Печать Индиго. Дочь Сварога - Арина Теплова
Через несколько минут они вновь поменялись партнерами, и Слава оказалась перед Одинцовым. Однако теперь ее спокойствие было нарушено появившимся на ассамблее фон Рембергом. Всю оставшуюся часть танца она то и дело поворачивала голову, пытаясь проследить, где находится ее муж. Ее мысли смешались. Видя, что и фон Ремберг также следит за ней через танцующие пары, она нервничала. Начала искать глазами Гришу, которого отчего-то не было видно. Неистовое желание немедленно уехать домой нарастало в девушке с каждой секундой. Едва менуэт окончился, и Иван Семенович отвел ее на прежнее место, Слава устремилась прочь из бальной залы, пытаясь отыскать Гришу. Ею владело настойчивое желание избежать дальнейшего общения с фон Рембергом, ибо его взгляд был явно не дружелюбным. К тому же ее накрыли неприятные воспоминания и обида от их последней встречи. Все жестокие слова мужа, произнесенные им перед отъездом, теперь явственно звенели в ее голове. Снова испытывать на себе его холодность и циничное пренебрежение она совсем не желала.
Пройдя пару комнат, где в одной мужчины курили трубки, в другой — играли в карты, девушка так и не нашла Гришу. Думая, что, возможно, молодой человек вышел на веранду, Слава устремилась в широко раскрытые боковые двери, ведущие в обширный дворцовый сад. Осмотревшись, она вновь не заметила Артемьева. Оглядываясь по сторонам, прошлась по краю веранды, где стояли большие кадки с диковинными высокими растениями. В руках она яростно теребила веер, осматривая с широкой веранды низ сада, видя гуляющих там придворных и пытаясь разглядеть силуэт Гриши. Она неистово хотела вернуться домой, и молодой человек должен был отвезти ее. Неожиданно за ее спиной раздался глухой приятный баритон:
— Вы пытаетесь сбежать от меня, сударыня?
Резко обернувшись, Слава испуганно застыла перед фон Рембергом, который возвышался всего в двух шагах от нее. Она отметила, что ее макушка находится на уровне его губ, и оттого ей пришлось чуть приподнять голову, чтобы открыто взглянуть ему в глаза. Он стоял перед ней, такой эффектный, строгий и мрачный. С каждым мигом она бледнела все больше. У нее появилось жгучее желание немедленно убежать от этого человека, который был на бумаге ее супругом, но воспоминания о котором трагичными нотками били ее в сердце.
Усилием воли она заставила себя не двигаться с места, ожидая его дальнейших слов. Губы фон Ремберга, сложенные в твердую складку-лезвие, были напряжены. Лишь взгляд его, оживленный и цепкий, изучал ее совершенно бесцеремонно, описывая круги по фигуре и лицу. Заставив себя смотреть прямо и стиснув до боли в ладонях веер, она выдохнула:
— Неужели вы вернулись, сударь?
Кристиан не спускал с нее гнетущего взора, и все его существо было до крайности напряженно. Последние полчаса он непрерывно следил за ней, изучая, как некое непостижимое создание, которое вызывало живейший интерес в его душе. Чем более он смотрел на свою юную жену, тем более отмечал, что она изменилась. В ней появились некая живость, искрящаяся красота, грация, которых он не замечал ранее. И что-то еще, чего он не мог понять.
— Я вижу, вы совсем не ждали моего возвращения, — заметил он.
— А я должна была вас ожидать, сударь? — холодновато вымолвила Светослава, пытаясь держать себя в руках и не показать своего неистового волнения.
Она с вызовом посмотрела в его фиолетовые темные глаза. Опешив, фон Ремберг тут же отметил, что она действительно изменилась, и ее ответ был доказательством тому.
— Благовоспитанная и благочестивая супруга так бы и сделала. А не проводила бы время в фривольной обстановке на ассамблее, — медленно произнес он, чеканя каждое слово.
— Насколько я помню, господин фон Ремберг, мое благочестие вы без сожаления высмеяли полгода назад. И вряд ли оно нужно вам теперь, — тихо напряженно парировала она, испепеляя его негодующим взором.
— Вы все еще в обиде на меня? Именно оттого вы решили сметить свое монашеское одеяние на откровенный бальный наряд, дабы завлекать мужчин? — сделал он недовольный вывод.
Слава округлила удивленно глаза и пару раз моргнула. Слова фон Ремберга больно резанули по ней. Она не понимала, зачем он завел этот странный неприятный разговор, как будто пытался уличить ее в каких-то непристойных действиях.
— Вы в чем-то обвиняете меня, сударь? — пролепетала Слава и, резко раскрыв большой веер, начала нервно обмахиваться им.
— Нет, сударыня, — заметил он желчно. — Мне пока не в чем обвинить вас, поскольку я не поймал вас за руку. Но нынче я вернулся после долгого отсутствия и что же вижу? Моя жена танцует на балу с господином Одинцовым, как заправская кокетка, наплевав на все нормы морали!
Опешив от его прямолинейного заявления, брошенного сквозь сжатые зубы, Слава напряглась всем телом, видя, как взор Кристиана прямо испепеляет ее гневным светом.
— Господин Одинцов — мой друг.
— Это весьма мило, иметь в друзьях первого столичного распутника, — произнес мрачновато фон Ремберг.
— Он мой друг, — твердо повторила Слава, чувствуя, что муж пытается задеть ее словами. — Он очень выручил меня, и я благодарна ему.
— Ах вот как это теперь называется, — вымолвил фон Ремберг, перебив ее.
Она отчетливо услышала в его словах издевку. Решив немедленно все объяснить, она тут же объяснила:
— Иван Семенович минувшей зимой ссудил мне большую сумму под два процента годовых выплат, и я очень обязана ему.
— А с чего это Иван Семенович так щедр с вами? — задал он вопрос.
— Я же говорю, что он мой друг, и я…
— Да прекратите лгать, сударыня! — возмутился фон Ремберг, прекрасно помня, какие похотливые и вульгарные думы относительно этой смазливой девицы проносились четверть часа назад в голове Одинцова. — Мужчина не будет давать вам деньги взаймы под такой мизерный процент, если не имеет никаких видов на ваши прелести! Или он не только смотрит, но уже все зашло гораздо дальше?
Слава замерла, ощущая, что ее облили помоями из грязного ушата. Обвинения, которые бросил ей в лицо новоявленный супруг, были
