Кровь богов (сборник) - Иггульден Конн
Когда в полдень легионы Марка Антония двинулись в путь под звуки горнов и радостный рев солдат, которые после долгих месяцев подготовки сделали первый шаг к битве, триумвир в удивлении дернулся, услышав те же горны и рев у себя за спиной: легионы Цезаря синхронно снялись с места.
Глава 27
Город Филиппы строили как крепость в горах, но триста лет – большой срок, чтобы смотреть на север в ожидании мародерствующих племен. В результате исходные каменные стены и агора остались на месте, но их окружили сотни других домов, образовавших узкие улицы вдоль гребня холмов. Кассий порадовался, увидев маленький храм Филиппу Македонскому, спрятавшийся на купеческой улице. Он знал другого человека, объявившего о своей божественности, и эта мысль вызвала у него улыбку. Если бы не хорошая дорога к побережью, маленький город давно бы зачах вместе со славой своего основателя, а может, и самого Александра.
Поначалу городок играл лишь роль сборного пункта, куда Кассий и Брут намеревались привести свои легионы, дожидаясь, пока Секст Помпей серьезно ослабит армию Октавиана и Марка Антония, пытающуюся переправиться в Грецию. Когда же в Филиппы пришли новости о проигранных Помпеем морских сражениях, Брут и Кассий изменили свои планы и начали подыскивать наилучшее место для битвы. Марк Брут первым предложил сделать Филиппы основой их оборонительной линии. Они располагали выходом к морю по Эгнатиевой дороге[23], построенной на месте более старой и позволяющей перебрасывать любое число людей и количество снаряжения. Филиппы располагались на гребне холмов и были практически неуязвимы с запада, как и рассчитывал отец Александра Великого при выборе места для крепости. С точки зрения Гая Кассия, плюсом служила высокая гора с отвесным склоном на юге и раскинувшееся у ее подножия болото. Зимой выпало много дождей, так что ни один легион не смог бы форсировать это топкое место.
Когда Кассий и Брут решили превратить Филиппы в свой командный пункт, солдаты выстроили массивный деревянный частокол по краю болота. Сочетание особенностей местности и римского мастерства обещали, что город не будет атакован и с этого направления. При этом с севера Филиппы прикрывали горы, а на востоке лежало море. Враг мог подойти только с запада, чтоб попасть под удар боевых машин двадцати римских легионов. Его ожидали и деревянные копья, и железные стрелы луков-скорпионов, и тяжелые камни катапульт.
Прошло больше месяца с того дня, как поступили первые донесения о высадке в Диррахии. Оба командующих посылали на разведку все больше экстраординариев. Кассий привел из Сирии парфянских конных лучников, которые точно поражали цель, даже мчась галопом по пересеченной местности. Постоянные стычки указывали, что легионы Октавиана и Марка Антония обязательно подойдут, но пока дело только ими и ограничивалось. А Кассий и Брут стремились узнать как можно больше и о противостоящей им армии, и о местности, по которой она будет продвигаться к их линии обороны.
Старый Кассий Лонгин тихонько рыгнул в кулак, глядя на болота. Он ел то же самое, что и легионеры, и пища эта не сильно ему нравилась. С другой стороны, пребывание на одном месте позволило пополнить запасы продовольствия и амуниции. Командующий прекрасно понимал, что галеры, захваченные у Секста, могут в самом скором времени блокировать побережье Греции. Не получали они с Брутом известий и от братьев Каска. Кассий полагал, что они или утонули, или погибли при разгроме флота Помпея.
Гай Кассий подозревал, что он слишком много и часто думает о втором командующем их армии, а не о тех людях, которые им противостояли. Марк Брут по-прежнему оставался для него загадкой, пусть они и знали друг друга очень давно. Убийца Цезаря словно не старился и оставался таким же, как и в те далекие дни, когда занимался боевой подготовкой экстраординариев. Командир парфянских стрелков ходил за Брутом, как верный пес, радуясь любому доброму слову римлянина. От мысли об этом настроение Кассия не улучшилось. Марк каким-то образом завоевывал уважение всех, кто его окружал, не прилагая к этому никаких усилий. Сам Кассий таким даром не обладал и злился, когда его легаты, разговаривая с ним, искали взглядом Брута. Они ждали от него одобрительного кивка, забывая о Кассии. Рыгнув снова, командующий мрачно подумал о том, как торжественно провожали легионы жену Брута, когда она уезжала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Кассий задумался, не следовало ли ему вновь поднять вопрос о командовании правым флангом. Легионы обычно полагали, что именно на правом фланге находится командир всей армии, а Брут вывел своих военных на гребень холмов, ни с кем не советуясь. Его легионерам предстояло принять на себя основной удар, но это, казалось, приносило им лишь радость и гордость.
Командующий стер с лица все следы неудовольствия, прежде чем сел на коня и поехал вдоль гребня, излучая – во всяком случае, как ему казалось – доброжелательность и уверенность в себе. Ему хотелось, чтобы окружающие видели его именно таким. По левую руку от него птички ловили насекомых, порхая над болотами, тогда как впереди не такой уж пологий склон вел к западной равнине. Именно на вершине склона Брут расположил свои легионы в ожидании врага. Кассий мог кивать только себе самому, проезжая по расположению своих сирийских легионов. Они как раз ели, и он видел, как напрягались и салютовали ему те, кто его замечал. Другие поднимались, едва не вываливая на землю содержимое деревянных тарелок. Пожилой командующий рассеянно махал им рукой, предлагая вернуться к еде, сам же думая о том, как еще можно улучшить позицию.
– Хорошо, что мы расположились здесь, – пробормотал он себе под нос. Он знал, что Филипп Македонский выбрал это место, чтобы сдерживать орды фракийских племен, но вроде бы на этот город так никто и не напал. Ни в болотах, ни на равнине около города никогда не проливалась кровь. «Теперь все изменится, – подумал Кассий с удовлетворенностью и ужасом. – Лучшая кровь Рима зальет все вокруг». Но он понимал, что по-другому не бывать.
Он поравнялся с легионерами, сидевшими под оливковым деревом, таким старым, что его мог посадить сам Филипп. Те поднялись, прежде чем он успел их остановить.
– Мы готовы к бою! – крикнул один.
Кассий кивнул в ответ. Он знал, что они готовы. Не только эта группа – все. И теперь ему требовалось одно: чтобы Марк Антоний и Октавиан чуть переоценили свои силы и сломали себе хребет, бросившись на позицию их легионов, защищенную, как никакая другая.
* * *Октавиан щурился на солнце, а в голове у него в такт ударам сердца ухала боль. За прошедшие восемь дней он привык к жажде, понимая, что верхом ехать проще, чем маршировать. Легионам приходилось ждать приказа на остановку, прежде чем они могли выстроиться в очередь, чтобы наполнить свинцовые фляжки чистой водой. Наиболее опытные солдаты пили экономно, рассчитывая время между остановками, так что при подходе к каждой у них оставалось немного воды.
В первый день они прошли от побережья двадцать тысяч шагов, во второй – почти двадцать четыре. Такой и осталась их средняя скорость: легионы поймали темп, а мышцы солдат окрепли. Любимым занятием для них стал подсчет пройденного расстояния. При шаге в три стопы, умноженном на число шагов, не составляло труда получить искомый результат. Даже без карт легионы представляли себе, сколько уже пройдено и сколько осталось.
Когда они остановились в полдень, Октавиан нашел место в тени дерева у дороги, вытер с лица пот и посмотрел на свою полированную стальную флягу на медной цепочке. Он знал, что ее надо наполнить, но во рту у него еще оставался металлический привкус после последнего глотка, и молодой человек боялся, что от теплой, как кровь, воды его вытошнит. Но следующую остановку отделяли от этой долгие часы, и Октавиан понимал, что должен встать и наполнить флягу из одной из бочек, которые следовали за легионами, или попросить кого-то это сделать. Но никто не появлялся. Водовозы сейчас подъедут, сказал он себе. Однако солнце жарило все сильнее, и головная боль не уходила, только усиливаясь.