педро, Альфонс II, задумал взять в жёны византийскую принцессу Евдоксию, племянницу императора Мануила Комнина. Василевс на этот брак согласился, но пока невеста ехала в Арагон, Альфонс неожиданно передумал и женился на дочери короля Кастилии Санче. Когда гречанка со свитой наконец добралась до Монпелье, то узнала, что выходить замуж уже не за кого. В довершение несчастий, во время путешествия принцессы умер император Мануил. Что было делать девушке в чужой стране? И тут брошенной невесте предложил руку правитель Монпелье, Гийом VIII. Правда, ему было всего шестнадцать, а Евдоксия на одиннадцать лет старше, но выбирать не приходилось. Как и следовало ожидать, брак вскоре распался, Евдоксия постриглась в монахини, но успела родить дочь, которую назвали Марией. Она и унаследовала сеньорию Монпелье. У Гильома потом были и другие дети, но церковь не признала их законными.

Монпелье был богатым портовым городом, прославленным своими медицинскими школами, и граничил с владениями Педро. Король решил проявить себя рыцарем и предложил стать защитником графини Марии, а вскоре женился на ней и поклялся на Евангелии, что «никогда не разлучится с ней, не будет иметь другой женщины, покуда жив, и будет всегда ей верным».

Арагонская знать посчитала этот брак унижающим честь нации и оскорбительным. Но Педро сумел восстановить свой авторитет и влияние в ходе Крестового похода против мавританской династии Альмохадов, захватившей многие христианские территории. Короли Леона, Португалии и Наварры, магистры рыцарских орденов и многочисленные рыцари из Испании и Южной Франции присоединились к христианскому войску.

В решительном сражении при Лас-Навас-де-Толосе Педро II командовал левым крылом крестоносцев. Халиф Альмохадов Якуб ан-Насир потерпел сокрушительное поражение. Битва стала важнейшим этапом Реконкисты.

Получив Монпелье, Педро почти сразу потерял интерес к жене и относился к ней холодно и сурово. Король испытывал такое отвращение к Марии, что не желал её видеть, не говоря уже о чём-то большем. Приближённые тревожились оттого, что у короля не было сына. Уговоры превозмочь себя и подарить стране наследника на короля не действовали. Он удостаивал вниманием многих других женщин, только не свою жену. Тогда решили пойти на хитрость. Короля заманили к очередной прекрасной возлюбленной, причём провели прямо в спальню. После ночи любви он с изумлением и почти с ужасом увидел рядом с собой в постели собственную супругу.

Тут же вошли придворные, славя Создателя за то, что их хитрость удалась. Действительно, скоро оказалось, что королева понесла. Насмешливый Боккаччо описал это в «Декамероне», правда, скрыв короля и королеву под вымышленными именами:

«С первых же сочетаний, которых граф искал страстно, по Божию произволению, графиня забеременела двумя мальчиками, как то показали в своё время роды… И с этого дня и впредь граф почитал её как свою супругу и жену, всегда любил её и очень уважал».[163]

В действительности же Мария родила одного сына, а король стал относиться к супруге ещё хуже, возможно, из-за скрытых усмешек придворных. Но зато у Монпелье появился наследник, маленький инфант Хайме. Разгневанный и униженный Педро, который чувствовал себя чем-то вроде племенного быка, попросил у папы развод с Марией. Однако папа решительно отказал, признав брак законным. Иннокентий корил короля, напоминая, что бесчестно покидать женщину, с которой он прижил сына, притом славную святой жизнью и любимую всеми. Педро был вне себя. Дело разрешилось кончиной отвергнутой королевы. Мария Монпелье умерла в Риме, куда прибыла просить о разводе и разрешении удалиться в монастырь. Сразу поползли слухи, будто её отравили по приказу супруга…

Глава 20

Аббат Сито с каждым днём чувствовал себя лучше, но его здоровье восстанавливалось всё-таки медленно, как обычно и бывает у людей, перенёсших мозговой удар. Кроме того, Арно Амори был немолод, хотя его возраст даже я, врач, определить бы не взялся, ему можно было дать и сорок, и пятьдесят лет. Моё лечение он не отвергал, поскольку ощущал его результаты, но был уверен, что кратчайший путь к исцелению – пост и молитва. Конечно, суровый аскетизм папского легата был лучше безудержного обжорства графа де Фуа, но епитимьи, которые он накладывал на себя, мешали исцелению. Меня аббат, разумеется, не желал и слушать, однако как-то раз во время молитвы, слишком усердно отбивая поклоны, он упал в обморок и впоследствии был вынужден сдерживать молитвенный пыл.

За время болезни легата я узнал его характер довольно хорошо. Человек волевой, недобрый и равнодушный к людям, аббат, вместе с тем, отличался чрезвычайным честолюбием. Поскольку ходил Арно Амори пока с трудом, опираясь на плечи слуг, то был принуждён поручить чисто военные вопросы Монфору, оставив за собой общее руководство. Но если аббат Сито был разумом и движущей силой войска, то Симон де Монфор олицетворял его душу. За короткое время барон сумел выказать такую воинскую доблесть и такое умение командовать, что люди подчинялись ему с охотой. Атлетическая фигура Монфора, который был на голову выше большинства воинов, с утра до вечера мелькала на виду у людей. Он успевал везде – его русые волосы развевались под стенами Каркассона, где Монфор командовал отражением очередной вылазки защитников крепости, рядом со скрипучими, громоздкими камнемётами, где он указывал наилучшие цели, и в лагере между шатров знати и палаток простолюдинов.

Вскоре на меня как на лекаря перестали обращать внимание и вели беседы, не стесняясь присутствия чужого человека. Слушая их, я узнал, скорее, почувствовал, что аббат Сито втайне завидует успехам Монфора и опасается, как бы тот не отнял у него славы победителя еретиков. Другие сеньоры, приведшие с собой большие отряды, относились к Монфору с холодком. Они не считали Симона ровней себе, ведь тот, несмотря на древность рода, не имел крупного феода в коренной Франции. Однако оспаривать его военные таланты и популярность у крестоносцев одни не могли, другие не желали, а третьи просто устранились от войны и развлекались в своих богатых шатрах игрой в кости и вином.

После того, как король Педро покинул лагерь, осада Каркассона зашла в тупик. У крестоносцев не было возможности взять штурмом мощную крепость, а осаждённые не могли прорвать кольцо окружения, но и сдаваться не собирались. Надежды на то, что крепость, оставшаяся без воды в сильную жару, быстро падёт, не оправдались, правда, время от времени со стен сбрасывали на головы крестоносцев трупы павших животных. Между прочим, на одном из советов у аббата, которые происходили в его шатре каждое утро, кто-то из учёных монахов, которых зачем-то держал в войске легат, вспомнил происхождение названия крепости.

Монах рассказал, что в давние времена крепость принадлежала сарацинам. Карл Великий осадил её, и осада крепости тянулась пять долгих лет. За это время погиб её хозяин, сарацинский царь Балаак, и большая часть воинов гарнизона, но крепость не сдавалась. Вдова царя именем Каркас пустилась на хитрость: в крепости нашли единственную уцелевшую свинью, накормили её последним оставшимся зерном и скинули со стены. От удара о землю брюхо свиньи лопнуло и из него высыпалось зерно. Воины Карла Великого решили, что раз в городе так много свиней, что их сбрасывают с крепостной стены, и так много зерна, что им кормят скотину, они не смогут взять осаждённый город и ушли. Дама Каркас, празднуя победу, велела трубить в трубы. Оруженосец Карла Великого, услышав их пение, воскликнул: «Sir, Carcas te sonne!»[164] Так по легенде и возникло название.

– Воистину печально, что среди нас нет полководца, который мог бы сравниться с Карлом Великим, но осаду снимать мы не будем, Каркассон должен быть взят! – по-своему оценил легенду аббат Сито.