Сергей Мосияш - Святополк Окаянный
— А из чего он сделан?
— Из крепкого дерева, на конце обшит бронзой. Входит как нож в масло.
— Да, — покачал головой Мстислав. — Хорошее оружие.
— Еще бы. Когда я несусь на полном ходу на врага, там некоторые слабаки уже за борт скачут.
— Интересно, очень интересно, — искренне признался Мстислав. — Ну хорошо, а если враг не тонет? Чем вы его бьете? Мечом?
— И не только, — отвечал Монго, открывая ящик, стоявший у борта.
Там лежали стеклянные шары с пеньковыми концами.
— Это бартаб, — сказал Монго, беря в руки один из шаров. — Вот видишь, князь, отверстия?
— Вижу.
— Вот через эти отверстия мы зажигаем в бартабе горючую смесь. Она вспыхивает, и мы бросаем бартаб на судно врага. Сразу же воспламеняется рангоут. А если бросить сразу несколько бартабов, судно противника превращается в настоящий костер. К тому же огонь бартабов водой не гасится.
— Я слышал об этом. Это греческий огонь называется?
— Совершенно верно, князь.
— Какой там состав? — поинтересовался Мстислав.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Монго. — Да если б и знал, не сказал.
— Почему?
— За это полагается смертная казнь: отсечение головы. А я своей пока не хочу лишаться, — усмехнулся адмирал.
Недалеко от них появился матрос с кнутом и, прорычав какое-то ругательство, ожег им гребца, сидевшего на первом правом весле.
— Я те покажу лодырничать, морда!
Князь заглянул на нижнюю палубу, увидел на весле трех человек, прикованных за ноги к скамье.
— Сколько всего гребцов? — спросил адмирала.
— А вот считай по каждому борту — четырнадцать весел, на каждом весле — по три человека.
— Ого! Это около девяноста гребцов.
— С запасными более ста будет.
— Еще есть запасные?
— А как же. Они же дохнут как мухи, галерники-то. Дохлого за борт, а на его место свежего сажаем. Непременно в походе запас должен быть не менее дюжины. Без запасных лучше и не выходить в море.
— А кто они? Гребцы-то?
— Пленные. Есть и свои, которые преступники. Убийцы там, насильники, воры. Так что жалеть их нечего. Заслужили галеру. Эй, — крикнул Монго матросу с кнутом. — Смотри, что-то на пятом весле сбиваются и взмах мал.
Матрос подскочил к пятому веслу и — р-раз, р-раз, р-раз! — всех троих перетянул кнутом.
— Сволочи ленивые!
Видя любопытство князя, Монго продолжал рассказывать:
— Это еще не самые большие галеры, князь. Всего-то с полсотни шагов в длину и около шести в ширину. В Константинополе есть и в два и в три раза больше.
— И весел столько же?
— Нет. Что ты? Здесь вот у нас один ярус весел, а есть галеры с двумя, тремя ярусами весел. Галеры, где два яруса, называются биремы, а три — триремы. Была у императоров и квартрирема, в ней было четыре яруса, да в прошлом году сгорела. Хотят новую строить. Так что пленным и преступникам на море всегда дело найдётся. Хлеб здесь недаром едят.
Когда по правому борту показался на тавридском берегу город, Монго сказал:
— Пантикапей. Когда-то был столицей Боспорского царства, богатющий был город. Но лет шестьсот тому налетели гунны, город разорили, народ перебили. С тех пор он захирел, едва дышит.
— Да нет, — отозвался Мстислав, — мои люди туда часто на лодиях плавают, вино привозят, фрукты. Сказывают, торг неплохой там.
Едва миновали Пантикапей, начался ветер, который, постепенно усиливался.
— Ну слава Богу, — молвил Монго. — Сейчас побежим с парусом, — И крикнул: — Капитан, ставь парус!
— Есть парус! — закричал краснорожий, и тут же забегали матросы, полезли на мачту, на длинную рею, распускать парус. Парус был большой, треугольный — косой, как назвал его адмирал. Он быстро наполнился ветром, и галера прибавила ходу. Когда ветер усилился еще и парус стал упругим, как лук, раздалась команда капитана:
— Суши весла.
И сразу весла поднялись и легли вдоль борта, словно большая птица сложила крылья.
— Ну вот бездельникам передых, — сказал Монго и весело взглянул на Мстислава. — Твое счастье, князь, можем завтра к вечеру у места быть.
— Мне всегда счастье, — засмеялся Мстислав, — Ежели еще дашь мне с десяток этих твоих шариков, как их?
— Бартабы.
— Вот-вот, ежели дашь мне их с десяток, я ночью же возьму на щит Херсонес.
— Тебе я не имею права их давать.
— Вот те раз, адмирал, а на кой черт тогда они?
— Нет, я тебе не отказываю, Мстислав. Я тебе дам своих метателей вместе с катапультами. Ты им скажешь, куда бросать, они и бросят.
— Как помогать, так Мстислав свой, а как оружие ему дать — так чужак.
— Не обижайся, князь. Я не могу. Я ж тебе объяснил.
— Ладно, ладно, Монго. Я и без вашего огня управлюсь. Поберегу твою голову.
На щит…
Как и говорил адмирал Монго, к Херсонесу приплыли через два дня — вечером второго. Помог и ветер, и гребцы, которым не очень-то давали отдыхать.
Дружины сошли на берег, шатры разбивать не стали, поставили только княжеский, но и тот оставался пустым, князь Мстислав лег у самого моря, подстелив под бок касожскую бурку.
Чуть свет князь поднялся и отправился осматривать крепостные стены, захватив с собой Сфенга и Яна.
— Для начала сделаем, как и отец мой, — сказал Мстислав, — переймем им воду.
И послал к водотоку своих людей с кирками и лопатами.
— Они уже научены, — отвечал Монго, — вода у них есть, запаслись.
— Ничего, ничего, пусть думают, что мы приступаем к осаде. К долгой осаде. А мы сегодня ночью… Впрочем, я должен осмотреть всю крепость. Потом принеси мне чертеж города, адмирал.
— Хорошо, — отвечал Монго. — Чертеж есть.
Мстислав добросовестно обошел город, в него кое-где стреляли со стен из луков, кричали что-то оскорбительное. Он приветливо махал горожанам рукой, бормоча под нос:
— До встречи, голуби, до скорой встречи.
Воротившись уже после обеда с осмотра крепости, Мстислав перекусил изжаренным ему на копье куском мяса и позвал в шатер к себе Монта с Яном.
Мстислав приказал своим гридням отодвинуть всех от шатра не менее чем на сто шагов, чтобы ни до чьих ушей не дошло, что будет говориться в княжеском шатре…
Мстиславовы гридни быстро исполнили его приказ, и вскоре вокруг шатра было пусто и тихо.
— Адмирал, у тебя чертеж Херсонеса. Давай его, — сказал князь.
Монго развернул пергамент, расправил сгибы.
— Т-так. — Мстислав стал рассматривать чертеж. — Это что? — ткнул пальцем в кружок с крестиком.
— Это базилика[112].
— Понятно. Да их тут, вижу, много, базилик-то.
— И народу немало в городе.
— А в какой моего отца крестили?
— Вот в этой, — ткнул пальцем Монго.
— А купель та цела?
— А куда ей деться.
— Ну что ж, даст Бог, завтра умоюсь в этой купели.
Монго хмыкнул, качнул головой с укоризной. Князь сделал вид, что не заметил укора.
— Вот в эти ворота мы и войдем. — Мстислав указал на ворота, самые близкие к базилике, в которой был крещен когда-то князь Владимир Святославич.
— Войдем? — с усмешкой переспросил Монго. — Кто ж их нам откроет?
— Сами, — отвечал твердо Мстислав. — Я их отворю.
Взглянув на воеводу и адмирала, князь понизил голос и продолжал:
— Только прошу беспрекословно исполнять мои приказы. Беспрекословно, — подчеркнул Мстислав и взглянул строго на адмирала.
У Монго от этого взгляда истаяла насмешливая улыбка, таившаяся в уголках губ.
— Сколько ты сможешь, адмирал, выставить перед этими воротами катапульт? Три, четыре, пять?
— Да хоть десять.
— Лады. Сейчас же ставь их на эту линию. У каждой катапульты должно быть не менее двух этих ваших бартабов. Теперь ты, Сфенг, сей же час отряди людишек вязать узлы на веревках. Каждая веревка должна иметь не менее сотни локтей длины, а на конце иметь котву[113]. Сверните веревку в бухту, положите в таком виде у каждой катапульты, а котву оставьте наверху.
— Но где я возьму веревки, котвы?
— Монго, у тебя на галерах должно быть много этого добра.
— Есть. Но…
— Что «но»? Вели снять такелажные, коли будут коротки, мы их свяжем. Котвы тоже небось найдутся?
— Котвы есть, — отвечал Монго.
— Теперь внимательно слушайте, как будем действовать. Все это должно быть готово к ночи. Как только станет темно, твои катапульты, Монго, должны закинуть в город горящие бартабы. Произведут два выстрела огнем, а ежели три, еще лучше. Но чтоб все разом. Понял?
— Понял, князь.
— Вспыхнувший за стенами пожар отвлечет людишек на его тушение. Следующий выстрел, адмирал, твои катапульты делают котвами, чтобы они зацепились крючьями за стены и за что там придется. Сразу после выстрелов котвами, слышь, Сфенг, вступают лучники. Отбери самых метких. Собери для них все колчаны, все стрелы, чтобы на стене никто не смел головы поднять.
