Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария
Ночь стояла чужая, – где-то выли шакалы, а звёзды горели необычайно ярко, как адаманты. И неслась над степями тихая песня воина про Киев-град, калину и девицу, что ждёт-дожидается милого. И время от времени тишина нарушалась громкими окликами стражников:
– Слава великому Киеву!
И в ответ:
– Слава Перуну грозному!
И далеко разносился тот окрик в чужой ночи, и отзывался на него из степи злобный и тоскливый вой шакалов.
Глава 2
Сход кудесников
В Киеве кудесники собирались на Великий Сход. Такого давно не случалось на Руси, потому как каждый кудесник больше сам по себе жил, люду славянскому служил, правил требы и богов славил, как заведено было в той или иной земле издавна. Понятие о том, что бог и един и множествен и что все боги и люди, как дети и внуки, суть едины, было у кудесников общим, а вот способы обращения к богам и связь с ними порою очень разнились.
Так сложилось за многие сотни и тысячи лет. Благодаря заботе о чистоте телесной и духовной, связи крепкой с Матерью-Землёй и Родом Единым, что проявляется во всём сущем, стойко держались племена и роды славянские за Правь истинную и потому оставались вольными, когда вокруг уже рабство коростой ползучей род людской разъедало, пожирало государства великие и малые, и люд свободный превращало в невольников. Не могли уже поражённые той коростой люди зреть истину, не разумели более языка Матери-Земли, птичьего щебета, шелеста трав, гомона вод живых и пересвиста ветра. Забывали Поконы Прави, по которым всякий, кто только решил иметь раба, сам им уже стал. Вольный человек не может быть ни рабом, ни рабовладельцем.
Только проходили столетия за столетиями, и начала вползать сия зараза в славянские роды и общины. Как-то меньше стали люди на себя ответственность брать, порешили: пусть князья будут наследственными и сами радеют об общем. Стали многие о своём отдельно от общего думать, а потом и непотребным для вольного человека делом занялись – людей в рабство продавать, сначала полонённых в войнах да преступников, а потом и тех собратьев, кто за долги невольником стал.
Приспела пора волхвам о Руси всей, о Роде славянском помыслить, как дальше быть, тем паче что земли донские и приволжские теперь в состав Руси единой вошли. Потому и кликнул Великий Могун волхвов на Великий Сход в Киеве-граде.
Несколько дней сбирались в Киеве волхвы. Кто-то из них давно уже в стольном граде не был, а кто-то и вовсе впервые в нём оказался. Одни волхвы дивились великому граду с его многими улицами да переулками, шумному Торжищу и пристани многоликой, на разных языках говорящей, постоянному движению конных, пеших и возов разных. Другие же сразу стремились попасть на Капище и суетой городскою себя не обременять.
Когда сошлись-съехались они со всех концов и земель Руси, прежде всего отправились с Верховным Кудесником на Перунову гору, принесли жертвы богам и сотворили молитвы. Затем Великий Могун стал перед собравшимися и обратился к ним с речью:
– Знаю, братья, что все вы в душе перед Богом чисты и деяния ваши пред Световидом есть благо. Но должны мы нынче обсудить, как достигнуть единства между всеми кудесниками в сей непростой час, когда греки и германцы идут супротив нашей веры истинной и обращают православных славян в христианство. И ежели сему не противиться, то будет у нас не отцовская Киевщина, Новгородчина или Ростов, а Визанщина и Рим станут править на земле нашей! Будут чужеродные жрецы творить, что им вздумается, а нас, кудесников, уничтожать! Отчего, думаете, нынче отроки пропитые молитву утреннюю сорвать хотели? Потому как византийские пастыри, узнав про наш Сход, наняли бражников за пенязи и велели им напасть на волхвов. Не ведают, глупцы, что волхвам сила божеская дана, и отроки те наземь были повергнуты, и некоторые умерли, а остальные поднимали руки, прося пощады.
Но не успокоятся на сём греки. И я так реку вам, что Визанщина, которая на Русь налезает, красна лишь на первый взгляд, да гнилая во чреве. Будь то благом для Руси – я бы первый веру сию признал. Но не благо то, а несчастье великое!
На Визанщине богатому легко жить. Да жизнь лёгкая ведёт к распущению нравов, а распущение нравов – к измельчению веры. Визанцы сами о своей вере много спорят, да мало веруют. И даже лучшие люди там легко могут быть куплены и легко проданы. Многие готовы отдать за златых и серебряных овнов и слово своё, и честь. И время от времени народ узнаёт, что их воеводы и тиуны – воры. И правды там не доищешься. Сам Василевс, рекут, у богатых купцов в руках.
Сможет ли такая держава долго быть? Измельчится она, приуменьшится, а то, гляди, и вовсе падёт во прах. Того ли хотим мы Руси?
Отвечали кудесники:
– Не хотим, отче!
– И князь наш Визанщины у себя дома не хочет, – сказал Великий Могун. – Оттого мы должны помыслить, как достигнуть единения, чтобы Лад на Руси укрепился. Прежде всего, должно помнить, что Сварог – Дед Божий – есть Пращур всех русов, проявляемый в Великом Триглаве, как Перун и Световид, или Даждьбог, или Велес, и все прочие образы суть проявления лика Сварожьего. Потому надобно себя блюсти, о чистоте души и телес заботиться, чтоб не оскорблять в себе лика божьего.
Кудесники кивали, одобряя речь Могуна, и соглашались с его словами.
– Тяжкий час пришёл для веры нашей. И чтоб она жила и крепла, должны мы быть рассудительными и сдержанными, ибо поспешностью и гневом вместо блага можно посеять зло.
С этими словами кудесники тоже были согласны.
– Все мы знаем, что князь наш Святослав Хоробрый присоединил к Киевской Руси многие земли, в том числе и те, на которых славяне издавна живут, но долгое время пребывали под Хазарщиной да Булангарщиной. И все мы знаем, что у каждого из славянских племён есть свои божества и обычаи. Радимичи, к примеру, по-другому богу молятся, они – дыромоляи, в дыру земную шепчутся. По-иному живут и русколаны, и вятичи. Повсюду кудесники – сила, но они же и раздор вносят, и противление, каждый по-своему учит. Поскольку мы все славяне есть, надобно находить общий язык и общие поконы. И богам требы править так, как правили наши Пращуры, со всяческим тщанием и бережением всех тех слов, что они рекли.
И ещё надобно возобновить обычай брить сына в семь лет и вдевать ему в левое ухо серьгу русскую, через которую он к Отцовщине приобщается. Ведомо мне, что многие обычай сей не блюдут, матери боятся причинить детям боль. Но кто без боли и трудности что-либо получает, тот не будет крепко за него и держаться. Как мать воспроизводит на свет детей через боль и оттого пуще любит их, так и сын должен через испытание приобщиться к земле своих предков, стать её воином и защитником.
И последнее реку вам, – сказал Великий Могун. – Пребудем здесь три дня, и я буду честь вам Пращурскую Книгу Вед, какую лишь Могуны из рода в род читают.
И пели кудесники славу всем богам киевским, и три дня пребывали в молении, и слушали Великомогунскую Книгу. А потом ещё день рядились кудесники, как дальше справлять им требы да праздники и моления проводить. Некоторые соглашались, что единообразно всё делаться должно на Руси, будь то в Киеве, Новгороде, в землях Вятских или на Волыни. Другие же рекли, что должно оставаться как было, у каждого своё, только согласие меж кудесниками должно быть в делах, особенно коли веры касаемо или дел государственных.
– Негоже нам по лесам да на заимках отсиживаться, коли вои наши хоробрые за Русь-матушку со славою и именем Перуна на устах животы свои кладут, – говорил Могун, – помочь надобно тем землям, что освобождены от хазар, укрепить там веру пращурскую. Мы от Киева-града да от весей, что в округе его, пять опытных волхвов посылаем, пусть и с других земель тоже отправятся волхвы и кудесники в земли освобождённые, а нет, то вместо нас византийские попины пожалуют.
Тем временем византийский священник Алексис с охоронцем Софронием сновали по городу, будто мыши, стараясь не попадаться кудесникам на глаза. Они о чём-то переговаривались с купцами греческими, варягами либо с купцами-киянами, что были их прихожанами. Заходили пошептаться и с хазарскими купцами, хоть тех после разгрома Хазарии и не так много осталось в Киеве.
Гораздо-Гарольд ехал с верными дружинниками по улицам родного града, и сложные мысли ворочались в его голове. Чуткий конь, прядая ушами, шёл неспешным шагом, будто прислушивался к думам хозяина. Добрые вести приходят с Дона, славно бьёт князь врагов Киева, да вот незадача: чем лучше дела там, тем сильнее сопротивляются невидимые силы здесь, в Киеве, тем больше хлопот у него, начальника городской Сторожевой дружины. Тайный киевский тиун, которого оставил вместо себя старый темник Издеба, всякий раз сообщает о новых кознях. Думая о своём, Гарольд тем не менее зорко замечал всё, что происходит на родных киевских улицах. Вон у торговой лавки собралось несколько любителей греческого вина, лики их знакомы.
