Лев - Конн Иггульден
– Потребовались годы, чтобы достичь этого, – сказал Ксеркс. – Рабы тысячами отдавали жизнь в радостном труде. Они тонули, их давили падающие деревья, но мы проложили глубокие каналы на илистых отмелях, вырубили леса, чтобы построить корабли, и обучили людей военному делу. Скажи мне…
Он не смог произнести того, что хотел, но Артабаз понял.
– Мы можем победить, – пробормотал он. – Клянусь. Я мог бы поручиться жизнью, но ты знаешь, она уже твоя. Мы извлекли уроки из всего, через что прошли, из проклятых мест.
Он не стал называть «проклятые места», Марафон и Платеи, в присутствии царя. Они остались безымянными, хотя и лежали тяжелыми гирями на плечах царя, придавливая его к земле.
Ксеркс посмотрел на своего избранника, которому предстояло возглавить армию империи. Артабаз остался все тем же маленьким, круглым человечком, хотя и постаревшим – вокруг глаз проступили морщинки. Он познал поражение и боль, но они закалили его, как надеялся Ксеркс. Отведавший горечи постарается избежать ее.
– Империя огромна, Артабаз. Человек не способен постичь ее размеры. Мне приносят сообщения о бунтах и волнениях, о гарнизонах, изгнанных моим собственным народом. Но к тому времени, как эти известия доходят до меня, все становится уже воспоминанием, как будто ничего и не было. И все же…
Он посмотрел на военачальника. Какими страхами с ним можно поделиться? Ветерок колыхнул одежды, и он снова подумал об отце.
Трон – место для одного. Кто еще по-настоящему разделяет с ним ответственность? Никто. Ни один из тысяч, собравшихся здесь от его имени. Нельзя откровенничать в присутствии того, кто может вдохновиться твоими слабостями и чересчур осмелеть. Артабаз нужен ему для того, чтобы доставить в Грецию армию и флот, провести военную кампанию и вернуться с победой, в которой ему уже дважды было отказано.
– Повторная попытка сопряжена с опасностью, – продолжил Ксеркс после долгой паузы. – Для тебя… для порядка и покоя в империи. Отправляясь в путь, ты понесешь с собой Персию… – Царь протянул руку и похлопал по груди Артабаза: – Здесь… и здесь, – коснулся он его переносицы.
Артабаз попытался пасть ниц, но Ксеркс взял его за руку и удержал. Столь интимный жест лучше всяких слов говорил о доверии.
– Я не подведу, – пообещал Артабаз.
Ксеркс видел, что командующий вспотел и его кожа блестит на солнце.
– Тогда они знали, что мы придем. Мой отец собирал флот у Геллеспонта, а греки наблюдали за нами и сообщали обо всем – о численности армии, о пути следования. Они были готовы встретить нас. Теперь у нас есть преимущество. Сколько кораблей у нас в этом году? Сколько человек в строю?
Ксеркс улыбнулся. Ему нравилось вызывать Артабаза и забрасывать вопросами, проверяя его знания и смягчая собственное беспокойство.
– Великий царь, у нас триста восемь кораблей, еще тридцать строятся. На реке есть команды гребцов, они проходят подготовку. У нас новые флаговые сигналы – это чудо. Мы не уступим грекам, когда встретимся с ними снова, – клянусь жизнью моих детей.
– Как идет подготовка войска? «Бессмертные» разбили спартанцев при Фермопилах. Будь их у меня пятьдесят тысяч, мы не повернули бы назад.
Фермопилы не значились в списке проклятых слов. Это было единственное светлое пятно в провальной кампании, и Ксеркс вспоминал его при малейшем поводе, заново переживая те драматические дни, битву в ущелье и победу над Леонидом.
– Я бы сказал, что сейчас у нас тридцать тысяч, обученных до уровня «бессмертных» – или, если угодно, спартанцев. Еще шестьдесят тысяч подходят к этому уровню.
Артабаз решил не огорчать царя рассказами о хаосе, свидетелем которого был. Правда заключалась в том, что для создания силы, равной «бессмертным», требовалось нечто большее, чем просто время и желание. Нужна была вера в себя. Огромная армия, которую он собрал из самых отдаленных уголков сорока царств, пока еще не обрела эту веру. Но он привел их в порядок и научил держать меч и щит, носить поножи и шлемы. Они действительно многому научились у греков, и он, несмотря на страх, был рад, что получил возможность еще раз сразиться с врагом. Чем бы ни закончился поход – победой или поражением, – Артабаз знал: в его жизни это станет последним актом. Даже если он победит, Ксеркс вряд ли сможет дать ему больше, чем уже есть. Он и без того слишком толст и тяжел. Если же все закончится поражением, он скорее покончит с собой, чем позволит грекам притащить его в какой-нибудь город, где над ним будут издеваться, где в него будут плевать. Артабаз улыбнулся. Он сам выбрал такую жизнь. По сравнению с ней Персия – сокровище куда большее и стоит намного дороже, чем его одно-единственное бьющееся сердце.
– Готовь их, обучай, пока не истекут кровью, пока не закричат от боли, пока их дыхание не станет подобно огню в кузнице. Сделай их крепкими, быстрыми, смертоносными – всех до единого. Они должны стать моими новыми «бессмертными»… или их следует назвать иначе? «Индийскими тиграми» или «леопардами»?
Артабаз на мгновение задумался, хотя когда великий царь говорил такое, это не было предложением. Он подозревал, что Ксеркс только для того и явился, чтобы поделиться новой идеей. Царь постоянно придумывал что-нибудь для улучшения подготовки или совершенствования доспехов. Поэтому-то Артабаз и опасался его ежемесячных визитов. С величайшей неохотой он отказался от идеи выпустить на поле боя тигров, как будто зверей можно направить на врага, как стрелу. Опыт всего с одним тигром закончился тем, что два человека были покалечены и один убит, а сам зверь скрылся в холмах.
– Прекрасная мысль, – сказал наконец Артабаз, растянув паузу настолько, что царь начал хмуриться.
Не то чтобы идея была так уж ужасна, просто ему не нравилось, что Ксеркс вмешивался в подготовку армии. Ни одна их встреча не обходилась без завуалированных намеков на беспорядки в империи или истощение казны. Артабаз вовсе не был уверен, что великий царь когда-либо беспокоился из-за своих взбунтовавшихся подданных. В конце концов, он был избранником Ахурамазды и в его жилах текла божественная кровь. И все же
