Конн Иггульден - Гибель царей
Адвокат замолчал и сел.
— Спасибо, — произнес Юлий. — Как вам хорошо известно, Марий был моим дядей. Он взял на себя защиту города, когда Сулла отправился в Грецию, чтобы нанести поражение Митридату, с чем он, надо отметить, не справился…
В толпе раздались смешки, но сразу воцарилась тишина, едва претор бросил строгий взгляд в ее сторону. Юлий продолжал:
— Марий был уверен, что Сулла вернется в город с целью присвоения власти. Чтобы это предотвратить, он укрепил стены Рима и подготовил своих людей к отражению нападения. Если бы Сулла подошел к городу, не имея тайных намерений, ему было бы позволено снова занять свой консульский пост, и мир в городе остался бы незыблемым. Вместо этого он послал убийц, напавших на Мария в темноте с целью трусливого убийства. Люди Суллы открыли ворота и позволили своему хозяину войти в Рим. Я думаю, это был первый за триста лет вооруженный захват города…
Цезарь остановился на секунду, чтобы перевести дыхание, и посмотрел на судей, пытаясь определить их реакцию на свои слова, но те сидели неподвижно, ничем не выдавая своих эмоций.
— Мой дядя был убит кинжалом, убит рукой Суллы, и, хотя его легион храбро сражался, солдаты тоже пали от рук захватчиков…
— Это уже слишком! — закричал Руфий, вскакивая с места. — Он чернит имя горячо любимого правителя Рима при полном попустительстве суда! Я должен просить вас наказать его за безрассудство!
Один из судей наклонился к Юлию.
— Ты испытываешь наше терпение, Цезарь. Если дело обернется против тебя, можешь быть уверен, что суд учтет неуважение к себе, когда дойдет до приговора. Ты понимаешь это?
Юлий кивнул, почувствовав, как у него пересохло в горле.
— Да, понимаю. Но слова должны быть сказаны, — ответил он.
Судья пожал плечами.
— Это твоя голова, — пробормотал он.
Цезарь судорожно вздохнул, прежде чем заговорить снова.
— Все остальное вам уже известно. Как победитель, Сулла присвоил себе звание диктатора. Я не буду говорить об этом периоде в истории города…
Судья резко кивнул, а Юлий продолжил:
— Хотя Сулла незаконно захватил Рим, Мария объявили предателем, и его собственность продали с молотка. Дом был выставлен на аукцион и куплен истцом, то есть Антонидом. Легион Мария был разбит, а имена легионеров вычеркнуты из списков сената.
Цезарь замолчал, склонив голову, словно стыдясь такого поступка. Среди сенаторов поднялся легкий шум: они перешептывались, обмениваясь мнениями.
Юлий поднял голову, и его голос разнесся над судом и толпой.
— Мое дело состоит из трех пунктов. Начнем с того, что Перворожденный снова внесен в списки. А если легион себя ничем не запятнал, как можно называть предателем его командира?.. Во-вторых, если Марий был несправедливо наказан, значит, его собственность должна перейти к оставшимся наследникам, то есть ко мне. И последнее: прошу мои действия по возвращению дома, украденного ворами, извинить, их оправданием может послужить несчастная судьба Мария. Большое преступление было совершено, но не мной, а против меня.
Из толпы донеслись одобрительные крики, и стражники опять угрожающе взялись за рукояти мечей.
Судьи посовещались, потом один из них сделал знак Руфию, что он может ответить.
Адвокат встал, тяжело дыша.
— Попытки Цезаря запутать дело бессмысленны, закон ясно видит все факты. Я уверен, что судьям доставил удовольствие экскурс в историю, как и мне самому, но, полагаю, всем понятно, что подобная интерпретация дела окрашена наличием родственных отношений ответчика с небезызвестным лицом… Мне, конечно, доставило бы удовольствие оспорить иллюзию, представленную как факт, но лучше я буду руководствоваться принципами законности и не стану терять время на фантазии ответчика.
Руфий посмотрел на Юлия и дружески улыбнулся ему, чтобы все могли увидеть, что он прощает молодому человеку его глупость.
— На абсолютно законном аукционе, как уже было сказано, мой клиент купил дом. Его имя стоит на всех документах, в том числе и на купчей. Использовать вооруженных солдат, чтобы украсть чужую собственность, — это возвращение к использованию силы в решении споров. У меня нет сомнений, что все заметили касание этого замечательного щита копьями в начале суда. Напоминаю, что символический акт борьбы выглядит именно так. В Риме мы не вынимаем мечи в качестве окончательного аргумента в споре, а предоставляем решение закону.
Адвокат снова улыбнулся.
— Я сочувствую доводам, которые приводил молодой Цезарь, но они не способны пролить ни малейшего света на это дело. Уверен, ему хотелось бы пойти еще дальше и обратиться к истории дома вплоть до закладки фундамента, но в таком раздувании дела нет необходимости. Я могу повторить свои слова насчет самого сурового наказания, хотя и сожалею, что Рим может потерять столь пылкого молодого трибуна…
Весь облик Руфия выражал глубокую печаль по поводу грядущего сурового наказания, когда он занял свое место и заговорил о чем-то с Антонидом, смотревшим на Юлия прищуренными глазами.
Цезарь снова поднялся с места.
— Так как почтенный Руфий ссылается на документы и купчую, я думаю, он принес их в суд для изучения, — сказал он.
Судьи посмотрели на Руфия: тот саркастически усмехнулся.
— Если бы собственность была лошадью или рабом, несомненно, я представил бы вам купчую. К несчастью, это дом, внезапно захваченный вооруженными людьми. Документы остались внутри, и Цезарю это хорошо известно.
Судья, постоянно говоривший за своих коллег, хмуро посмотрел на Юлия.
— Эти документы у тебя? — спросил он.
— Клянусь, у меня их нет, — ответил Юлий. — В доме Мария нет и следа купчей.
Цезарь опять сел. Поскольку прошлой ночью по совету Квинта он сжег все бумаги, его совесть была чиста: не прозвучало ни слова лжи.
— Итак, ни одной из сторон не могут быть представлены никакие документы на собственность? — спокойно продолжил судья.
Юлий покачал головой. Руфий повторил это движение, хотя его лицо сморщилось в гримасе раздражения. Он опять встал и обратился к судье:
— Мой клиент предполагал, что эти важные документы могут исчезнуть до суда, — сказал он с едва скрываемой насмешливой улыбкой, предназначенной Юлию. — Поэтому мы пригласили свидетеля, который присутствовал на аукционе и может подтвердить законность покупки советника Антонида.
Свидетель встал со стула. Цезарь узнал его: это был один из тех, кто сидел рядом с Катоном в здании сената — сутулый, тщедушный человек, постоянно убирающий со лба прядь жидких волос.
— Я, Публий Тенелия, подтверждаю законность сделки.
— Могу я задать вопрос этому человеку? — спросил Юлий и, получив разрешение, вышел вперед.
— Ты присутствовал на аукционе? — задал он вопрос.
— Да. Я был там с начала до конца.
— Ты видел, что купчая была подписана Антонидом?
Человек заколебался, прежде чем ответить.
— Я видел, — сказал он.
Однако глаза у него бегали, и Юлий понял, что Тенелия где-то врет.
— Значит, ты видел документ лишь мельком? — настаивал он.
— Нет, я видел его отчетливо, — более уверенно ответил свидетель.
— Какую сумму заплатил истец?
За спиной мужчины Руфий улыбнулся этой уловке. Она не должна была сработать, потому что свидетеля тщательно подготовили к таким вопросам.
— Тысячу сестерциев, — триумфально ответил мужчина.
Но его улыбка тут же погасла, потому что из толпы неожиданно посыпался град насмешек.
Многие на скамьях повернулись к плебеям и, к своему удивлению, увидели, что пока шел суд, улицы заполнились людьми. Каждый свободный пятачок был занят, и на самом Форуме не осталось места от набившихся зрителей.
Судьи стали переглядываться, а претор поджал в тревоге губы. Наличие такой большой толпы могло спровоцировать беспорядки, и он решил послать гонца в казармы, чтобы оттуда прислали еще солдат.
Когда толпа успокоилась, Юлий продолжил:
— Готовясь к этому делу, я оценил дом, уважаемые судьи. Если бы он продавался сегодня утром, покупателю пришлось бы заплатить около миллиона сестерциев, но уж никак не тысячу. Я прочитаю отрывок из «Двенадцати таблиц», проливающий свет на это дело.
Когда он приготовился процитировать отрывок из древнего манускрипта, Руфий картинно поднял глаза к небу, а свидетель, которого еще не отпустили, стал беспокойно топтаться на месте.
— Собственность не может быть продана, если не проведена оценка, — громко сказал Юлий.
Толпа встретила это заявление с восторгом.
— Тысяча сестерциев за имущество, стоящее миллион? Разве можно это назвать оценкой? Если нет даже купчей, чтобы доказать факт приобретения, то никак нельзя сказать, что сделка была совершена законным путем!..
