Ирвинг Стоун - Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

Она внутренне улыбнулась и провела рукой по выступавшим костям его лица:

— Мое разочарование относится к твоим чувствам.

— Тогда все в порядке, я буду счастлив вернуться в Эрмитаж.

— На какой срок… — нежно спросила она. — До следующих выборов?

Их глаза встретились. Его глаза были суровыми.

— Через месяц мне стукнет пятьдесят восемь. Мистер Адамс, без сомнения, пробудет два нормальных срока. Разумеется, ты не думаешь, что в возрасте шестидесяти шести лет?.. Это — навсегда!

«Он сказал мне это слово дома, — подумала Рейчэл, — но на сей раз он имеет в виду то, что говорит. Быть может, в конечном счете он удовольствуется положением джентльмена-плантатора».

«Навсегда» длилось всего пять дней. 14 февраля выбранный президентом Куинси Адамс предложил пост государственного секретаря Генри Клею. Разверзлись врата ада в Вашингтоне и по всей стране… и в особенности в их двух комнатах во Франклин-Хауз. Посетители шли потоком, и все они страстно осуждали покупку голосов за счет предоставления поста.

Спокойствие и согласие Эндрю с итогами голосования исчезли напрочь. Рейчэл понимала по тому возмущению, от которого сотрясалась вся его длинная фигура, что ничто в его бурной карьере, исключая мародерство британцев, не вызвало такой крайней решимости отомстить за подлость. Она слышала, как он, стоя в дальнем углу комнаты в окружении своих самых восторженных сторонников, кричал:

— Итак, Иуда с Запада заключил контракт и получит тридцать сребреников! Конец будет таким же. Видели ли когда-либо раньше такую наглую коррупцию?

Дюжина голосов хором ответила:

— Но конечно, мистер Клей знает, что вся страна возмущена!.. Он не настолько глуп, чтобы принять…

— Что, отказаться от своей доли добычи? — Голос Эндрю, долетевший до нее, был холодным и презрительным. — Но он должен предстать перед сенатом для утверждения. Клянусь Всевышним, господа, у меня там все еще есть голос, и даю вам свое слово, что вывернусь наизнанку. Сделка с голосами — чистейший подкуп, и допустить такое — значит разрушить нашу форму правления.

Через три недели под проливным дождем семья Джэксон выехала из столицы; вся четверка сидела в карете, запасные лошади были привязаны к задку. Эндрю молчал, его голова была опущена на грудь, глаза закрыты; он все еще переживал свое поражение в сенате, где ему удалось набрать всего четырнадцать голосов против назначения Клея. Рейчэл убедила его, что ради приличия ему следует принять участие в церемонии инаугурации. Потом Эндрю жаловался ей, что мистера Адамса «сопроводили к Капитолию с помпой и грохотом пушек и барабанов, что не соответствует самому характеру события». Однако он одним из первых пожал руку Адамсу и принимал в сенате присягу вице-президента Кэлхуна.

Когда карета пересекла городскую черту Вашингтон-Сити, Рейчэл почувствовала, как напряглось его тело. Он повернулся на сиденье и устремил пристальный, напряженный взгляд на столицу. Его лицо выражало непоколебимую решимость, которая была памятна ей в годы, предшествовавшие сражению у Нового Орлеана.

Эндрю повернулся лицом к ней:

— Мы вернемся.

Они приехали в Эрмитаж в разгар сухой и холодной весны. Плантация была хорошо обработана, но не хватало влаги и для кукурузы, и для хлопка. Рейчэл привезла с собой саженец лимона и полный ящик различной рассады для сада. Ей хотелось снять городскую одежду, надеть простое ситцевое платье и начать копаться в земле. В глубине души она понимала, что нынешнее состояние временное, промежуточное, что ей придется вновь пройти через тот же процесс, а тем временем она испытывала наслаждение, ощущая руками жирный краснозем, вдыхая аромат соседнего леса и любуясь покрытой растительностью холмистой местностью. «Но какой позор, — размышляла она, — что стороны не уладили раз и навсегда соперничество между собой».

Их возвращение домой было больше похоже на триумфальное шествие, чем на поездку потерпевшего поражение кандидата. Хотя Эндрю заранее просил, чтобы не было официальных демонстраций, в каждом городе, через который они проезжали, собирались огромные толпы желавших приветствовать Джэксонов. В Луисвилле, Кентукки, родном штате Клея, они присутствовали на банкете: его участники провозгласили тост за генерала Джэксона как следующего президента Соединенных Штатов. Было яснее ясного, что выборы 1824 года далеко не закончились и каждый час дня и ночи между сегодняшним днем и ноябрем 1828 года, когда состоятся новые выборы, будет наполнен борьбой.

Эрмитаж превратился не только в сборный пункт Джэксона, куда ежедневно стекались сотни людей, приезжали курьеры, приходили письма, газеты, плакаты, но и в Белый дом пограничной территории, где сосредоточивались все оппозиционеры, искавшие там лидера. Доминировали ненависть к Адамсу и Клею и убеждение, что была поругана ясно выраженная воля народа.

Однажды вечером, когда в столовой и гостиной разгорелась особенно бурная дискуссия, Рейчэл почувствовала, что не в состоянии выдержать остроту напряжения и сильный шум. Она поднялась наверх, в свою тихую спальню, где воздух был чист от табачного дыма, запаха разгоряченных человеческих тел и перед глазами не мелькали беспорядочные жесты возбужденных мужчин. Она подвинула кресло к открытому окну. Буря в нижних помещениях дома не была временной, ее масштабы, характер, интенсивность будут возрастать с каждой неделей и с каждым месяцем. Эндрю втянулся теперь глубоко, влез по уши и даже поверх своих густых, но поседевших волос в политику, но не разумнее было бы для нее отойти в сторону? Не лучше ли обеспечивать еду, напитки и постели для приезжих и в то же время стоять в стороне от того, что происходит? Она предоставила своему мужу свободу в осуществлении его амбиций, но разве обязана она участвовать в них? Не лучше ли избежать волнений, наслаждаться садом, постоянно растущим обществом племянниц и племянников, сидеть и читать перед камином или же мирно работать за ткацким станком?

Запоздавшие летние дожди оживили луга. Коровы и овцы раздобрели и лоснились на солнце. Уборка урожая потребовала больше, чем обычно, тяжелого труда, но хлопок и зерно уже лежали в амбарах, а цены на рынке были благоприятными.

В октябре 1825 года законодательное собрание Теннесси официально выдвинуло Эндрю Джэксона кандидатом на пост президента. Он убедил Рейчэл сопровождать его в поездке в Мэрфрисборо, где он принял выдвижение и официально подал в отставку с поста сенатора. Оттуда они направились на Запад навестить Джейн. В сыром лесу было много черники, ягод терна, рябины и прочего. Джейн сохранила подтянутую фигуру, глаза оставались проницательно-ясными, и только белокурые волосы несколько изменили цвет. Она также пристрастилась курить глиняную трубку. Две сестры уселись у камина и с грустью заговорили о прошлом, поражаясь, как широко расселился клан Донельсон в Теннесси, Кентукки, Миссисипи и Луизиане.

Когда чета Джэксон проезжала через Нашвилл по пути домой, она увидела, что город в смятении. Некто по имени Дей, общипанный человечек, якобы собиравший счета для торговцев Балтимора и Питсбурга, провел несколько дней в Нашвилле, задавая бесконечные вопросы относительно брака Джэксонов и показывая копию протокола о разводе Робардсов, законно снятую для него в Харродсбурге тамошним писцом.

По возвращении в Эрмитаж Джон Овертон сказал им, что, по его мнению, идет сбор материала, неблагоприятного для Эндрю, чтобы заставить его снять свою кандидатуру на пост президента. По предположениям Джона Итона, сплетни собираются с целью публикации в расчете спровоцировать Эндрю на яростный взрыв, возможно, даже на дуэль, возродив таким образом его репутацию несдержанного человека.

Рейчэл поднялась наверх, разделась, легла в постель и натянула одеяло на голову. Какой смысл уходить от политических страстей, когда в любой момент она может стать средоточием острой борьбы? Еще три года до новых выборов, но уже некоторые представители оппозиции копаются в ее прошлом, надеясь найти рычаг против Эндрю.

«Реально была единственная возможность избежать новых треволнений: пойти и сказать Эндрю, что я совершила ошибку. Я полагала, что смогу выдержать последствия, но на деле не могу: у меня нет нужной моральной силы. Освободи меня. Я была хорошей и верной женой почти сорок лет. Я дала тебе все, на что была способна, я никогда не просила тебя отказаться от своих желаний. Я помогала тебе в меру своих сил. Нам скоро будет по пятьдесят девять лет. Ты знаешь, что я люблю тебя всей душой, знаю, что ты любишь меня. Тогда, Эндрю, пожертвуй последней кампанией. Выполни свое обещание, что последние годы нашей жизни мы проведем спокойно дома и будем наслаждаться нашей близостью.

То, что предстоит, — не обычное политическое соревнование, это война; если бы вопрос был поставлен так: чтобы стать президентом, нужно поставить меня на передовую линию фронта, согласился бы ты, Эндрю?»