Режин Дефорж - Голубой велосипед
Повернувшись затем к Франсуа, она его расцеловала.
— Счастлива снова вас встретить, месье Тавернье.
— Я тоже, мадам д'Аржила. Здравствуйте, мой отец.
— Здравствуйте, Тавернье. Благодарен вам, что вы с нами. Как вы узнали?
— От сестер де Монплейне. Не надеялся застать вас здесь, мой отец. Ни вас, ни месье д'Аржила.
— Тому, что нас не задержали, мы обязаны связям моего брата Люка. Но оставаться здесь дольше было бы неосторожно. Вечером мы уедем.
— Уже! — воскликнула Леа.
— Если пробудем здесь больше, то окажемся в опасности. Сейчас мы возвращаемся в Монтийяк, где мне надо поговорить с Люком и Файяром, чтобы выяснить, как защитить ваши права.
Подошедший Лоран пожал руку Франсуа.
— Счастлив, Тавернье, что могу вас поблагодарить за все, что вы сделали для моей жены. Навсегда останусь вашим должником.
— Не будем преувеличивать. Вы поступили бы так же.
— Конечно, но это не освобождает меня от признательности.
Франсуа Тавернье поклонился, как показалось Леа, не без легкой издевки. Повернувшись к ней, он спросил:
— Вы позволите проводить вас?
— Если угодно.
Опираясь на его руку, Леа спустилась к площадке у церкви, где стояли машины и повозки. Вместе с Адрианом, Камиллой и Лораном она села в «ситроен» Франсуа.
В Монтийяке, во дворе под липами, было приготовлено поминальное угощение. Погруженная в свои мысли Леа оставила Камиллу, свою сестру и Руфь заниматься гостями. Со стаканом в руке она спустилась к террасе.
Двое мужчин вместе наблюдали, как тонкий черный силуэт удаляется по лужайке. Франсуа Тавернье отвернулся первым и подошел к отцу Адриану.
— Отец Дельмас, не согласитесь ли вы показать мне винные погреба?
— С удовольствием, но они очень скромны в сравнении с крупными хозяйствами края.
Двое мужчин подались в сторону выходившей во двор низкой двери.
— Здесь нас не потревожат? — прошептал Франсуа. — Мне надо с вами поговорить.
Леа, спиной прислонившись к ограде террасы, следила взглядом за поездом, вдали пересекавшим Гаронну.
— Камилла беспокоится, что ты осталась здесь одна, — нежно обратился к ней Лоран.
Леа обернулась:
— Так это она тебя прислала? Я бы предпочла, чтобы ты сам пришел. Тебе нечего мне сказать?
— К чему? Давай забудем.
— Почему? Мне стыдиться нечего. Я тебя люблю, ты тоже меня любишь, — сказала она, взяв его под руку и потянув к рощице, где их не было бы видно со двора.
— А я сожалею о том, что произошло. Поступил плохо и по отношению к тебе, и по отношению к Камилле. Не понимаю, что на меня нашло…
— Нашло потому, что, как и я, ты этого хотел. А еще потому, что любишь меня, хотя и восстаешь против этого чувства. Неужели ты не понимаешь? Ты же меня любишь, любишь!
При этих словах она не прекращала его встряхивать. Волосы, собранные в пучок, рассыпались по ее плечам, придав тот дикий, тот безумный вид, против которого он не мог устоять. Его пленяли эти слишком ярко вспыхнувшие глаза, манил полуоткрытый рот, ее руки его оплетали, а прильнувшее к нему тело страстно трепетало. Прекратив неравную борьбу, он поцеловал тянувшиеся к нему губы.
Леа дорога была эта победа, и она стремилась продлить волнение минуты.
Ей показалось, что слышны шаги на гравиевой дорожке. Невольно тело ее напряглось. Лоран отпрянул. Из-за поворота вышел Франсуа Тавернье.
— А, дорогой мой! Вы здесь! Вас спрашивает жена.
— Спасибо, — пробормотал тот, краснея, словно нашаливший ребенок.
Леа и Франсуа смотрели, как он уходит широким шагом.
— Решительно, вам всегда, надо оказываться там, где не следовало бы.
— Поверьте, я и сам огорчен, что прервал это нежное свидание, — нагло сказал он. — Не могу понять, что может наити в мужчине вроде него такая девушка, как вы.
— Вы повторяетесь. В чем вы его упрекаете? Он очень хороший человек.
— Само совершенство, лучше не бывает! Но как хотите, не могу вас представить рядом с совершенством.
— Не сомневаюсь, вы меня скорее видите с личностью вроде вас?
— В каком-то смысле. Мы, ты и я, очень похожи. У нас своеобразное понимание чести, которое может подтолкнуть нас к совершению нелепых, но мужественных поступков, при этом мы считаем благом то, что нас устраивает. Точно так же, как и я, вы способны на все, даже на убийство, лишь бы заполучить то, что хотите. Ваше желание всегда будет сильнее вашего рассудка и вашей природной осторожности. Вы, Леа, хотите всего и сразу. Вы — испорченный ребенок, без колебания отбирающий у другого игрушку, в данном случае мужа, даже если, оказавшись в ваших руках, игрушка покажется вам не столь уж красивой.
— Неправда.
— Правда, но вы скорее дадите вырвать свой язык, чем признаете мою правоту. Что за важность! Ваша убежденность в том, что вы влюблены в месье д'Аржила интереса не представляет, это пройдет…
— Никогда!
Он пренебрежительно от нее отмахнулся.
— Лучше поговорим о более интересных вещах. Вам бы надо на какое-то время перебраться в Париж, там бы ваши взгляды изменились. Тетушки будут рады принять вас у себя.
— У меня нет настроения ехать в Париж. Мне надо побыть здесь, чтобы уладить дела отца.
— Вас ощиплют, как курицу. Я предложил вашей семье услуги моего юриста, мэтра Робера. Он честный и компетентный человек.
— Почему я должна принимать от вас помощь?
— Да потому, что я вас об этом прошу, — более мягко произнес он.
По дороге, идущей низом вдоль террасы, они вышли к границе поместья.
— Давайте вернемся.
— Нет, я не хочу видеть всех этих людей, хочу побыть одна.
— Я вас оставляю.
— Нет, вас я не имела в виду.
Она схватила его за руку.
— Пройдемся еще немного. До Жербетты.
Тавернье удивленно на нее посмотрел. Сколько же противоречий таится в этой девочке!
— До Жербетты?
— Это лачуга, где я играла в детстве. Она наполовину ушла в землю, там прохладно. Туда складывают люцерну для кроликов, старый инструмент. Давно я там не была.
Они спустились через виноградник вниз по склону и оказались перед едва поднимавшейся над землей небольшой черепичной крышей. Обогнули ее. Заросшая ежевикой и травой крутая тропинка вела к запертой двери. Ударом плеча Франсуа открыл ее, сорвав заржавевший замок. Небольшое помещение было до половины завалено сеном. С балок свисали клочья паутины.
— Не слишком-то красиво. В моих воспоминаниях здесь было много просторнее.
Франсуа снял пиджак и расстелил на сене.
— Прилягте. Очаровательный уголок!
— Не смейтесь. Здесь я пряталась, когда Руфь пыталась научить меня немецкому. За кормушкой, которую вы видите, есть свободное пространство. Сколько игр мы тут затевали!
Присаживаясь рядом с ней, он заметил:
— Какой вы еще ребенок!
Лицо Леа мгновенно утратило свою детскость и приобрело дразнящее выражение. Вытянувшись, закинув руки под голову и вызывающе выпятив грудь, она поглядывала на Франсуа из-под полуприкрытых век.
Франсуа усмехнулся.
— Не кокетничайте со мной. Иначе я сразу же перестану вести себя, словно старший брат…
— Разве не такой вы меня любите?
— И такой, и другой…
— Перестаю вас узнавать. Вы — и вдруг такой здравомыслящий!
— Не люблю служить заменой.
— Что вы хотите сказать?
— Сами прекрасно знаете.
— Ну и что? Если мне так нравится? Я думала, мы похожи. Неужели вы меня не хотите?
Одним рывком он оказался на ней, задрал юбку и охватил ладонью влажный треугольник.
— Дрянь, я тебе…
Закончить он не успел. Вцепившаяся в его шею Леа впилась губами в его губы.
— Хочу покурить.
— Это было бы неосторожно, — доставая пачку американских сигарет, заметил Франсуа.
Они курили молча. Нагие, с прилипшими к их потным телам травинками, со сплетенными ногами. В лачуге было почти темно.
— Нас начнут искать.
Не отвечая, она встала, надела траурное платье и, смяв в комок белье и чулки, сунула их под камень, отряхнула волосы и вышла, неся башмаки в руке.
Не оглядываясь, пошла она в Монтийяк, и лишь на полпути ее догнал Франсуа. Молча поднялись они на террасу. В тени глициний сидела Камилла. Увидев Леа, вскочила и обняла.
— Где ты пропадала?
— Мне ничто не угрожало, я была с другом.
Камилла мягко улыбнулась.
— Лоран и Адриан уехали. Они жалели, что не повидали тебя перед отъездом.
В жесте Леа была покорность судьбе. Положив руки на горячую каменную ограду террасы и наклонившись вперед, к долине, она смотрела, как за холмом Верделе опускается красный солнечный диск.
Она не слышала, как попрощался уезжавший Франсуа, как звала ее Камилла. Чуть позже до нее донесся шум включенного двигателя. И снова все стихло.
Долетевший с моря ветерок растрепал ее волосы, загорелись первые звезды. Она опустилась на колени у ограды, слившись с ее темным силуэтом, и тихо заплакала. Впервые после кончины отца.
