Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая
Снова шумели, спорили, строили самые невероятные предположения. Снова история эта заглохла, будто не здесь, не рядом все это происходило, а на другом конце света. Саша глядел в пространство неподвижным взглядом и бормотал:
— Но для чего Миллер понадобился НКВД? В тюрягу? В компанию к сидящей по тюрьмам половине России?
Стоило ему завести разговор о сидящей по тюрьмам половине России, Сережа начинал сердиться.
— Но это физически невозможно — пол-России в тюрьму засадить! Это же никаких тюрем не хватит! Да и кто бы поехал в Россию из эмиграции в таком случае? А люди едут. Факт.
— Увы, — отодвигал ничего не прояснившую газету Саша, — едут. Безумие, господа. Полнейшее безрассудство и безумие. Не завидуйте им, Сергей Николаевич, ох, не завидуйте. На свою голову едут… Кто ж все-таки Миллера спер? Кому старикан понадобился? Еще Кутепов, ладно, сильный мужик был. Но Миллер…
Но главной бедой и заботой была безработица. Все настойчивей сползали мы в унизительную бедность, Сережа осунулся, заел самого себя. Жена работает, а он, мужчина, глава семьи, не в состоянии принести заработок в дом! Я резонно его уговаривала:
— Что ты, право, на стенку лезешь? Я потеряю работу — ты будешь меня кормить.
Чтобы отвлечься от обступившей со всех сторон пустоты, выгонял меня и маму из кухни, из самых простых и доступных продуктов стряпал особые деликатесы. Мы с мамой смотрели, как из-под его ножа летят тончайшие, кружевные кружочки лука, измельченная зелень. Я не выдерживала, просилась в помощники, он искоса поглядывал недовольный, ревниво следил за каждым движением — и вдруг налетал коршуном, воздевал руки и шипел:
— Да кто ж вдоль волокон мясо режет! Уйди. Убью.
В середине марта друзья втянули нас в одно коммерческое предприятие. Олег Павлов познакомил ребят со своей приятельницей Бетти Санборн. И вот эта Бетти решила организовать зимний лагерь в Альпах и взяла на себя финансирование.
Бетти Санборн происходила из купеческой семьи и была на самом деле Елизаветой Федоровной. Девичьей фамилии ее мы не знали. Смолоду она вышла замуж за богатого американца, и лет через десять они разошлись. Бывший муж назначил Бетти пожизненную пенсию, подарил виллу с садом, с причалом для лодок и яхт на Лазурном берегу.
У Бетти было великое множество друзей среди американцев и французов, давным-давно позабывших о ее русском происхождении. Зато Бетти о нем никогда не забывала. Она тянулась к русским, и хоть была лет на пять старше Сережи, осталась такой же беззаботной, как и все мы.
И вот Бетти взялась за дело, остальные согласились участвовать в затее. Я отпросилась у Раиса Яковлевны (работы в ту зиму было почему-то немного), и накануне Рождества четверо дельцов — Олег, Марк, Панкрат и Сережа, да со мной в придачу, — прибыли в снятое заранее шале над Лезушем в Альпах.
Приехали вечером, рассмотреть ничего не успели. Утром просыпаюсь, выхожу на террасу — кругом сияющий снег и горы. Между двумя округлыми вершинами — наше шале, поодаль еще одно, внизу — деревня. И тишина. Слышно, как в голове осыпаются мелкие стекляшки.
Мы дружно взялись за дело. Прибрали дом, задействовали кухню, распределили обязанности. Сережа — повар, Панкрат — истопник, Марк — кухонный мужик, я — горничная. Надраили все до блеска, сели ждать вестей от Бетти. Она должна была привезти кучу клиентов. Реклама была неплохая, глядишь, день-два — и величественные Альпы огласятся веселыми голосами лыжников.
День ждем, два. Неделя пролетела. Мы тихо съедаем припасы, а клиентов все нет и нет. Олег ходит мрачнее тучи, Марк барабанит пальцами по столу и скептически поглядывает на Сережу, Панкрат ходит по дому, гремит заслонками, а в свободное время лепит во дворе снежные фигуры. У него здорово это получается. Голова богатыря из «Руслана и Людмилы», баба-яга, Снегурочка — по очереди выстраиваются во дворе. Сотворив очередной шедевр, Панкрат прибегает в дом отогревать красные, не сгибающиеся пальцы и вытаскивать из курчавых волос кусочки льда. Льдинки падают на пол, тают, я терпеливо хожу за ним с тряпкой и вытираю лужицы.
Наконец, после десяти дней полного отчаяния, Бетти привезла клиентов. Еврейскую парочку, мужа и жену. Он катался на лыжах, она бегала за ним по сугробам и кричала:
— Attention! Attention![42]
Три дня они изображали из себя французов, на четвертый муж сбежал от паникерши жены на дальний склон. Женщина металась, звала, рыдала, и внезапно ближние и дальние горы огласились исторгнутым из сердца воплем:
— Ой, Моничка, и де же ты?
Вторым номером прибыла англичанка Гвендолин, сухопарая, невозмутимая, с двумя взрослыми сыновьями. Парни нашли общий язык с хозяевами на почве традиционного «кто кого перепьет». К великому посрамлению русской нации, Эдвард и Антони Гудены наших мужиков перепили. Эдвард, впрочем, через неделю уехал, зато Антони, ставший по милости Марка Антоном Гуденко, сошелся с нами накоротке.
Третьим номером Бетти привезла двух американок. Американки были пухленькие, не первой молодости и подозрительно нежны друг к другу. Старшую звали Руби. Она говорила басом и была «мужем». Лили разговаривала канареечным голосом и была «женой». Перед сном они надевали чепчики, на лыжах не ходили вообще. Какого дьявола Бетти их притащила, было совершенно непонятно.
Утро начиналось с задорного петушиного крика. Это Антон Гуденко возвещал начало нового дня. Кукарекал он знатно. Мы поначалу даже думали, что в дом пробрался настоящий петух. С непроницаемым видом, словно побудка не имеет к нему ни малейшего отношения, Антон сходил по деревянной лестнице и начинал готовить лыжи. Не вынимая изо рта горящей сигареты, он смазывал их масляной смесью из банки с предостерегающей надписью «Осторожно! Взрывоопасно!».
После легкого завтрака уезжал, окутанный снежной пылью, по крутому спуску.
В столовой, где Бетти изображала радушную хозяйку, один за другим появлялись постояльцы. Впереди еврейская чета, за ними Руби и Лили, а потом уже Эдвард и Гвендолин, молчаливые, заранее всем довольные.
Один только раз, сама того не желая, Гвендолин обидела Панкрата. Он хорошо протопил в ее комнате печку, а утром пришел узнать, тепло ли ей было.
— Не знаю, — рассеянно ответила Гвендолин, — я спала с открытым окном.
После завтрака Олег и Марк уезжали на машине за продуктами в Лезуш, Сережа начинал стряпать обед, а я бралась за уборку, страдая от каждого движения. На меня плохо действовала высота.
Только однажды получила великое наслаждение от гор. Ночью выпал снег. Наутро я тепло оделась и вышла на воздух. Отправилась, куда глаза глядят, по протоптанной в сугробах тропинке вниз по склону. Возле нашего дома особой растительности не было, а тут набрела на зачарованное царство. Было тихо. На снегу виднелись крестики птичьих следов, но самих птиц не было слышно. Я увидела замерзший, заметенный метелью ручей, ступила на лед, пошла по нему к входу в таинственную снежную пещеру, и скоро оказалась внутри. Над ручьем, смыкаясь тяжелыми опушенными кронами, стояли недвижимо величественные деревья. Их ветви, бессильно склоненные, казались вылепленными из снега. Под своды, в неширокие просветы между стволами, утреннее невысокое солнце проникало узкими лезвиями лучей, и там, где они падали на сугробы, творилось что-то невообразимое — сумасшедшая пляска алмазов в соседстве с глубокой синевой в затененных местах. Не помню, сколько времени я простояла там, завороженная, очарованная, словно Снегурочка в своем заснеженном царстве.
Через две недели наши клиенты разъехались, остался один Антони. Бетти собрала большой совет. Что делать? Закрываться и сматывать удочки? Но мы еле-еле покрыли расходы, а о прибыли и говорить не приходилось.
— И не придется, — подал голос Марк.
— Но, Марк! — возмутилась Бетти, — как ты можешь так говорить! Вот увидишь, мы обязательно разбогатеем на следующих клиентах! — и с достоинством поправила на расшитом цветными шерстинками зеленом свитере ожерелье из необработанного малахита.
После долгих споров решили оставить Лезуш и спуститься в Шамони. Там снять большой дом и ждать, когда Бетти привезет новых клиентов, для чего ей снова придется ехать в Париж.
Так мы и сделали. Новый дом в Шамони оказался уютным, с резной деревянной галереей вокруг второго этажа. Я повеселела. Головокружение и звон в ушах прекратились, как только мы спустились ниже. Бетти и Олег уехали в Париж.
Пересменка обернулась отдыхом. На радостях в первый же вечер все, кроме Панкрата, отправились в местный ресторанчик слушать хор донских казаков. Был с нами и Антони Гуден.
Казаки пели превосходно. Мы наслаждались весь вечер, а потом, как-то само собой получилось, ребята пригласили за наш столик одного казака. А в то время, пока он, уже приглашенный, пробирался среди столиков к нам, Марк и Сережа договорились изображать из себя только что приехавших на курорт англичан. Мне и Антони велели мило улыбаться и помалкивать. И вот казачка стали усердно угощать вином и расспрашивать про Россию. Все это на французском языке со страшным английским акцентом.
