Эдуард Зорин - Обагренная Русь

— С этого и качну, — кивнул Мстислав. — А еще велю я посаднику собрать от Новгорода дары.

— И это дивно, — подбодрил его Митрофан. — Только не все бояре с тобой согласятся. Иным легче руку отдать, нежели с кулем ржи расстаться. Вот Ждан, например…

К своему клонил владыка, как мог, помогал Всеволоду издалека. Но на боярах остановилась их беседа. Мстислав или почувствовал неладное, или и в самом деле не хотел покуда ссориться с Боярским советом, а в Боярском совете Ждан со своими дружками — немалая сила. И Димитрий Якунович крепко-накрепко ими повязан: как-никак, а это они ставили его в посадники, сговаривали вече. Да и Мстислава звал из Торопца не Митрофан.

— На Ждана я не в обиде, — сказал князь, насупившись. — То, что он тебе давеча в тереме у посадника перечил, так и сам ты, отче, на всех кричал и стучал посохом.

— Было дело, — улыбнулся Митрофан. Нравился ему спокойный и вразумительный разговор. Многое извлек он из него, утвердился в своих смутных догадках. Вовремя отправил он гонца с грамотой. Если будут молодые князья расторопны и настойчивы, если поставят своим условием гнать Святославовых притеснителей, Ждана и иже с ним, а Мстислав, боясь кровопролития, примет это условие, то крепко пошатнет он под собою новгородский стол.

И, боясь до времени насторожить князя, владыка сказал:

— То, что печешься ты о мире, зело похвально. И я всегда с тобою, так и знай. Не откажет тебе Всеволод, а ежели и заупрямится, то самую малость. А что не об одном сыне своем печется он, то и дитю неразумному ясно: хощет владимирский князь жить с Новгородом в любви и мире. Сам посуди, княже, как пребывать Всеволоду в спокойствии и слушать долетающую с берегов Волхова разнузданную брань?.. А како расправился посадник со Святославом?

Голос Митрофана вдруг снова возвысился, а посох будто сам по себе застучал в половицы. Мстислав охладил его:

— До срока не гневайся, отче. И я с тобою согласен: самоволию новгородскому давно пора положить конец. Негоже это, чтобы были князья у Боярского совета на побегушках. А покуда благослови, — и Мстислав стал на колени.

— Во имя отца и сына, — перекрестил его Митрофан, а сам в это время с тревогой подумал: «Что, как не дошла до князей моя грамотка? Что, как зря понадеялся я на гусляра?». И тут же его просветлило.

— Хорошо бы, княже, — сказал он, стараясь не выдать волнения, — хорошо бы послать тебе встречь Всеволодовым сынам не простого дружинника, а знакомого им человека. Да и Святославу было бы с тем человеком спокойнее.

— Говори, отче.

— Снаряди-ко ты Словишу гонцом — он и хват, и умом изворотлив. Сделает все, как надо.

— Словишу, так Словишу, — сказал, помедлив, Мстислав, кивнул и вышел.

Митрофан облегченно опустился в кресло, вызвал служку и велел ему разыскать дружинника. Ждать Словишу пришлось недолго.

— Кажется услышала нас пресвятая богородица, — сказал ему владыка. — Сам Мстислав был у меня…

— То-то же, как выглянул я в оконце, вроде показался мне знакомым конь.

— Тебе велено будет проводить Святослава до нашего стана.

— Слава тебе, господи! — обрадованно выдохнул Словиша. — Да нешто вырвусь я из этого узилища?!

— Цыц ты! — оборвал его Митрофан. — Говори, да не заговаривайся: иль мои палаты узилище? Знать, не спознался ты еще до сих пор с настоящим порубом.

— Прости, владыка, запамятовал я, что выручил ты меня из беды, — поклонился ему Словиша. — В твоих палатах жил я, как у Христа за пазухой.

— Гляди мне, — погрозил ему Митрофан перстом, — в другой раз не запамятуй: сдается мне, что не добрался до наших гусляр, так ты передай все, что в той грамотке писано.

— Можешь на меня положиться, владыко, — сказал Словиша, — Князей я упрежу и все сделаю, как ты повелишь.

— Святослава береги.

— Сам паду, а князя в обиду не дам.

— Бояр стерегись. Бояре тебе больше других в опаску.

— Постерегусь, отче.

Со Словишей долгие разговоры заводить — только время тратить. Понял он все и с полуслова. Теперь Митрофан был спокоен: дело сделано, а все остальное не в его власти.

А на дворе посадника в тот же день, но чуть попозже, случился изрядный переполох. Доносчики быстро справились со своей работой. Не успел Мстислав и съехать с владычного двора, как у ворот Димитрия Якуновича вынырнул из толпы неприметный мужичок: треух сбился на ухо, из продранных чеботов торчат голые пальцы. Загрохотал колотушкой.

— Чего тебе, голь перекатная? — отворил калитку воротник. — Иди куда глаза глядят, а здесь тебе не подадут.

— Тебе отколь знать? — сказал нахальный мужичок и просунул в калитку ногу. — Здесь-то мне, кажись, и подадут. А ну-ка, поворачивайся — зови ко мне тиуна, да поживее.

Голос у мужика твердый, глазки так и секут — затрусил воротник к тиуну, калитку с перепугу отворенной оставил. А когда вернулся с тиуном, незваного гостя и след простыл.

— Чего поднял меня со сна! — рассердился тиун и влепил воротнику затрещину.

Юркий же мужичок тем временем уже сидел в повалуше у Димитрия Якуновича и рассказывал, как наведывался ко владыке Мстислав и как провожали его со двора со всем почтением.

Скоро тот же мужичок обежал бояр, и стали съезжаться на Ярославово дворище богатые возки, слуги сопровождали думцев, на всходе встречал их посадник.

— Худо дело, бояре, — сказал Димитрий Якунович, когда все были в сборе. — О чем говорили владыка с Мстиславом, мне не ведомо. Но, чай, не меды пить приезжал к нему князь.

— Оно и понятно, — кивали думцы, — медов и на Городище вдосталь.

— Вот и выходит, — продолжал посадник, — что одно говорит Мстислав в моей избе и совсем другое — у владыки. Что делать будем?

— Сказывай прямо, — подал голос больше других обеспокоенный Ждан, — не замиряться ли решил ты со Всеволодом?

— Я-то завсегда с вами, — сказал Димитрий Якунович, — а вот за Мстислава не поручусь. Что-то не то у князя на уме.

— Он и на совете задирался, — напомнил кто-то, а допрежь того торговался с нами из-за трети.

— Одно слово, нет ему нашей веры.

— А князю все равно, — сказал посадник. — И вот почто звал я вас: не приставить ли нам к Мстиславу верных людишек, чтобы без нашего дозволения не сту пил он ни на шаг и никаких разговоров со Всеволодовыми сынами без нас не заводил?

— Ох, и толков ты, посадник, — одобрил его лохматый Фома. Домажир поддержал приятеля:

— Ежели кого выбирать, так пошли меня, Митя. Мы со Мстиславом с каких еще пор вместе!

Быстро работала у Домажира голова. Свою выгоду он в любом предприятии сыщет. Знал ведь боярин, что первая добыча завсегда возле князя. А где дружине кусок, там и он. Если же одолеют Всеволодовых сынов, то всякого добра навезут с собою столько, что и не примут старые бретьяницы — придется рубить новые. А он человек запасливый: когда еще свез себе на двор новые бревна… Зря, что ли, старался?

— Хорошо, — сказал посадник, — пойдешь ты со Мстиславом. А еще Ждан.

— Стар я, Митя, — вдруг запротивился боярин, будто чуял неладное, — куды мне по санному-то пути?..

— Тогда пущай идет с Домажиром Репих.

— Не пожалеешь, — сказал Репиху Домажир, — вот и Фому еще возьмем с собой.

Отказ Ждана смутил Репиха, стал и он юлить и ссылаться на разные хвори. Зато Фома согласился сразу, он больше на Домажира поглядывал: этот не даст маху, этот мимо рук ничего не пропустит.

Скоро Димитрий Якунович всех отпустил, велел остаться у себя Фоме и Домажиру. Ждан тоже замешкался. Глядя на него, замешкался и Репих.

Сели к столу впятером. Вспомнив, что так же они сидели, когда впервые объявился Димитрий Якунович в Новгороде, посадник улыбнулся.

— Есть у меня, бояре, преданный мужичок, — сказал он. — Возьмите с собой, он вам сгодится: стрелу там метнуть али ножичком побаловаться…

— Господь с тобой! — отстранился от него Домажир. — Уж не на князя ли ты замахнулся?

— А хотя бы и на князя? — вызывающе глянул на него посадник и тут же засмеялся: — Эко взбредет же тебе, боярин, такое на ум. А всё же смекай.

— Не, — сказал Домажир, — я с вами не пойду.

И стал, пыхтя, напяливать на себя шубу. Тяжело думая, Ждан продолжал сидеть.

— А ты почто не выйдешь со своим приятелем? — спросил посадник.

Ждан поморщил лоб, поскреб ногтем столешницу:

— А я что? Я завсегда с вами, бояре…

Пришел срок, и встали два войска супротив друг друга. Всеволодовы сыновья выжидали в Твери, Мстислав — в Вышнем Волочке.

Святослава со Словишей и с другими владимирскими дружинниками содержали хоть и не под стражей, но присмотр за ними был бдительный. О каждом их шаге исправно доносили Мстиславу.

Как-то погожим зимним утром (все истомились в ожидании) в избу явились двое дружинников, велели молодому князю собираться.