Валентин Рыбин - Государи и кочевники
— Веллек! Веллек! — тревожно позвал он сына, сдёрнув с его кибитки килим. И когда тот выскочил наружу, сказал: — Силыча надо спасать. Не сгорел бы, пошли!
Они побежали по степи я чем ближе приближались к пылающему городку, тем больше ужасались увиденному. На их глазах горели не только дома и сараи, но и люди, и скот — живыми факелами металось всё живое по тесным улочкам и падало замертво.
Изба Карелина, когда к ней приблизились Кеймир и Веллек, уже догорала. Развалившиеся брёвна потрескивали, словно щепки в печи. Самого Силыча отыскали по голосу. Без костылей, совершенно беспомощный, он полз от всепожирающего огня подальше, в степь, к човдурским юртам.
— Рукописи! Труды мои там! — выговаривал он страшным голосом, понимая, что спасти уже ничего нельзя…
Друзья увели его к своим кибиткам и вновь вернулись к пылающему городку, чтобы хоть чем-то помочь попавшим в беду уральцам. Люди, поначалу ошарашенные огнём и неимоверной паникой, постепенно обретали уверенность: от берега Урала к домам спешили с полными вёдрами женщины, казаки и даже дети. Солдаты недавно расквартированного здесь пехотного батальона растаскивали горящие брёвна баграми, скатывали их в воду. Крики, брань и плач слышались повсюду.
И на другой день, и на следующий дымился сожжённый Гурьев. Казаки, злые и подавленные, искали поджигателя. Где могла возникнуть искра? У солдат-постоятельцев? У атамана? Никто не мог бы назвать имя виновника. «Может, и сунул кто-то кому-то «красного петуха», но и сам сгорел. Не осталось в Гурьеве ни одного жилого дома.
Через несколько дней после того, как чёрный дым рассеялся по необъятному небу, из Оренбурга пожаловал большой конный отряд под предводительством скуластого поручика туркмена. На буланом красивом коне разъезжал он среди чёрных обугленных развалин, распоряжался, и пострадавшим выдавали, на первый случай, сухари и соль. Через день он появился у кибиток човдуров.
— Эй, хозяин! — позвали Кеймира. — Тут у тебя, говорят, человек один живёт… учёный… Где он?
— Тебе зачем этот человек, уважаемый? — насторожённо отозвался Кеймир-ага, припомнив беседы о сельской общине и умершем Герцене.
— Хей, дурак, как разговариваешь с поручиком! — прикрикнул офицер. — Ну-ка, веди меня к нему! — И, не дожидаясь, пока его введут в кибитку, откинул килим и поздоровался с Карелиным.
— Я новый пристав Мангышлакского уезда, поручик Караш-хан Иомудский. Вам ни о чём не говорит моё имя? — спросил он с вежливой улыбкой.
— Решительно ни о чём, — растерянно отозвался Карелин, не понимая, чего ради улыбается новый пристав.
— Господин Карелин, — опять подчёркнуто вежливо заговорил поручик. — Я сын вашего давнего друга, патриарха туркмен Кият-хана! Вы помните его?
— Как же-с, как же-с, хорошо помню. — От неожиданности Карелин даже попытался встать, забыв о параличе. — Я немного слышал о его судьбе: говорят, умер в Тифлисе, в ужасных условиях…
— Да, это так. Отец похоронен не с теми почестями, каких он заслужил. А во всём виноват Якши-Мамед. Это он связался с вольнодумцами, потом выступил против русского купца… Сам поплатился головой и отца загнал в могилу.
— Ну, что же вы так обвиняете брата! — недовольно поморщился Карелин и подумал: «Да, этот Кия-тов сынок, кажись, воспитан в духе ревностного служаки». Поняв, что с поручиком-приставом надо быть поосторожнее, спросил: — Что же сталось с Якши-Мамедом? Какова его судьба?
— Он был на поселении в Воронеже, — холодно ответил Иомудский. — Может быть, и дождался бы царской милости, но слишком был горяч. В 1845 году бежал и был задержан на расшиве в море сторожевым крейсером. После этого, говорят, его содержали в тюрьме. Там он и умер…
— А его жёны, дети?
— Старшая, Огульменгли, стала женой Кадыр-Мамеда. А младшая, Хатиджа, не вынесла горя. Говорят, когда пришло известие о смерти Якши-Мамеда, она заявила: «Умру и я, но не стану женой ненавистного брата». Сожгла себя заживо.
— А Кадыр-Мамед… Жив он?
— Жив, что с ним сделается. Он всегда верно служил государю и сейчас преуспевает. Челекен и А грек сдал в аренду, получает немалые барыши.
— Ну, а вы, поручик? Как живёте вы, холосты, женаты?
— Я окончил кадетский корпус. Служил в Белгородском полку. Женился. Жена моя — уроженка Малороссии, из старинного рода Кочубея-Сизых. Есть дети… трое сыновей.
— Что же, вы здесь у нас приставом будете? — полюбопытствовал Карелин.
— Не здесь, Григорий Силыч. Я еду в Красноводск. Это укрепление входит в Мангышлакский уезд. Городок пока маленький, но за Красноводском — будущее. Оттуда мы двинемся на Хиву и выйдем в Ахал!
— Довольны своей судьбой, поручик?
— Безусловно! Кем бы я сейчас был, если б не русские!
Карелин подумал: «Русские и государь император — понятия совершенно разные», но говорить об этом не стал.
Когда Караш-хан сел на коня и уехал, Карелии, держась за терим, поднялся и попросил Кеймира, чтобы помог ему выйти на свежий воздух.
— Ну вот и закончен ещё один круг бытия, — сказал он задумчиво.
— Наступило время других ханов, — подсказал Кеймир… — Иомудских…
— Нет, друг мой дорогой, не их время, — возразил Карелин. — Теперь наступает время не ханов, а народа. Будущее за бедняками-крестьянами, за кочевниками. Колокол Герцена всех на ноги подымает! Всех разбудит!
Примечания
1
Килим — коврик, закрывающий дверь в юрту.
2
Кулидарья — так называли туркмены Кара-Богаз-Гол.
3
Приведены подлинные строка из письма Карелина Кият-хану.
4
Джорапы — шерстяные носки.
5
Название горы, возвышавшейся над Баку.
6
Кайтарма — старый туркменский обычай возврата невесты с дом отца до уплаты калыма.
7
Аманат — заложник.
8
Хамзад — лукавый.
9
Калам — карандаш.
10
Так называлось правительство Великобритании.
11
После поражения во второй русско-персидской войне Персия, по Туркманчайскому договору, должна была платить России контрибуцию.
12
Вавилоны — погреба в буграх для хранения рыбы.
13
Приведено подлинное письмо (с небольшими сокращениями) Якши-Мамеда Главнокомандующему на Кавказе.
14
Так в ту пору в тех местах называли рис.
15
Глава персидского духовенства.
16
Гуламы — личная охрана шаха.
17
Хиабан (перс.) — улица.
18
Ярма — пшеничная каша.
19
Приведены подлинные строки письма Перовского хивинскому хану.
20
Собот — крытый базар.
21
Приведён перевод фирмана хивинского хана.
22
Хабар — новость.
23
Строки из документа.
24
Строки из подлинного документа.
25
Строки из документа.
26
Дивана — бродяга, одержимый.
27
Сарбаз — солдат.
28
Строки из подлинного документа.
29
Здесь и выше, в кавычках, строки из подлинных документов.
30
Приведены строки из дивана Якши-Мамеда в переводе автора романа.
