Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын
Петр I после своего знаменитого пира сохранил трезвую голову: и для преследования шведов создал, по сути, такой же летучий корволант, какой был при Лесной. Помимо драгун Боура, в корволант были включены гвардейские и конно-гренадерские полки (так называемая «конная пехота») под общей командой Голицына. И наличие в корволанте «конной пехоты» сыграло под Переволочной не меньшую роль, чем при Лесной. Это был тот костяк, опираясь на который десятитысячный русский корволант по приказу Голицына смело развернулся для последнего сражения с 16-тысячной шведской армией. Навряд ли на это решился бы Боур с одними драгунами.
Удачным оказалось и назначение командующим корволантом Михаилы Голицына — генерала отважного и быстрого, что он уже показал в сражениях при Доброй и Лесной. Именно ему и принадлежат главные лавры в осуществлении успешной операции под Переволочной, приведшей к ночной капитуляции шведской армии.
Впрочем, не ограничившись посылкой «конной пехоты» Голицына и драгун Боура, Петр I на другое утро высылает за ними своего рода резерв, под командой самого Меншикова. Уже одно это усиливает нажим русских на отступающих шведов, и если первоначально их отступление шло еще более или менее организованно, то под давлением севшего им на хвост русского корволанта отступление шведов все более убыстрялось и стало походить на настоящее бегство. Так, если в первую ночь шведы прошли только 30 верст, то на другой день, после того как они сожгли у Новых Сенжар весь тяжелый обоз и усадили часть пехоты, прежде всего раненых, на обозных лошадей, беглецы промчались до Кобеляк 70 верст.
Здесь Левенгаупт попытался было задержать русских, выставив против них 30 пушек, но шведская пехота отказалась прикрывать батареи и продолжала бегство. После совета с королем Левенгаупт приказал затопить пушки в местной речушке.
От Кобеляк шведы все еще могли перейти Ворсклу и уйти степью в Крым. Проводников — и запорожцев, и татар — у шведов было достаточно. Это и предлагал сделать Левенгаупт. Да и король знал, что в степях стоит уже крымский хан Девлет-Гирей, который только что прислал к Карлу XII дружественное посольство.
Несомненно, что, в отличие от очаковского паши, который не позволил шведам даже войти в крепость и тем обрек на уничтожение большую часть королевского эскорта, Девлет-Гирей, всегда слывший ненавистником России, выделил бы для поддержки отступавшей шведской армии и свою конницу, и провиант, и воду… Граница в степи между русскими и татарскими владениями была не размежевана, и хан всегда бы смог оправдаться перед Стамбулом за свою помощь шведам. Между тем перед командующим русским корволантом сразу встал бы уже не военный, а политический вопрос — сражаться или не сражаться с татарской конницей, ставшей между русскими и шведами?
Ни Голицын, ни даже сам Меншиков решить этот вопрос самостоятельно не смогли бы — решить его мог только царь. Но и Петр I, который не хотел войны с Османской империей, вряд ли пошел бы на это столкновение.
Словом, все, казалось, говорило шведам о том, что у Кобеляк надобно переходить Ворсклу и уходить в Крым. Так, кстати, советовал поступить королю и Левенгаупт. Однако король упрямо гнал армию к Переволочив. Еще с дороги он выслал вперед отряд подполковника Сильфергельма наладить там переправу через Днепр. Туда же, к Переволочив, опережая короля, мчался и Мазепа со своим конвоем. Ему, как предателю, угрожала лютая казнь, и Мазепа первым, конечно, явился к разоренной переправе.
Что касается Мазепы, то здесь все ясно: он уходил от русских кратчайшим и привычным для казаков путем — у Переволочны была традиционная запорожская переправа. Небольшому конвою Мазепы переправиться можно было даже у разоренной Переволочны: ведь казаки умели переправляться через реку, держась за хвосты своих лошадей, ну а для старого гетмана была припрятана пара челнов.
Но если у Мазепы был лишь небольшой конный конвой и уйти с ним было легко, то у короля была на руках пусть и разбитая, но армия, не только с конными, но и с пехотными полками и батарейцами. Здесь все обстояло гораздо сложнее, и представляется, что Карл XII взял направление на Переволочну, а не на Крым по двум причинам: во-первых, у него была плохо поставлена разведка и он не представлял себе, насколько разрушена переправа у Переволочны бригадиром Яковлевым, а во-вторых, он и здесь следовал за Мазепой, почитая старого гетмана большим знатоком этих мест. И только оказавшись 29 июня перед широкими водами Днепра и увидев разоренную переправу, Карл XII понял, что он совершил еще одну ошибку, заведя свою армию в ловушку. Король приказал срочно разобрать деревянную церковь и сколотить из досок и бревен плот, но сильное течение сорвало плот и унесло его по реке. И ни за какие деньги в Переволочне невозможно было найти лодки, а ведь для переправы армии нужны были сотни лодок! Наконец отыскали два челна и установили на них карету короля. Карл XII не сразу решился покинуть армию.
Но все-таки он бросил ее, так же, как Наполеон бросил свою армию после Березины. Для полководца-честолюбца, а именно такими были и Карл XII и Наполеон, собственная драгоценная персона была куда важнее погибающих солдат, которые вознесли их некогда к славе.
Передав командование Левенгаупту и отдав ему долгожданный приказ уходить с армией в Крым, король в ночь с 29 на 30 июни переправляется вместе с конвоем через Днепр и спешит к Очакову.
Отдавая армию под команду Левенгаупта, Карл XII не просто сдавал ее старшему по званию генералу, но и как «специалисту по ретирадам», сумевшему после Лесной спасти хотя бы остатки войск. Но что удалось Левенгаупту сделать после Лесной, не удалось у Переволочны. На рассвете 30 июня он увидел, как на холмах, замыкавших Переволочну с севера и востока, появились войска Михайло Голицына. А перейти Ворсклу и уходить немедля на юг от Переволочны было невозможно, поскольку пойма реки Ворсклы была широкой и болотистой. Король, по существу, сам загнал шведскую армию у Переволочны в капкан. Оставалось или сражаться или капитулировать.
Определенное влияние на шведского генерала, несомненно, оказала военная хитрость, примененная его противником. Михайло Голицын, дабы устрашить шведа, приказал растянуть линии, своих войск, расставив по флангам и во второй линии табуны лошадей, дабы создать большее впечатление. И молодому генералу удалось внушить шведам, что у русских около тридцати тысяч солдат, хотя на деле их было не более десяти. То, что Голицын развернул войска к бою, было смелым решением. Ведь он знал, что под первой Нарвой шведы пошли в атаку, не убоявшись 30-тысячной русской армия. Сейчас же у Левенгаупта было 16 тысяч солдат. Но боевой дух шведов был уже сломлен под Полтавой, и это ясно понимал Михайло Голицын.
А у шведов многоопытный Левенгаупт пошел на необычайную меру: стал запрашивать офицеров и солдат по полкам — готовы ли они биться дале за короля. А кто станет биться за короля, который ночью бежал от армии? Только офицеры гренадерского полка ответили, что пойдут в атаку в первых рядах. В остальных полках или мрачно молчали, или прямо заявляли, что дальше биться не будут!
И Левенгаупт отправил к русским генерала Крейца под белым флагом. Встретил шведского генерала, впрочем, уже не Михайло Голицын, а светлейший князь Меншиков, который, узнав о предстоящей капитуляции, примчался в передовой отряд на взмыленном коне. В рапорте царю светлейший, конечно, приписал себе все лавры капитуляции шведов под Переволочной. Михайло Голицын был отодвинут в тень. За Полтаву и Переволочну Меншиков наконец получил чин генерал-фельдмаршала, Голицына же пожаловали именьем. Всего сдалось под Переволочной шестнадцать тысяч солдат и офицеров. Русским досталась и полковая казна в четыреста тысяч рублей.
* * *Трудно упрекнуть Левенгаупта, как это делал потом Карл XII, в том, что он решился на капитуляцию. Ведь еще у Кобеляк, где шведская пехота покинула свою позицию перед легкоконными казаками, проявилась уже полная деморализация шведского войска.
И потом, даже если шведская армия и превосходила корпус Голицына, то ведь за последним поспешал уже Меншиков, и Левенгаупт, конечно, понимал, что в случае сражения русские будут получать подкрепление за подкреплением, а к нему из-за широкого Днепра на выручку не явится никто. Следует учитывать и то обстоятельство, что в шведских войсках было много раненых и больных. В этих условиях Левенгаупт сделал то, что не решился сделать, скажем, Паулюс, в окруженном Сталинграде: не стал подвергать своих солдат новым мучениям.
Капитуляция Левенгаупта у Переволочны была естественным завершением Полтавской баталии. В итоге славной виктории под Полтавой и ее удачного завершения у Переволочны русские взяли в плен 18 746 человек, включая почти весь генералитет, в их руки попала полевая королевская казна, вся шведская артиллерия, 264 знамен и значков и т. д.
