Михаил Ишков - Валтасар
Маг помедлил, более доброжелательно глянул на Нур-Сина.
— Толкование суть — ребенок сей будет великим мужем. Сначала придется ему многое претерпеть, но затем преодолеет он опасности. Жезл в руке юноши есть символ божьего могущества, обращенного против исчадий тьмы. Книга пророческий удел, предназначенный младенцу. Шесть чудес случились с Заратуштрой в детстве, и начались они с момента рождения избранника Ахурамазды. Появившись на свет, он засмеялся, а не заплакал, как все другие дети. Это есть первое чудо.
Старик загнул палец.
— Тебе следует знать, чужестранец, — продолжил он, — что страна, где родился Заратуштра, находилась под властью злого, брезгующего верой царя-чародея Дурошравы. Толпы демонов, или по-нашему дэвов, служили ему. То-то ему была радость, — всплеснул руками рассказчик, — услыхать о рождении пророка! Не мог Дурошрава смириться и послал убийцу, чтобы расправиться с чудесным младенцем в колыбели. Только убийца занес кинжал над люлькой, как рука у него отсохла. Это есть второе чудо.
Старик загнул второй палец и неожиданно спросил.
— Ты считаешь?
— Считаю, мудрый человек, — ответил Нур-Син, заинтересовавшись рассказом.
— Почему пальцы не загибаешь? — маг недоверчиво глянул на слушателя и поинтересовался. — А ты умеешь считать?
— Умею. Я считаю в уме.
— Тогда скажи, сколько будет, если к двум предметам добавить еще два?
— Четыре, уважаемый, — Нур-Син не удержался от улыбки.
Старик не обиделся, даже с каким-то облегчением вздохнул и пояснил.
— Тогда тебе будет понятно как велико число «шесть», сопутствующее жизни Заратуштры. Третьим чудом мы считаем испытание огнем, когда злые духи выкрали младенца, отнесли его в пустыню, навали на него гору дров, политых горючей водой и подожгли эту кучу. Младенец, объятый бушующим пламенем как ни в чем не бывало продолжал спать в своей люльке. Четвертое чудо, — старик загнул четвертый палец, — случилось, когда колдуны, призванные злым царем-чародеем, измыслили положить младенца на узкой горной тропке, по которой должно было пройти стадо коров. Как полагаешь, чужестранец, что случилось дальше?
Маг заметно воодушевился.
— Не знаю, мудрый Лимепирда, — ответил Нур-Син.
Лимепирда сник, повесил голову, задумался, потом заявил.
— Зови меня атраваном, пришелец, — здесь он вновь надолго замолчал, словно улавливая потерянную нить рассказа, затем встрепенулся и продолжил. — Бык, ведущий стадо, встал перед люлькой, и всем остальным животным пришлось обходить это место. Когда же люльку поставили на пути табуна диких лошадей, вожак поступил также. Такие дела… — неожиданно заключил атраван. — Я смотрю, ты недостаточно внимательно слушаешь меня, чужестранец. Тогда скажи, зачем меня позвали к тебе? Что ты хочешь услышать?
— Прости, атраван, но мои мысли на самом деле далеки от чудес, связанных с рождением великого Заратуштры. Мне хотелось бы услышать, какому богу следует молиться, чтобы он одарил женщину ребенком а мужчину наследником? Еще мне хотелось бы услышать, как устроен мир и чем слово светоносного Ахурамазды может помочь мне на трудном пути, называемом жизнь?
Старик задумался, потом спросил. — Ответь, чужестранец, много ли ты знаешь? Если да, то подтверди.
— Я много знаю, — ответил Нур-Син. — Знаю, сколько звезд на небе и какими путями, в каком порядке они шествуют по ночному небосводу. Знаю, когда Луна закрывает Солнце, и посреди дня наступает ночь. Мне известно, что выше и что ниже на земле, и в какую сторону текут воды. И многое другое.
Старик недоверчиво глянул на собеседника. — Сколько же звезд на небе?
— Без малого шесть тысяч.
Старик поджал губы.
— Тысяча, это много? — спросил он.
— Это очень много, атраван.
— Скажи, чужестранец, когда придет твой смертный час, сможет ли знание, что есть тысяча и сколько звезд на небе, утешить тебя? Известно ли тебе, что каждого из нас ждет либо преисподняя, либо обитель света и радости?
— Я слышал об этом, но наши жрецы уверяют, что в конце жизненного пути каждого черноголового ждет один-единственный исход — подземная бездна.
— Это не так. Это зависит от выбора. Жизнь, — возразил старик, — это не путь. Это — борьба, и от тебя зависит, на чью сторону — добра или зла ты встанешь. Борьба нескончаемая, изнурительная, до самой смерти. Тебя устраивает такой ответ?
— Да, — ответил Нур-Син. — Но борьба с чем? Со злом? Что есть зло? То, что мне порою кажется злым, что унижает меня, готово уничтожить меня, при взгляде с другой стороны уже не кажется таковым. Оно вдруг оборачивается добром. Где же истина? Мой царь, например, готов принести меня в жертву ради необходимости спасения отчизны, и я не могу отказать ему в праве считать это добром.
— Это только видимость. Жертва, принесенная по принуждению — будь то жертвенное животное, будь ты сам, — всегда зло, как бы тот или иной чародей не доказывал необходимость подобного дара, на какие бы обстоятельства не ссылался. Это все ухищрения Друга, приспешника повелителя тьмы Ангро-Майнью. Он строит козни против повелителя света Ахурамазды.
— Но разве свет и тьма не есть творения одной силы, устроившей небо, землю, ночь и день?
— Ты путаешь разные понятия, чужестранец. Земля, день созданы повелителем света, всякое же помрачнение, избыток тьмы — это порождение злого духа. Они поочередно владеют землей. Ты скажешь, что мир един, следовательно, и создала его одна сила. Но это ложь, также навеваемая Другом. Ты понимаешь ночь как подобие дня, ведь что-то мы различаем во тьме. Если же мрак будет беспросветный, то сходные с тобой умники скажут, что это всего лишь отсутствие света. Заратуштра говорит, что никогда свет не будет подобен тьме. Они всегда будут сражаться между собой. Отсюда можно сделать вывод, что и зло нельзя считать подобием добра, его нехваткой, отсутствием или искажением. Это две силы, две воли, и твой долг как создания премудрого Господа выбрать, на чьей стороне будешь сражаться. То, что ты видишь перед собой, видимость, созданная по воле Ахурамазды. Ты сам его творение, так стоит ли поддаваться злому и губить свою душу? Нечестивых ждет подземелье, их удел стоны и скрежет зубовный. Устоявших, праведных ждет райский сад, что на небе, в переделах Ахурамазды. В этой обители будут дожидаться они последней битвы и великого суда.
— Они — это кто? Мидийцы, кадусии?
— Нет на земле ни мидийцев, ни кадусиев, ни вавилонян, ни халдеев, ни армян, ни жителей побережья. Есть люди, верующие и сражающиеся за добро, за свет, и те, кто не устоял, поддался демонам, в ослеплении поднял руку на творящих добро. По вере ты будешь судим, а не по роду. Следовательно, нет иного долга, как служение Создателю, все остальное — суета.
— Что же есть Создатель?
— Господь премудрый, Владыка памятливый или по-нашему Ахурамазда.
— Тогда выходит, что позаботиться о себе, о собственном илу или, по вашему, о душе, соизмерить свои поступки с божественным словом, изреченным Заратуштрой — это благо, а поддаваться злому, идти на поводу у Друга — это зло?
— Да.
— Как же быть, когда душа расколота? Когда видишь, что кто-то из сильных требуют от тебя того, против чего ты внутренне протестуешь? Как же решить, на чьей стороне правда? Как поступить, когда илу-душа рвется на части.
Старик вздохнул.
— Чтобы ответить на этот вопрос, тебе нужен наставник. Моим наставником был сам Заратуштра, в молодости мне довелось послушать его. Понимаю тебя, чужестранец, ты говоришь о своем, о наболевшем. Твои заботы близки и понятны. В моей душе тоже не все цельно. Ты, наверное, слышал, я из племени магов. Тебе трудно понять, что значит принадлежать к этому племени. Мои сородичи совершают обряды во всех родственных частях нашей земли, даже персидский царь Кир и армянский Тигран приглашают моих сородичей, чтобы воздать должное священному огню и изготовить «хаому». Мы сильны и славны на просторах великой Арианы. Но часть моих соплеменников веруют не так, как Заратуштра. Они утверждают, что источником сущего является время-судьба, по-нашему Зерван. Как время оно бесконечно, как судьба — неотвратима. Зерван как раз породил и Ахурамазду, и Ангро-Майнью. Можно подумать, что Благое слово может породить что-то бессловесное! — воскликнул он.
Он помолчал, потом с неожиданной, даже излишней страстностью продолжил.
— Хуже того, чужестранец, многие маги смотрят сквозь пальцы, а то и позволяют старейшинам и вождям, а также простому люду приносить жертвы своим собственным богам, среди которых можно встретить как светлых духов агуров, так и злых дэвов! Это великий грех, за который нет прощения! Этак наша земля вряд ли попадет в милость премудрому Господу. Когда настанет судный день, с какими лицами мы предстанем перед его очами? Разве можно терпеть, чужестранец, чтобы праведных поносили, а нечестивых возвышали?