Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель
Скоро всем стало известно, что герцог в случае победы станет править Англией как феодальным поместьем римской католической церкви и будет ежегодно платить ей дань.
— Есть ли в этом мире хоть кто-нибудь неподкупный?! — воскликнул Рауль де Харкорт.
Не успел легат отправиться в обратный путь, как в небе стали наблюдать странное явление. В течение нескольких ночей можно было наблюдать комету, она появилась восемнадцатого апреля с запада и стала медленно двигаться на юг, чем потрясла всех видящих её. Люди говорили, будто это знамение, но, предвещало ли оно хорошее или плохое, никто с уверенностью сказать не мог, и потому каждый в Нормандии высказывал своё мнение на эту тему.
В Нормандию из Англии прибыли изгнанники, те нормандские фавориты при дворе короля Эдуарда, которых Гарольд выслал из страны. Они рассказывали, что саксы расценили комету как знак Божий. Из-за неё было много неприятностей, потому что сведущие люди стали говорить, будто Господь разозлился на Гарольда за то, что он незаконно захватил корону, по праву принадлежащую Эдгару Ателингу.
В Нормандии же люди считали, что это взошла звезда Вильгельма и ведёт его к успеху. Некоторые священники придерживались этого мнения, другие же, те, кто выступал против похода в Англию, утверждали, что всё как раз наоборот и герцогу следует рассматривать этот знак как предупреждение, что пора остановиться. Сам Вильгельм разделял мнение тех, кто считал появление этой кометы благоприятным знаком, но в разговоре с Фиц-Осберном отметил, что если она предсказывала победу в Англии, то ей бы следовало двигаться в другом направлении.
Однако у него оставалось немного времени для того, чтобы разгадывать загадки звёздного неба. На верфях строились корабли, леса наполнились стуком топоров дровосеков; сваленные деревья натруженные волы оттаскивали к побережью. Там над ними начинали работать плотники и кораблестроители, тем временем оружейники ковали мечи и наконечники для копий, портные шили кожаные туники для лучников.
Герцог послал во Францию письма, в которых предъявлял мудрому регенту свои требования и делал некоторые предложения. Граф Болдуин внимательно их прочитал, а потом показал своей жене.
— Твоя дочь, вероятно, будет носить корону королевы, — сказал он.
Графиня вскрикнула от радости и, прочитав письмо герцога, произнесла:
— Он высоко метит, этот внук дубильщика! А что насчёт Тостига и другой моей дочери? Я всегда говорила, что Мэт хитрая кошечка! Она ни слова не сказала Джудит, когда та приезжала в Руан!
Граф Болдуин забрал письма и запер их в шкатулке.
— Честно говоря, женщина, если придётся поддерживать одного из моих зятьев, то это будет не Тостиг, — сухо проговорил он, — но в это дело Франция не полезет. Успокойся, сын Вильгельм, Франция не нарушит твоих границ, пока ты будешь в походе, но другой помощи ты от неё не получишь.
Он стал в задумчивости поглаживать свою бороду.
— И всё-таки я, наверное, должен решить иначе. — Его отсутствующий взгляд задержался на лице жены. Он медленно проговорил: — Если кто-либо захочет отправиться в Англию за добычей вместе с Нормандией, я думаю, что не стану мешать им. Франция слишком устала от этих ненасытных господ, пусть они попытают счастья где-нибудь в другом месте.
Как оказалось, очень многие захотели сделать это. Герцог Вильгельм разослал письма во все страны, он предлагал земли, деньги, титулы всем, кто пожелает присоединиться к нему. Рауль с ужасом наблюдал за тем, как отправляют все эти опасные письма. Он пытался образумить своего господина, но герцог слышать ничего не хотел: он должен обладать Англией любой ценой.
Его предложения привлекли под его знамёна всех мерзавцев из Европы. Алчные искатели приключений прибыли из Бургундии, Лотарингии и с холмов Пьемонта, громко оправдываясь за заплатки на своих ношеных штанах. Рыцари из Аквитании и Пуату явились в Нормандию в роскошных нарядах, мелкие землевладельцы привели с собой дружины и готовы были жизнью пожертвовать ради одного лишь шанса получить владения в Англии. Юстас, граф Булонский, над которым однажды посмеялись люди из Дувра, заявил, что лично поведёт своих людей; Алён Фержен, кузен графа Конана, поклялся собрать войско в Бретани; из Фландрии от шурина герцога Вильгельма, Роберта, пришло письмо, в котором он в очень осторожных выражениях интересовался, какова будет награда за его службу, если он согласится рисковать жизнью своей благородной персоны на поле битвы.
Это письмо застало Вильгельма в Руане. Он сидел в своей комнате с двумя писарями, которые быстро записывали что-то под его диктовку, перед ним на столе лежала уйма различных бумаг. Он прервался, чтобы изучить планы своего корабля под названием «Мора»; кораблестроитель тем временем терпеливо дожидался, стоя рядом с герцогом. Рядом в прихожей два человека напряжённо трудились над составлением списка необходимых запасов, они собирались представить его на рассмотрение герцога, а главный плотник размышлял над тем, понравится ли Вильгельму разработанная им конструкция деревянных замков, которые приказал построить герцог.
Герцог распечатал пакет Болдуина и быстро пробежал глазами то, что там было написано. Он засмеялся и смял письмо.
— Пергамент! Дайте мне чистый пергамент! — потребовал он и опустил перо в чернильницу. — Рауль, ты где? Сверни этот пергамент, а внизу поставь печать. Эта шутка придётся тебе по душе. Прочитай письмо молодого Болдуина, и ты всё поймёшь.
Он начал писать на ярлыке.
— Господин, на пергаменте ведь ничего не написано, — попытался напомнить один из писарей.
— Нет, болван, ничего! Готово, Рауль? Тогда прикрепи этот ярлычок к свитку и проследи за тем, чтобы он как можно скорее попал к моему благородному шурину. — Он отдал ярлык Раулю, а сам снова повернулся к кораблестроителю.
Рауль прочитал то, что было написано на ярлычке, и рассмеялся. Там были всего две строчки:
«Beau frere en Angleterre vous aurezCe qui dedans escript vous trouverez»[23].
— Хороший ответ, — сказал Рауль, привязывая ярлык к свитку. — Жаль, что вы всем, ему подобным, не даёте такой же ответ.
Герцог промолчал, и с тяжёлым сердцем Рауль продолжал следить за его работой. Мало кто из правителей так же, как и он, прославился своими благородными принципами. О нём всегда говорили, что он неподкупен и всегда воздаёт людям по заслугам. Слуга мог так же, как и барон, рассчитывать на справедливое отношение к себе. Герцог не давал разгуляться преступникам. Однако теперь он был просто одержим мыслью о короне и стал безрассудным, даже бессердечным. «Это слишком плохо — вести подобное нормандское войско в Англию, дать волю всем этим ордам иностранных наёмников, вставших под знамёна Вильгельма лишь ради наживы, а не по зову долга и чести. Этот поступок принесёт герцогу дурную славу в веках», — думал Рауль.
Позже он сказал Гилберту де Офею:
— Неуправляемая, жадная свинья, роющая землю в поисках еды! О Господи! Вот на что похоже войско, которое мы собрали!
— Я знаю, — примиряющим тоном ответил Гилберт, — но здоровая нормандская кровь объединит и скрепит этот сброд.
— Да, уж ты знаешь, — ответил Рауль, — ты прекрасно знаешь, что даже Вильгельму будет не под силу удержать этих мошенников, как только они почуют запах добычи.
— Ну, мне тоже это не нравится, — спокойно сказал Гилберт. — Я за Нормандию, но считаю, что меня связывает клятва верности, и потому я должен сражаться за Вильгельма, неважно — здесь или за морем. Что же касается тебя, — он мрачно взглянул на Рауля, — тебя связывает дружба, и, мне кажется, именно поэтому тебе так не нравится эта затея.
Он нахмурился, пытаясь отыскать нужные слова для того, чтобы объяснить ту неясную мысль, которая возникла у него в голове:
— Ты слишком сильно любишь Вильгельма, не так ли? Понимаешь, я его человек, но я никогда не был ему другом. Иногда я завидовал тебе, но в конце концов понял, что твоё положение не из лёгких. Лучше уж не быть другом такого человека, как Вильгельм, Рауль.
— Измена, друг мой, — тихо сказал Рауль.
— Нет, всего лишь правда. Какая польза от этой дружбы? Какое в ней утешение? Никакого, я думаю. Вильгельм думает о королевствах и завоеваниях, но не о тебе, Рауль, точнее, ни о ком.
— Да, — Рауль бросил на него мимолётный взгляд и снова отвёл глаза. — Я всегда знал это. Вильгельм живёт сам по себе. Я никогда не искал выгоды в дружбе с ним. Но много лет назад, когда мы оба были ещё мальчишками, я стал служить ему потому, что верил, что он даст Нормандии мир и сделает её сильной. Тогда я поверил в него, но дружбы ещё не было. Она пришла позже.
