Дмитрий Дмитриев - Два императора
В Пужи государь занял маленький домик и, позвав лейб-медика, обратился к нему с такими словами:
— Скажите, доктор, от моей лихорадки вы не видите никаких дурных последствий?
— Ровно никаких, государь.
— Прошу, доктор, говорите мне правду. Если есть опасность, вы должны предупредить меня. Вы знаете, что это необходимо… Не думайте, что я испугаюсь; я не боюсь смерти, но не хочу умереть, не отомстив Наполеону за его погром моей земли и моего народа. Я искренно люблю мой добрый народ и, пока жив, не перестану о нём заботиться.
— Поверьте мне, ваше величество, что ваша болезнь скоро пройдёт; только мой долг, государь, просить вас отдохнуть дня два — война слишком вас утомила. И два дня довольно для поправления вашего, дорогого для России, здоровья, — проговорил почтительно лейб-медик.
— Два дня пробыть без дела — это нельзя: моё присутствие необходимо в армии.
— Но болезнь вашего величества… — возражал доктор.
— Ведь вы говорите, что моя болезнь ничего не представляет опасного?
— Да, государь, но смею повторить: вашему величеству необходим отдых. Болезнь может осложниться.
— Довольно, любезный доктор. Возьмём Париж, заключим выгодный мир с французами, тогда я поеду отдыхать в мою дорогую Россию… Для счастья моего народа я готов всем пожертвовать…
Доктор откланялся и вышел из комнаты государя.
Сражение под Арси девятого марта кончилось в нашу пользу; тут Наполеон дал промах: найдя главную армию сосредоточенною, он не успел в своём намерении разбить её по частям и принуждён был отступить и выбрать новый путь.
Арсиская битва замечательна ещё тем, что здесь в последний раз встретились на поле сражения император Александр и Наполеон, и французскому императору пришлось уступить поле сражения русскому.
Наши герои солдаты во главе со своим августейшим вождём очутились около стен Парижа.
Эта всемирная столица красивым ландшафтом раскинулась перед глазами нашей армии.
— Париж, Париж! — было общим радостным криком всех солдат.
«Забыты были трудности похода, — пишет один из очевидцев, — раны, павшие друзья и братья, — вдали виднелся Париж».
«Воспоминание об этой незабвенной минуте столь сильно, что, помышляя о нём, невольно предаёшься восторгу, который нас тогда наполнял. Если мы, простые офицеры, были, так сказать, отуманены радостью, то что же должны были чувствовать два монарха, из которых над одним шесть лет тяготела железная рука кичливого завоевателя, а другой ещё недавно в уединении тенистых аллей Каменного острова скрывал снедавшую его грусть при известии о взятии Москвы».
После кровопролитного, но непродолжительного сражения под стенами Парижа, защита которого поручена была двум корпусам, руководимым маршалами Мармоном[109] и Мортье,[110] дано было сражение на высотах Монмартра. Французы принуждены были уступить превосходству союзной армии, и, чтобы спасти столицу от приступа, маршалы послали просить пощады у русского императора и отдали ему Париж на капитуляцию.
Глава XII
Составлена была капитуляция, по которой Париж сдавался союзному войску; она состояла в следующем: первое — маршалы обязывались на другой день, утром, в семь часов, со своими корпусами очистить Париж; второе — военные действия не могли начаться ранее двух часов по выступлении французов из города; третье — арсеналы и магазины будут сданы в том состоянии, в котором находились до капитуляции; четвёртое — национальная гвардия и жандармы отделяются от линейных войск и по усмотрению союзников будут распущены или по-прежнему оставлены для отправления гарнизонной и полицейской службы; пятое — раненые и остальные, которых найдут после десяти часов утра, признаются военнопленными; и, наконец, шестое — Париж поручается великодушию монархов.
В то самое время, когда составлялась капитуляция, Наполеон прибыл в местечко Жювизи, которое отстояло от Парижа всего в пятнадцати верстах. Он уже не смел показаться в свою столицу, да и зачем было ему ехать в Париж: французы его уже не почитали за своего императора. Но Наполеон на что-то ещё надеялся: он послал генерала Жирардена с поручением, чтобы он постарался воспламенить войско и народ к защите Парижа и словесно приказал взорвать пороховой магазин на Гревской площади. И если бы это варварское приказание было исполнено, то погибло бы множество несчастных жителей и многие бы здания были разрушены; начальник пороховых запасов, полковник Лескур, потребовал письменного подтверждения, но у генерала не было его, — и этим была спасена жизнь многих.
Было часов десять вечера семнадцатого марта; Наполеон вышел из почтового домика, который он занял на несколько времени в местечке Жювизи. Вдруг ему послышался отдалённый шум приближавшегося войска. Это были французские передовые отряды, вышедшие из Парижа.
— Это наше войско? — всматриваясь в приближавшихся солдат, спросил Наполеон у своего адъютанта, полковника Визе.
— Так точно, государь.
— Но куда они идут? Подите узнайте.
Адъютант вскочил на лошадь и поскакал навстречу шедшим солдатам. Спустя немного он явился к Наполеону с ответом.
— Ну, что, узнали? — нетерпеливо спросил у него Наполеон.
— Узнал, ваше величество: наше войско идёт из Парижа.
— Как! Что вы врёте?!
— К несчастию, это правда, государь, — печально ответил полковник Визе. — Париж сдаётся на капитуляцию, — глухим, слезливым голосом добавил он.
— Париж… Париж сдаётся! — громовым голосом крикнул Наполеон. — Вам неправду сказали, французы этого не сделают! Я ворочу солдат и вместе с ними со стыдом прогоню завоевателей, или мы умрём у стен Парижа. Подать мне лошадь!
— Не делайте этого, государь, — умоляющим голосом проговорил Бизе.
— Как?! Почему? — резко спросил Наполеон.
— Вам, государь, возбранён въезд в Париж, — чуть слышно ответил полковник.
— А, вот что, — меняясь весь в лице и от волнения дрожа всем телом, промолвил Наполеон. — Мне воспрещён въезд, стало быть, я больше не император. Развязка очень скорая, я не предвидел этого.
Наполеона окружила его свита и несколько преданных ему генералов; все старались успокоить своего некогда великого императора, а теперь побеждённого русскими войсками и даже отвергнутого своим народом.
— Император Александр жестоко отомстил мне за Москву. О, я тысячу раз проклинаю себя за несчастный поход в Россию, но что делать, надо покориться обстоятельствам.
Наполеон отдал приказание остановиться своим войскам в Эссене и немедля послал герцога Коленкура к нашему государю с полномочием согласиться на все предложения и на все условия, которые поставит император Александр, а сам с небольшою свитою поехал в Фонтенбло.
Император Александр не вошёл ни в какие переговоры с Наполеоном. Наш государь уже не признавал его императором французов. Ещё в роковую годину войны 1812 года император Александр сказал:
— Я или Наполеон, он или я, но вместе мы царствовать не можем.
Тогда Наполеон был ещё гордым завоевателем. Его имя, как военного гения, гремело во всём мире. Теперь же произошла перемена — Александр стал победителем, а Наполеон был побеждён. Мог ли наш государь допустить, чтобы Наполеон, некогда громивший Россию, оставался на престоле Франции?
И русский император произнёс окончательный приговор над императором французским. Французский сенат, руководствуясь прокламацией русского императора, изданной в день занятия Парижа союзными войсками, сделал постановление, которым сенат лишал Наполеона престола, и все правительственные места спешили признать это постановление. И когда французские сенаторы представлялись государю, он проговорил им следующие слова, записанные в журнале и обнародованные для всеобщего сведения:
— Человек, — говорил император Александр, — называвшийся моим союзником, напал на моё государство несправедливым образом, а посему я веду войну с ним, а не с Францией. Я друг французов. Настоящий ваш поступок, коим вы лишили престола Наполеона и его семейство, ещё более связует меня с вами. Благоразумие требует, чтобы во Франции учреждено было правительство на основаниях, твёрдых и согласных с настоящим просвещением сего государства. Союзники мои и я будем покровительствовать свободе ваших заседаний. В доказательство прочной связи, которую я намерен заключить с вами, возвращаю всех французских пленных, находящихся в России; временное правительство уже просило меня об них, но я уступаю их сенату, в уважение сделанного им сегодня определения.
Эти исторические слова нашего государя были напечатаны в нескольких тысячах экземпляров и расклеены по улицам на стенах домов и на заборах, с припечатанными от французского сената следующими словами:
