Наталья Иртенина - Нестор-летописец
— Почему? — спросил удивленно.
— Я легла с тобой, чтобы забрать твою жизнь, — с вызовом бросила она.
— Зачем тебе моя жизнь?
— Чтобы ты не отобрал ее у других.
— Ты была с волхвами? — догадался боярин. — Ты — ведьма?
Дева гордо вскинула точеный подбородок.
— Я — дочь волхва. Моего отца убил в Новгороде князь — сын того князя, которому служишь ты. Ненавижу вас.
— Ясно… Эй, кто там, в сенях! — крикнул воевода.
— Это я, Несда, — ответил робкий голос. — Я нечаянно разбил горшок.
— Разбуди гридей и пришли кого-нибудь из челяди. Живее!
Вскоре хоромы наполнились светом, шумом и бестолковой беготней. Никто не понимал причин суеты, но все, от холопов до боярина Буни, старательно ее создавали. Гриди впятером волокли по сеням красноволосую ведьму. Дружинные отроки ходили во дворе со светильниками, заглянули в яму к волхвам, проверили запоры ворот, заглядывали в амбарные клети. Огнищанин метался по терему в исподней рубахе и раздавал оплеухи моргающим спросонья холопам. Янь Вышатич, надев порты, но забыв подпоясаться, окликнул его и прижал кулаком к стене.
— Откуда взялась девка?
— Какая девка? — пролепетал Буня.
— Та, которую ты мне подложил.
— А-а… — Огнищанин помотал головой. — Не ведаю. Тут ее только увидал. Думал, твои отроки откеля-то привезли. А чего она?..
— Зарезать меня хотела.
— У-у. — Буня сделал кислую рожу.
Как тут не скиснуть, если такая краса за свою дурость пропадет, никому не достанется.
Воевода отпустил его и пошел на двор. Перед крыльцом кмети спорили о девке: посадить ее под запор или сперва пустить на потребу. А если под запор, то не сбежит ли — ненадежно оставлять с ней охрану, охмурит чего доброго. Вон как глазищами шпарит, будто кипятком обжигает.
Жива сидела в снегу, поджав колени. На ней была лишь давешняя русальная рубаха с подвязанными рукавами. Волосы заплетены в толстую косу.
— Девку не трогать, — жестко наказал воевода. — Свяжите и закляпайте ей рот. До утра пусть сидит в подклети на запоре. Стор ожа отвечает за нее головами.
Воевода отправился досыпать. Кмети, опутывая девку вервием, ворчали:
— Сам-то ее потрогал, а нам не велит… Эх, боярин!
— А ты попробуй тронь, — люто глядя исподлобья, предложила пленница. — Без уда останешься.
— Да ну ее к лешему, — стали плеваться отроки, подхватили девку, как бревно, и снесли в подклеть. — Сиди тут… ведьма.
Напоследок плотно забили ей рот тряпьем, чтоб не обморочила медвяным голосом сторожу.
Наутро, едва отслужили обедню и потрапезовали, Янь Вышатич приказал извлечь ведьму из заточения, развязать и раскляпать. День разгорался солнечный, светлый, в хоромах сидеть не хотелось. Суд творили во дворе — воевода и поп Евстафий. Перед тем боярин в храме стоял на коленях перед священником, каялся в блудном грехе.
— Поила ли тебя чем-либо сия девица? — спросил отец Евстафий, отрешенно разглядывая во дворе пленницу. — Давала что-либо съесть?
Как только сняли узы, Жива распрямила гордый стан, тряхнула головой. Разметавшиеся волосы вспыхнули на солнце красным пламенем.
— Нет, отче, ничего я не принимал от нее, — ответил воевода. Ему было тяжело и неприятно смотреть на девицу.
— Творила ли она какие-либо шептанья, заклинанья или иную богомерзкую ворожбу?
— Не видел, отче. При мне не творила, а что делала без меня в изложне, не ведаю.
— Да что там было делать-то! — молвила Жива с усмешкой. — Ложе собой согревала, тебя дожидаючись.
Поп Евстафий развел руками.
— В таком случае не могу сказать, что сия девица намеревалась погубить тебя, боярин, ворожбой. А если и намеревалась, церковному суду она все равно не подлежит.
— Как же не подлежит? — недовольно выкрикнул кто-то из дружины. — Ворожея она. Давеча всех околдовала.
— Дочери Евы испокон веку околдовывают мужей не ворожбой, а иным, — горестно произнес священник. — Девица сия не крещена и не имеет мужа, который мог бы наказать ее. Ты, боярин, слава Господу, жив и в здравии. Отпусти с миром девицу, дабы она не затаила зла.
Жива рассмеялась.
— Я принесу за тебя жертву Велесу, поп.
Отец Евстафий молча перекрестил ее и пошел со двора.
Отроки загомонили. Они не хотели отпускать девицу с миром.
— Отдай девку на потребу, боярин!
— Эй, красноволосая! Пойдешь со мной? После дам тебе нож, чтоб ты попугала меня им.
— Уйми своих псов! — крикнула Жива воеводе. — Я забрала твое семя. — Она приложила ладонь к животу. — Хочешь, чтоб они перепахали поле?
Янь Вышатич медленно изменился в лице. Схлынули уверенность и непреклонность, он стал растерян и бледен.
Крики со смехом стихли. Двор объяла тишина. О бесчадии воеводы знали все. Кмети с нетерпением ждали, как он поступит. Ждали долго.
— Принесите огня и воды.
Жива вздрогнула.
— Я отомщу тебе через твое семя!
— Подпалите ей волосы, — выдавил сквозь зубы воевода, — и выбросьте вон из города!
Дочь волхва заметалась среди кметей, вырывалась, била ногами. Ее схватили, растянули руки в стороны, к волосам поднесли пламя.
Казалось, она мгновенно вспыхнула с ног до головы. Кмети едва успели отскочить. Жива с утробным воплем побежала, упала и стала кататься в снегу. Ее тут же облили водой из ушата.
Воевода побрел в хоромы. Девка лежала ничком, не шевелясь. На спине через дыры в рубахе белело тело, не успевшее обгореть. На голове от гривы волос остались мокрые клочья и подпалины.
Кмети, жалея девкину красу, уложили ее поперек коня, накрыли плащом и вывезли со двора. Сердобольная баба-холопка, причитая, на ходу сунула для нее отрокам рубашку и старый кожух.
Несда выбежал за ворота, глядя вслед, и стоял, пока проезжий белозерский дружинник не огрел его плетью.
8
Трудная задача — найти дорогу в незнакомом лесу, к месту, где никогда не бывал. Особенно если надумал идти, когда солнце освещает лишь верхушки деревьев.
Что тянуло его туда — желание узнать или желание увидеть, или что-то еще, Несда не мог толком понять. При себе он нес в узелке край хлеба, кусок вареного мяса и капустную кочерыжку, оставленные от собственного обеда. В животе урчало, но он не часто слушал свое нутро и не привык потакать ему. Тому же учил воевода: всегда держи брюхо впроголодь, и враг не застанет тебя врасплох. Какой враг имелся в виду, боярин не уточнял: разумеющий разумеет. Церковные посты Янь Вышатич строго хранил даже в походах и в болезнях. А с красноволосой девой внезапно для себя оскоромился, нарушил Великий пост.
Несда в колдовство девицы не верил ни мгновенья. Сама себя обманула дружина, прельстившись женской красой. «Не обманываюсь ли я?» — подумал он вдруг.
Лесная темнота становилась гуще, плотнее обволакивала его. Белел только хрусткий снег под ногами, да и тот был старый, обсыпанный древесной трухой. Далеко в стороне ухнула сова, вылетев на охоту. Ветер качал скрипучую ветку. Под покровом тьмы пробуждалась нечисть. Несда, оглядываясь, перекрестился, пошептал молитву.
«Я только отнесу снедь и спрошу, и сразу обратно», — решил он. Несмотря на холод, лицо горело. Он потрогал уши — они пылали. Если это колдовство, то древнейшее. Правду сказал поп Евстафий.
Почему девица непременно должна оказаться на капище? Он не знал этого. Просто шел туда.
«Я только спрошу ее…»
Темноту впереди разорвал желтый огонек. Несда обрадовался и прибавил шагу. Снег захрустел веселее. Он давно шел не по тропке, а напрямик через сугроб. В последние дни снег здесь топтало множество ног, идти было легко. Огонь приближался, мигая между стволами.
Вскоре сквозь ночные звуки леса Несда различил голоса. В замешательстве он прошел еще немного и остановился. Языки пламени выхватывали из темноты высокий чур идола и двух людей, стоящих по разные стороны от огня. Чуть поодаль фыркнул конь. Давешнюю птицу-лебедь было трудно узнать в простолюдинке с замотанной в плат головой и в кургузом кожухе. Того, кто говорил с ней, не признать было невозможно.
— Если бы ты легла со мной, а не со стариком, — убеждал Гавша, — ничего этого не случилось бы.
Он показал на ее голову.
— Мне нужна была его кровь, а не твоя.
— Ты упрямая лисица. Зачем ты споришь со мной? Я могу помочь.
— Так помоги! Выпусти из ямы волхвов. Тогда получишь меня.
Гавша рассмеялся, обходя огонь.
— Где я найду потом тебя? Сперва следует заплатить.
Жива двигалась от него по кругу.
— Клянусь бородой Велеса…
Гавша перепрыгнул через огонь, поймал ее и повалил. Она взвизгнула, стала бить его по голове. Вдруг заржал конь, раздался треск дерева. Гавша оглянулся. Девица скинула его с себя и отползла к идолу.
