Тень Химавата - Сергей Сергеевич Суханов
Вечером они сидели в айване сохара[239], оживленно вспоминая прошедшие годы. Оба кутались в платки – после захода солнца холодная осенняя ночь вступила в свои права. Иешуа все никак не мог наглядеться на товарища, которого давно считал погибшим.
– Что, постарел? – улыбнулся Бен-Цион, затем ткнул пальцем в кривую борозду. – Шрамы украшают мужчину.
– Как ты… – Иешуа ничего не понимал. – Ты на моих глазах рухнул в пропасть, получив удар кинжалом в лицо!
– Зацепился за куст арчи, повис на ветках, потом выполз наверх. Хвала Всевышнему, глаза были целы… Вернулся в Бактру, эксиларх пристроил меня в караван, который шел в Селевкию-на-Тигре. Ну, а дальше ты знаешь: Эвропос, Тадмор, Дамесек, Иерушалаим…
Рассказывая, караван-баши рубил воздух рукой, словно отмечая торговые остановки.
– Как там Сона? – в нетерпении спросил Иешуа.
Его интересовало все, что было связано с прежней жизнью.
– У нас двое сыновей, – гордо заявил Бен-Цион. – Когда уходил, она опять на сносях была. Так что, наверное, третий уже ждет папку. А может, и дочка. Но я не домосед, не могу без…
Он замялся, подыскивая подходящие слова.
– Шекелей[240], – съязвил Иешуа.
Оба рассмеялись.
– Еще бы! – караванщик подыграл другу. – Я не философ. Истина освещает путь, а греют только деньги.
– Ладно, будто я тебя не знаю, – примирительно сказал Иешуа. – Ты честно зарабатываешь свой хлеб и никогда не поклонялся золотому тельцу, а то бы давно загнулся, как Кефеус.
Друзья посерьезнели, у каждого перед глазами стояла ужасная кончина финикийца.
– А помнишь, как мы с тобой вот так же сидели в Бактре? Погоди-ка… – Иешуа задумался. – Восемь лет назад.
– Конечно, – караван-баши подался вперед. – Так что с Ковчегом Завета?
Иешуа опустил голову, досадливо сжал губы. Потом вкратце рассказал другу о поисках реликвии и бегстве от преты.
– Не раскаивайся, ты поступил верно, – утешил друга Бен-Цион. – Пусть иврим верят в то, что рано или поздно он отыщется. Это лучше, чем если бы он попал в дурные руки… И потом – его ведь просто завалило, так?
Иешуа кивнул.
Друг подытожил:
– Когда-нибудь его откопают достойные люди…
Утром Бен-Цион заплатил бхарату, чтобы он нанял другого погонщика взамен Иешуа.
Вскоре иудейский караван затерялся в предгорьях Хиндукуха, оставив после себя лишь красноватую пелену мелкой песчаной взвеси.
* * *Двадцать лет спустя, зимним месяцем магха, двое пожилых мужчин грели руки у огня в тесном айване постоялого двора на окраине Такшашилы. Грубая джутовая завеса колыхалась, впуская в комнату холодный ночной воздух.
Один из них поежился, еще плотнее закутываясь в бордовый льняной рупан. Тогда другой поднялся и прижал край ткани тяжелой каменной ступкой, чтобы не дуло. Усевшись обратно, подоткнул под себя полы видавшего виды халлука из верблюжьей шерсти.
– Так ты, Тома, говоришь, что он тебя продал за двадцать сиклей? – буддийский монах засмеялся скрипучим смехом, который перешел в кашель.
– Ага, – иудей грустно улыбнулся. – Дешевле, чем Иехуда иш-Крайот его самого.
– Хороший каменщик стоит больше.
– Так что ты хочешь, Ашвагхоша, он же простой работяга из провинции, торговаться не умеет. А этот столичный подлец не то что учителя – мать родную продал бы и не продешевил.
Тома с серьезным видом продолжил:
– Я не обижаюсь, иначе бы точно остался в Иерушалаиме. Это ж надо – в Индию топать! Я даже не знал, в какую сторону посмотреть, чтобы определить направление. А он говорит: тебе и не надо знать, иди в Эцион-Гавер[241], там корабль до новолуния будет стоять, пока его сдомской[242] солью загружают. Я сначала колебался, хотел деньги купцу тому – Хаббану – отдать на корабле и вернуться к учителю. Но потом думаю: что я ему скажу, какой я после этого апостол?
Ашвагхоша удивленно вздернул брови.
– Хаббан вот так сразу поверил, что ты и впрямь строитель?
– А как не поверить? – Тома хохотнул. – Ему-то?
– Получается, Иешуа слукавил, – вздохнул монах, бросив на него внимательный взгляд из-под мохнатых бровей.
– Это с какой стороны посмотреть, – апостол бросился на защиту учителя с юношеской горячностью. – Я – строитель! Веру тоже строить надо по камешку… Храм Божий в человеческом сердце, знаешь ли, воздвигнуть иногда посложнее будет, чем хоромы сатрапу. Ибо сказано: «Царствие внутри вас и вне вас»[243]. Да и награда несоизмеримо больше: каменщик просто денег заработает, а проповеднику уготовано бессмертие.
Ашвагхоша кивнул головой.
Потом спросил:
– Так как же ты дворец строил?
– Да никак… До тишрея[244] ходил по Гандхаре, с людьми разговаривал, убеждал уверовать в Царствие Божие… А Гондофару сказал, что хочу найти карьер с правильным камнем.
– Тебе верили?
– Конечно, как не поверить, ведь учитель все понятно объяснил: вот оно, Царствие, просто протяни руку, и оно откроется, было бы желание.
– А деньги?
– Бедным раздал.
Монах всплеснул руками: он просто потерял дар речи.
Тома нахмурился.
– Я не ждал пощады, но молился, как велел учитель. И Бог меня услышал… Внезапно заболел брат царя, метался в бреду, думали, что не выживет. Вдруг он поправился и говорит Гондофару: отпусти ты этого иудея. Тот – как, почему? А он ему: я на небесах твой дворец видел, так что не бери грех на душу, прости ему растрату… Я потом обоих покрестил.
Ашвагхоша забормотал благодарственную мантру, сложив руки в хапчанг.
Закончив, обратился к апостолу:
– Помнится, ты рассказывал, что Иешуа спросил Симона Петра, Матфея и тебя: «С кем сравните, кому уподобите меня?» А ты ответил: «Учитель, даже не могу сказать, на кого ты похож».
Тома просветлел.
– Да, мой ответ ему понравился, и он назвал меня человеком, опьяневшим от ключевой воды. Я тогда подивился – странно как-то…
– Мне кажется, я знаю, что он имел в виду, его слова нельзя понимать буквально, – задумчиво сказал Ашвагхоша. – Он говорил об источнике мудрости, из которого ты напился… подразумевая свое учение. Потом ты сказал, будто он отвел тебя в сторону и что-то прошептал на ухо.
– Было такое.
– Ты запомнил?
Тома выдержал паузу, сейчас он решался открыть другу самое сокровенное.
Потом медленно и четко произнес:
– Бога – нет, потому что ты сам – Бог. Но и тебя – тоже нет. Бог – это Бог, ты – это ты.
Опустив веки, Ашвагхоша шевелил губами, словно повторяя за апостолом и при этом осмысливая услышанное. Внезапно он широко открыл глаза, казалось, его изумлению нет предела.
– Это полный круг дхьяны![245] На нем конечная точка просветления совпадает с начальной.
– Вот! – торжественно заключил Тома. – И нам он говорил: «Разве нашли вы начало, чтобы искать конец? Ибо где начало, там же будет и конец».
Апостол трижды осенил себя крестным знамением. Ашвагхоша сделал три полных простирания.
Затем буддист объяснил другу понятия формы и пустоты, а также этапы их трансформации.
Наконец спросил:
– Где Иешуа сейчас?
– Никто этого не знает, хотя я думаю, он живет вместе с Мирьям где-то здесь, в Гандхаре, потому что тосковал по этой стране.
