Михаил Ишков - Сен-Жермен
– Ах, маршал, – скривился король, – как было проведено сражение, нас не касается. Нам важно, что на сегодня, спустя полгода после Кунерсдорфа у нашего милого Фрица нет боеспособной армии. Вот что имеет значение. Важно и то, что Фриц не медлит с посылкой своих агентов, тайных и явных, в Петербург и Вену. Я не желаю остаться в дураках. И какое нам, в конце концов, дело до этого несносного Фрица! Мы противостоим Англии, её происками мы потеряли Канаду и Вест-Индию. Так дальше продолжаться не может! Денег на войну нет, общественное мнение пляшет под дудку Фридриха. Наш прежний министр по внешним сношениям был прав, уверяя, что без мира Франция погибнет, и погибнет бесславно!
– Но, ваше величество, герцог Шуазель – активный сторонник продолжения войны и сохранения союза с Австрией, – отметил я.
Его величество промолчал, и в этом молчании я почувствовал для себя несомненное предостережение. Король как бы предупреждал меня, что мой долг оказать ему услугу и ни о чем не спрашивать.
У меня не было выбора, за эти три года я прижился во Франции. Мне было хорошо в Шамборе, которым я пользовался на тех же условиях, на каких им пользовался маршал Мориц Саксонский, кроме выплаты ежегодных доходов с поместья. Я отказался от них по собственной воле. Если же мне, обещал король, удастся добиться встречи с его величеством королем английским Георгом II и обсудить предварительный условия перемирия, замок Шамбор и прилегающие земли будут переданы навечно в мое полное распоряжение.
– Но, ваше величество, с какими полномочиями я прибуду в Гаагу? Кто составит рекомендательные письма?
– О полномочиях не беспокойтесь. Король Джордж будет извещен о вашей миссии, а рекомендательные письма предоставит маршал, – Людовик кивком указал на Бель-Иля. – Кроме того, нам необходимо уговориться о шифре. Итак, мы готовы пожертвовать Канадой, Гваделупой, даже Вест-Индией, но Минорка должна остаться за нами. В европейских делах сохраняется статус-кво. Одним словом, все, что лежит за пределами Европы, подлежит обсуждению. Европейское же равновесие неприкосновенно. Более подробные инструкции вам сообщит герцог. Вот ещё что, помните, что тайна переговоров должна быть сохранена в любом случае. Если вам не повезет, то я знать ничего не знаю.
– В таком случае, ваше величество, следует изобрести более основательный повод для моего появления в Соединенных Провинциях, чем обычная ознакомительная поездка или встреча с моими собратьями. Что, если вы уполномочите меня вести переговоры с местными банкирами насчет создания особого фонда, с помощью которого вы намереваетесь финансировать армию?
– Я не против, – согласился Людовик. – Только на чем может быть основан подобный фонд?
– Что, если, – предложил Бель-Иль, – вы решили заложить свои бриллианты?.. Один из них граф предъявит амстердамским банкирам и попросит оценить его.
Поймав изумленно-недовольный взгляд Людовика, маршал поспешно добавил.
– Нет-нет, граф, надеюсь, воспользуется своим личным экземпляром. Его собрание драгоценных камней славится на всю Европу. Вы не против, господин Сен-Жермен?".
Встретив удивленный взгляд Джонатана, граф Сен-Жермен пояснил, что в ту пору финансовое положение страны было катастрофическим. Затем продолжил.
"В феврале 1760 года я приехал в Амстердам, где присутствовал на бракосочетании принцессы Клементины-Каролины и принца Нассау-Дилленбургского. Этот праздник предоставил мне отличную возможность, минуя французского посла в Соединенных Провинциях графа д'Аффри, встретиться с английским посланником генералом Йорком. Хладнокровный англичанин, вначале несколько поддался напору, который я на него произвел, затем в деликатной форме попросил предъявить рекомендации, мотивировав свою просьбу тем, что подобные вопросы не подлежат обсуждению между людьми, неуполномоченными на это.
Я показал два письма от маршала Бель-Иля, в которых тот с похвалой отзывался о моих способностях. Одно из них было датировано четвертым февраля, другое – двадцать шестым. К первому письму был приложен охранный лист, бланк с королевской печатью, который мне предлагалось заполнить по собственному усмотрению. Славословия в мой адрес в основном заполняли второе послание. К сожалению, все они имели общий характер, на что я сразу обратил внимание маршала, однако тот всего лишь приписал, что надеется на удачное завершение дела, ради которого я отправился в Гаагу.
Прочитав эти документы, генерал Йорк почувствовал себя свободнее и попросил меня объясниться. Я постарался ввести его в суть дела. Король, дофин, маркиза де Помпадур, весь двор, да и весь народ, кроме герцога Шуазеля и господина Беррье,[153] страстно желают мира. Они хотят знать действительно ли Англия стремится к миру? Если да, то на каких условиях. Йорк перевел разговор в область предположительного, заявив, что в Лондоне тоже не прочь узнать, как народ и двор его величества короля Людовика XV намерены закончить войну. На каких условиях? После общей оценки обстановки и уверений, что Англия всем сердцем готова покончить с этой войной, он заключил, что пока не готов ступить на территорию конкретных предложений.
Разговор продолжался около трех часов, после чего я покинул генерала, обнадеженный его заверениями, что в любом случае ответ на мои предложения последует обязательно.
Вся проблема, как я понимал её, заключалась в том, что предоставленных мне полномочий хватало только на то, чтобы быть выслушанным. После нескольких мои писем в Версаль, оставшихся без ответа, мне оставалось только ждать, как будут развиваться события.
Инструкции, полученные генералом Йорком, были, в целом, положительны для меня. Его величество Георг II вполне допускал, что граф Сен-Жермен действительно может оказаться уполномоченным некими влиятельными лицами во Франции к ведению подобных переговоров. Весьма вероятно, что эта миссия совершается с согласия короля, однако рисковать продолжением диалога можно только в том случае, если посланнику Версаля будет придан хотя бы полуофициальный статус, что само по себе представлялось трудно исполнимым, так как в Гааге находился полномочный посол Франции господин д'Аффри. По его собственным – то есть, моим – словам, мои полномочия не были известны ни французскому послу в Гааге, ни государственному секретарю по иностранным делам герцогу Шуазелю. Ему хотя и напророчили скорую судьбу кардинала де Берни, однако он и по сей день остается в силе. При этом, Лондон предупреждал Йорка, неизбежно столкновение тайной дипломатии короля и могущественного влияния министра иностранных дел, герцога Шуазеля. В ходе подобного противостояния французский двор может счесть необходимым лишить полномочий Сен-Жермена.
Единственное условие, которое было оговорено господином Йорком четко и без всяких околичностей – это необходимость в том случае, если два монарха найдут общий язык, привлечь к переговорам короля Пруссии. Как заявил Йорк во избежание всяких недоразумений.
Вот тут я допустил непростительную ошибку. Слишком рано нанес визит нашему посланнику в Голландии господину д'Аффри. Если бы я знал, чем кончится попытка негласно привлечь его к достижению успеха, я бы тысячу раз поостерегся вступать в шашни с креатурами моего лучшего друга, герцога Шуазеля. С другой стороны, у меня не было выбора – генерал Йорк тоже повел двойную игру. Он сообщил д'Аффри о моих предложениях. К началу апреля английский и французский послы успели два раза встретиться Более того, Йорк по указанию Георга II ознакомил д'Аффри с ответом из Лондона.
Но вернемся к нашему разговору с французским посланником. Для начала я сообщил, что нахожусь в Гааге официально, по поручению военного министра маршала Бель-Иля и предъявил послу его письма. Затем вкратце обрисовал необходимость организации особого фонда для финансирования армии, однако д'Аффри не клюнул на эту приманку и все время пытался добиться, кто именно дал мне это поручение и только ли финансовыми вопросами ограничивается моя миссия. Мы разошлись вничью, однако, получив копию ответа из Лондона, переданную ему генералом Йорком, он немедленно развил необыкновенную прыть и отослал своему патрону, герцогу Шуазелю пространную депешу. Со своей стороны в письмах к маршалу Бель-Илю я продолжал настаивать на обеспечении меня какими-то более существенными рекомендациями, чем просто восхваление моих добродетелей. "В противном случае, – предупреждал я, – скандала не избежать".
– Теперь я, – объявил граф, – продиктую вам текст послания д'Аффри от 5 апреля 1760 года к министру иностранных дел, которое герцог де Шуазель огласил на заседании Королевского совета. Потом расскажу, что за этим последовало.
"Ваша милость
Имею честь дать ответ на ваше письмо от 19 числа прошлого месяца по поводу графа Сен-Жермена. Ранее мне трудно было сделать это, так как нескромное поведение (если не сказать больше) этого авантюриста принудило меня к проведению расследования. Я не желал ничего упустить из его похождений здесь, в Соединенных Провинциях. Сначала я имел надежду объяснить досадные недоразумения человеческим злословием, однако, чем дальше, тем больше его действия стали такими вызывающими, что я просто вынужден поспешить поставить в известность его величество.
