Розалинда Лейкер - Золотое дерево
В конце вечера, когда все гости шумной толпой высыпали на террасу для того, чтобы полюбоваться фейерверком, Мишель оказался рядом с друзьями Вальмонов. Элен решила представить своего друга знакомым и отправиться вместе на ужин. Единственным человеком, который не совсем приязненно встретил Мишеля, был Эмиль Вальмон. Он вел себя по отношению к нему вежливо, но довольно сдержанно.
Небо над толпой раскололось мириадами огней, разноцветные звездочки вспыхнули на небосводе и с шипением погасли, чтобы уступить свое место россыпи новых ярких вспышек. Толпа восхищенно ахала и охала, любуясь фейерверком, высвечивавшим улицы и здания притихшего квартала, а также запрокинутые лица людей. Толпа время от времени разражалась взрывом аплодисментов. Когда на небе высыпали серебряные звезды очередного залпа, со стороны улицы Лакруа Рус ввысь поднялись жадные языки пламени.
— Пожар! Смотрите, там пожар!
Мишель сразу же насторожился. С такого расстояния невозможно было понять, какой именно дом горит, но необходимо было срочно действовать. Он повернулся к Габриэль.
— Я пришел сюда пешком, мадам. Могу я воспользоваться вашей каретой? Я сразу же отошлю ее обратно. Мне кажется, что горит где-то рядом с нашей ткацкой мастерской, но я не уверен в этом.
— Конечно, конечно. Я провожу вас до кареты и дам соответствующее распоряжение своему кучеру, Гастону. Он домчит вас за пару минут, — с этими словами Габриэль направилась к выходу, прокладывая себе путь через плотную толпу гостей.
Мишель и Элен поспешили следом за ней. Мишель в одиночку не смог бы найти одолженную ему карету, поскольку все близлежащие улицы были запружены экипажами, и он потерял бы много времени впустую, разыскивая карету Рошей.
Все трое поспешно сбежали вниз по лестнице и вышли во двор. Слуги в ожидании своих хозяев тем временем перекидывались в картишки при свете зажженных фонарей. Однако пожар встревожил и их. Многие слуги, побросав карты, встали со своих мест и неотрывно смотрели в сторону улицы Лакруа Рус.
— Гастон! — громко крикнула Габриэль, стараясь перекричать гул встревоженных голосов и взрывы фейерверков.
Гастон услышал голос своей хозяйки и, подошел к ней, отделившись от группы знакомых кучеров вместе с которыми следил за языками пламени пожара, ярко освещавшими ночное небо.
— Что прикажете, мадам?
— Отвезите месье Пиа как можно быстрее к ткацкой мастерской Дево.
— Слушаюсь, мадам. Так, значит, сведения подтвердились, да?
— Что вы имеете в виду?
— Только что мимо проехал какой-то всадник и сообщил, что, похоже, это горит ткацкая мастерская Дево.
Габриэль неожиданно для себя бросилась к карете вместе с Мишелем. Решение ехать вместе с ним было принято мгновенно и помимо ее собственной воли, она просто не могла поступить иначе, поскольку судьба мастерской Николя беспокоила ее, как и судьба собственной ткацкой фабрики. Элен, которая стремилась быть рядом с Мишелем в минуту опасности, оказалась в карете рядом с Габриэль. Гастон гнал лошадей во весь опор по булыжным мостовым лионских улиц, а затем повернул на мост и переехал на противоположный берег.
Въехав на улицу, на которой была расположена ткацкая фабрика Дево, они сразу же заметили огромную толпу, Мишель громко застонал при виде столба огня, поднимавшегося над его мастерской. Из окон валили густые клубы дыма. Мишель спрыгнул на землю, быстро распахнул дверцу карсты и начал прокладывать себе путь в толпе собравшихся зевак. Габриэль и Элен поспешили вслед за ним. Толпа замерла, глядя во все глаза на роскошно одетых дам, а Элен даже не заметила, как в давке с ее руки кто-то сорвал бриллиантовый браслет. Гастон, не отстававший от дам, точным ударом сбил с ног еще одного вора, пытавшегося расстегнуть застежку ожерелья Габриэль. Раскинув руки, он увлек обеих дам, прокладывая своим мощным телом путь сквозь враждебную толпу.
Выбравшись на открытое место перед домом, все четверо увидели, что горела не только мастерская, но и особняк Дево, в также высокие жилые дома, расположенные рядом. Их обитатели, одетые в ночные рубашки, выстроились в цепь и передавали наполненные водой ведра, черпая воду из канав. Габриэль сразу же встала в одну из цепей, которая гасила охваченный огнем особняк Дево, — пожар перекинулся с крыши мастерской, откуда на крышу дома упали искры. Из окон верхних этажей особняка слуги выбрасывали вещи, Гастон ловил их, а Элен помогала оттаскивать в безопасное место те предметы домашнего обихода и мебели, которые были ей по силам. Мишель бросился через вестибюль особняка во внутренний дворик, который вел к мастерской, надеясь, что сможет хоть что-нибудь спасти. Однако мастерская превратилась уже в пылающий костер, к которому невозможно было подступиться, и управляющий в отчаяньи захлопнул дверь особняка. Понимая художественную и историческую ценность тканых портретов, находящихся в галерее дома Дево и уцелевших от разгрома, устроенного не так давно местными вандалами, Мишель бросился туда. Раздобыв на кухне две большие корзины, с которыми слуги обычно ходили на рынок за покупками, он уложил туда реликвии семьи Дево, миниатюрные портреты родственников, серебряные дорогие вещицы и другие памятные безделушки, которые уцелели с тех пор, как семья Дево попала в опалу и вынуждена была бежать из Лиона в дни его осады.
Мишель попытался добраться до верхнего этажа, чтобы спасти личные вещи. Но уже на лестнице он чуть не задохнулся и вынужден был вернуться. Верхние марши лестницы были уже охвачены пламенем, огонь пожирал этаж за этажом. Люди кричали Мишелю, чтобы он немедленно выходил из горящего дома. Покидая особняк, он бросил взгляд на открытую дверь, ведущую в большую гостиную, обитую бело-зеленым шелком, и увидел, как языки огня уже начали лизать панели, оставляя на них черные пятна и подбираясь к позолоченной мебели.
Мишель успел еще схватить пакет, оставленный им накануне в одной из комнат, и бросился к выходу, почти теряя сознание, но тут сильная рука Гастона опустилась ему на плечо и, вцепившись в него, вытащила месье Пиа во двор. Кашляя от душившего его дыма, он чувствовал, как болят ожоги на его теле и потрескивают волосы, готовые вот-вот вспыхнуть от упавших на них огненных искр. Элен бросилась к Мишелю, чтобы сбить вспыхнувшие язычки пламени. Он едва мог видеть ее, потому что его глаза были воспалены и слезились. Мишель с трудом дышал, каждый вздох причинял его опаленным легким, наполненным едким дымом, нестерпимую боль, однако он раскинул руки и, заключив Элен в свои объятия, крепко прижал ее к груди, как бы показывая тем самым, что отныне и до конца жизни она нераздельно принадлежит ему.
Эмиль не заметил, что Габриэль вместе с Мишелем и Элен покинули бал. Он стоял в толпе гостей, любуясь фейерверком и видя, как к небу взметнулись языки пламени далекого пожара. Но поскольку огонь полыхал в стороне от ткацкой фабрики Габриэль и не грозил ее имуществу, Эмиль ничуть не встревожился и вновь обратил все свое внимание на праздничный фейерверк, по окончании которого все гости разразились бурными аплодисментами. И лишь когда публика начала расходиться, он, наконец, заметил исчезновение своей жены и узнал о причине поспешного отъезда Габриэль, Элен и месье Пиа. Мрачные мысли, которые, как он полагал, навсегда покинули его, охватили Эмиля с прежней силой, а вместе с ними — причиняя ему неимоверные страдания — со дна его души поднялась ярость, обращенная против Габриэль. Она осмелилась на глазах у всего общества, собравшегося здесь, бежать очертя голову к ткацкой мастерской Дево! Она покинула его, бросила всех и бежала — куда и зачем? Эмиль хорошо знал ответ на этот вопрос. Габриэль пошла на поводу у своего чувства, больше похожего на каприз; она хотела помочь человеку, близкому ей, хотя этот человек находился за сотни миль от нее.
Эмиль был в ярости. Заложив руки за спину, он прохаживался между гостями, выдавливая из себя улыбку. Эмиль возмущался тем, что Габриэль со своими друзьями воспользовалась их каретой — на пожар всех троих повез Гастон. Подобное унижение было нестерпимо для Эмиля: Габриэль даже не подумала о том, что мужу придется ждать возвращения кареты, в то время как все остальные гости будут разъезжаться по домам. Слава богу, поблизости, как всегда, дежурили извозчики. Эмиль пожелал спокойной ночи тем, кто все еще не уехал, и поспешил на улицу, разыскивая свободную коляску. Один из Извозчиков, заметивший его, быстро подогнал к нему свой экипаж.
— Гони! — велел Эмиль. — На улице Лакруа Рус пожар. Должно быть, горит мастерская Дево. Доставь меня туда как можно быстрее.
Эмиль откинулся на спинку сиденья. В карете пахло конским навозом, и он зажал нос рукой, пытаясь прийти в себя и отделаться от неприятных ощущений, мучавших его. Несколько последних месяцев он тешил себя иллюзией, что Габриэль, наконец, полюбила его. Счастье, испытываемое им в этот период своей жизни, ослепило его, лишило разума, но вот он, наконец, прозрел: Габриэль просто была поглощена новыми для нее материнскими чувствами и только поэтому казалась более уступчивой, более покорной желаниям мужа, который был отцом ее ребенка. Но то, чего-Эмиль стремился получить от нее, принадлежало совсем другому мужчине.
