Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

— После возвращения из Иудеи я дал ей развод. Она хочет выйти замуж за другого, а я не хочу потерять Ирас.

Антоний стукнул по столу.

— Правильно, Олимп. Если разлад нельзя поправить, то лучше взять нож — и раз! Алекс уже несколько месяцев советует мне порвать с Октавией и до конца выяснить отношения. В этом году истекает срок моего двенадцатого консулата, и Октавий позаботится, чтобы меня не выбрали на следующий срок. Я дождусь этого и в следующем году объявлю ей о разводе! Но пока об этом ни слова — слышишь! Я хочу завершить наш мирный вечер отрывком из моего ответного письма. Ты знаешь, что я вполне могу сказать обо всем открыто, однако это письмо — личное. Но то, о чем я тебе прочту, знает весь Рим: я хотел бы еще раз вспомнить кое-что из жизни нашего друга.

Он не торопясь достал заранее подготовленное письмо и запинаясь начал читать:

— «Что это на тебя нашло? Неужели все из-за того, что я сплю с царицей? Разве она не жена мне? Разве это новость? Разве я не занимаюсь этим вот уже девять лет? А как обстоит с тобой? Разве Ливия единственная женщина, с которой ты спишь? Я поздравлю тебя, если это письмо не застанет тебя в постели с Теруллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Салвией Титисенией, или еще с кем-нибудь. Разве это действительно так важно — с кем ты или кто твоя жена?»

Он отбросил письмо и ухмыльнулся.

— Ну как тебе это?

— Неплохо, император, неплохо. Это возбудит всеобщее любопытство.

Антоний покачал головой.

— На тот случай, если он сделает это письмо достоянием общественности и извратит при этом его содержание, я прикажу сделать его копии и отошлю их каждому наместнику в Римском государстве.

Эта ссора тянулась уже целый год и принимала все более острые формы. Очевидно было, что Антоний тоже не всегда говорил правду и иногда тоже защищался с помощью спора, лжи и подлога — в чем обе стороны пытались превзойти друг друга.

Об Ироде разговор между мной и императором никогда не заходил. Я и по сей день не знаю, сообщила ли ему царица обо всем — и тогда, может быть, он не хотел говорить об этом из уважения к своему другу юности. А может, они оба по каким-нибудь политическим соображениям решили оставить это дело без последствий.

Вообще, все эти власть имущие не так уж щепетильны, и если бы Клеопатре предоставилась возможность потихоньку устранить Ирода, она не стала бы долго раздумывать.

В это время диойкетом был Селевк — человек довольно бесцветный, который исполнял свои обязанности и ничем не обращал на себя внимания до тех пор, пока не угодил в одну неприятную историю, которая послужила причиной его смещения и стоила жизни двум людям.

Но сначала несколько слов о том, как складывались дела у меня. Когда я попросил царицу позволить мне вновь открыть свою лечебницу в городе, она ответила отказом.

— Нет, Гиппократ, твое место в Брухейоне, и если обязанностей личного врача для тебя слишком мало, то я могу поручить тебе еще кое-что. Ирод подал мне хорошую идею — тут стоит отдать ему должное. Итак, я назначаю тебя верховным служителем богини Гигиеи[60], а проще говоря, моим министром здоровья.

Она выжидающе посмотрела на меня. Я был ошарашен и только озадаченно спросил:

— Для всей Александрии?..

— Ах, Гиппо, — засмеялась она, — ты меня не так понял. Ты будешь отвечать только за Брухейон — об Александрии пусть позаботятся другие. Речь идет об очистке улиц, снабжении водой и уборке мусора. Возьми себе двух дельных секретарей и поручи им всю основную работу, а сам осуществляй надзор. Твоя новая должность ставит тебя выше всех остальных врачей во дворце. Сейчас ты уже в таком возрасте, что никому не будет обидно иметь тебя своим начальником.

Я с облегчением выразил свою благодарность. Ирас, стоявшая с нами рядом, насмешливо сказала:

— Мне это не доставит ни малейшего удовольствия, царица. Довольно утомительно, когда твой поклонник все время рядом. Мужчины самоуверенны, и в подобной ситуации они начинают чувствовать за собой права, которых у них вовсе нет.

— Нам не следует подпускать их слишком быстро, и в этом я тебе вполне доверяю.

В ответ Ирас прошептала что-то царице, и та вполголоса ответила ей, после чего они рассмеялись: Ирас погромче, царица более сдержанно. Я почувствовал себя лишним и, поклонившись, ушел.

За несколько недель до этого я объявил Аспазии о разводе. Теперь, когда наступил январь, мне предстояло принять решение относительно моего сына Герофила. Я мог бы взять его сюда, он воспитывался бы и учился с сыновьями министров и придворных, но ему недоставало бы семейного тепла. Поэтому я решил, что для него будет лучше, если я попрошу Деметру, и она будет воспитывать его, после того как Аспазия вновь выйдет замуж.

Следовало также позаботиться о Салмо. Все это время он жил вместе со своей семьей и, насколько мне было известно, смертельно скучал. Почему бы моему верному слуге не разделить со мной мое повышение?

— Царица учредила для меня новую должность. Теперь я — министр здоровья в Брухейоне и одновременно самый главный врач. Что касается первого, то довольно часто нужно будет решать что-то на месте, например, когда забьется клоака, или повредится водопровод, или перед домом какого-нибудь придворного скопится куча мусора, или поставщик привезет на кухню не совсем свежее мясо…

На лице Салмо отразилось недоумение. Он нетерпеливо — и как всегда, совершенно непочтительно — перебил меня:

— Но, господин, какое отношение ко всему этому имеет врач — забившиеся клоаки, протухшее мясо?..

— Потому что за все это отвечает министр здоровья. Теперь что касается тебя. Поскольку сам я не смогу справиться со всем этим, я назначаю тебя моим заместителем. Тебе ведь можно это доверить?

— Что? Я должен… Но не могу же я…

— У тебя будет красивое служебное платье, личный секретарь, слуга, — или, может, два, — к твоим услугам будут носилки, а также лошадь, если ты пожелаешь…

Его здоровый глаз воинственно сверкнул.

— Но я не хочу ничего этого. Я бы лучше остался твоим слугой и учился дальше на помощника врача…

— Но ведь одно другому не мешает! Мы по-прежнему будем работать вместе, разве это для тебя не важно?

Теперь я задел его чувствительную струну.

— Ну конечно, господин, именно это для меня главное, а все остальное приложится.

Теперь вернемся к тому происшествию, которое диойкету Селевку стоило должности, а двум другим людям — жизни. Не знаю, в каком родстве состоял этот Селевк с Клеопатрой, но, видимо, оно было достаточно отдаленным, чтобы опасаться с его стороны притязаний на трон, так что он остался в живых. Он владел обширными угодьями в дельте Нила и неподалеку от Мемфиса, был женат на дочери какого-то крупного землевладельца и, вероятно, так и окончил бы в тишине свои дни и был бы похоронен в заранее построенной гробнице, если бы однажды в один из своих приездов в Александрию не был представлен Клеопатре. Он понравился ей.

— Этого человека, — сказала она как-то, — ничто не собьет с пути. Он исполнителен, упорен и в меру умен. Собственно, тот, кто слишком умен, — взглянула она на Мардиона, — не добивается должности при дворе или ловко уклоняется от нее. Что касается Селевка, то я не буду опасаться, что он обманет меня, если мне придется уехать. Правда, он несколько беспомощен, если необходимо принять какое-то важное решение, и будет медлить или посылать ко мне курьеров за советом.

Мардион поднял руку и сказал своим спокойным несколько высоким голосом:

— До сих пор ты и так не опасалась предательства ни от одного из своих первых министров.

— Ты прав, — нетерпеливо заметила Клеопатра, — но кто знает, что принесет нам будущее? То, чего не произошло в десяти случаях, может случиться в одиннадцатом.

Что касается Селевка, то она сделала неплохой выбор, однако сам он начал меняться. Если до сих пор его вполне устраивала его жена, с которой они вместе произвели множество детей, то вскоре после вступления в должность он попался в сети одной симпатичной, но известной своим легкомыслием придворной дамы. Лавиния занимала при дворе не очень высокое положение. Она была второй горничной супруги одного из министров и если и выделялась чем-то, то только своим обликом и поведением. Она производила впечатление робкой, неопытной девушки и беззастенчиво пользовалась этим. Египетский двор не без оснований считается одним из самых легкомысленных, и вскоре Лавинии пришлось бы уступить место другой девушке, более юной и честолюбивой. Селевк понравился ей в постели; к тому же он занимал такое высокое положение. До сих пор ей еще ни разу не случалось соблазнить диойкета — что, впрочем, вовсе не удивительно, потому что в основном это были господа в возрасте, а иногда к тому же и евнухи.

Жена диойкета поначалу ничего не знала. Она по-прежнему присматривала за поместьем и детьми, однако то, что ее супруг стал первым министром, не давало ей покоя, и в конце концов она решила навестить его в Александрии. Ее звали красивым именем Береника, и, несмотря на то, что ей было уже за тридцать, она все еще оставалась очень привлекательной женщиной. Конечно, нашлись какие-то доброжелательные «подруги», которые сообщили ей, в чьей постели ночует ее супруг. Однако, как рассказала мне потом Ирас, она только засмеялась и сказала, что от души желает ему успехов в постели и даже надеется, что найдется какое-нибудь сострадательное женское существо, которое примет его, а с нее подобных вещей уже достаточно.