Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн
Но это не вытесняет тревогу, не утихающую в душе, сознание того, что, при всех моих благих намерениях, я сделала дурно, приняв корону, которая не принадлежит мне по праву. Я боюсь, что поступила опрометчиво, но теперь уже ничего не исправить. Я приняла тяжелейшее решение в жизни. Я выбрала свой путь и отныне должна ему следовать, какие бы невзгоды мне ни грозили и как бы ни терзала меня совесть. Я изо всех сил постараюсь быть доброй и милосердной королевой и защитницей истинной веры.
Удивительно, но я сижу на троне и слушаю моих — да, моих — советников, с превеликим почтением расписывающих, как будет проходить завтрашняя церемония моего въезда в Лондон. Хотя, по обычаю, новый монарх проезжает с процессией по улицам Сити, принимая приветствия своих подданных, советники полагают, что пока леди Мария еще на свободе, на данный момент стоит ограничиться провозглашением моего вступления на престол и приемом в лондонском Тауэре. Нортумберленд говорит, что Тауэр — самое надежное для меня место, да и для всего совета тоже, ну и потом, до коронации монарх традиционно живет в Тауэре.
Я не спорю: мне кажется, что все это происходит не со мной и никак меня не касается. Я даже не осмеливаюсь спросить, что будет с леди Марией, когда ее нагонят. Если нагонят. Ибо если Марии удастся добраться до побережья, она может сесть на корабль и отплыть во владения императора, где поднимет армию в поддержку своих претензий на корону, армию католиков, которая будет способна вернуть наше королевство в подчинение Риму. Одна эта мысль укрепляет во мне верность избранному пути.
Уже поздно. После всех событий прошедшего дня меня одолевает усталость.
— Милорды, сейчас я должна удалиться, — объявляю я, сама, равно как и все присутствующие, удивляясь властным интонациям в моем голосе.
Гилфорд встает вместе с остальными. Он ужасно мне надоел, вертясь рядом последние несколько часов. Но я понимаю, что отделаться от него у меня пока нет возможности, разве что нагрубить ему при всех, что было бы непростительно.
— Позвольте мне проводить вас в ваши покои, сударыня, — предлагает он, кланяясь с подчеркнутой почтительностью. Волосы, упавшие ему на лицо, не могут скрыть похотливого блеска в глазах. Ему, конечно, представляется лестным завалить в постель королеву Англии. Нортумберленд с герцогиней пристально смотрят на меня, как и моя матушка. Что ж, я учусь притворству. Я не дам им причины для недовольства мною.
— Благодарю вас, милорд, — спокойно отвечаю я, подавая ему руку. Вместе мы проходим мимо склонившихся в поклоне лордов совета и входим в открывшиеся для нас двери королевской спальни. За ними ожидает миссис Эллен.
— Ваше величество. — Она делает мне почтительный реверанс, что заставляет меня невольно вздрогнуть.
— Сопроводите меня, пожалуйста, — отвечаю я с благодарностью, после чего поворачиваюсь к Гилфорду. — Прошу вас извинить меня, милорд, но я безмерно устала после длинного и трудного дня. Желаю вам спокойной ночи.
Двери позади нас до сих пор открыты настежь, и лорды только начинают расходиться. Гилфорду не остается ничего другого, как только признать свое поражение: он не рискнет опозориться, получая публичный отказ жены. Муж снова кланяется и целует мне руку.
— Спокойной ночи, сударыня, — говорит он покорно, но в его лице ясно читается обида.
Королева Джейн
Темза и Тауэр, Лондон, 10 июля 1553 года.Вскоре после полудня флотилия лодок отходит от Сайонской пристани. Первыми идут лодки, везущие членов Тайного совета и главных служащих королевского дома, а королевская лодка, украшенная королевским гербами, замыкает процессию. Я сижу на подушках под балдахином. Занавеси подняты, чтобы мои подданные могли хорошо рассмотреть свою королеву. На мне одежды и головной убор бело-зеленых тюдоровских цветов, расшитые золотой нитью и усыпанные бриллиантами, сверкающими на ярком дневном солнце. Подле сидит Гилфорд, ослепительно прекрасный в костюме белого атласа, отделанном золотом и серебром. Он держит мою руку, переигрывая в роли внимательного мужа. Я, наверное, завизжу, если он еще раз поклонится, когда я с ним заговорю. Но даже его присутствие не заставляет меня поверить в реальность происходящего.
Позади нас сидит матушка, сильно потеющая в своем наряде кармазинного бархата. Ее назначили поддерживать мой шлейф во время этого знаменательного события. Я чувствую по ее поджатым губам и напряженной позе, что она до сих пор на меня злится, но это меня беспокоит меньше всего.
Должна признаться, я сильно нервничаю, потому что вести из Сити оставляют желать лучшего. Сегодня утром королевские герольды провозгласили меня королевой в трех местах: у Креста Элеоноры в Чипсайде, на Тауэр-хилл и у Вестминстер-холла. Но люди восприняли эту новость молча, с каменными лицами. Герцог отправил в город отряды вооруженных солдат на случай беспорядков, но это не помешало каким-то бунтовщикам прокричать с набережной, что королевой должна быть Мария. За это им потом отрежут уши и поставят у позорного столба. Хорошее начало, нечего сказать.
Пока суда скользят вниз по течению, я вижу по берегам скопления людей, но они не приветствуют меня. Они настроены недружелюбно. Большинство дерзко или недоверчиво таращатся на меня в упор. Их молчаливая враждебность вызывает у меня страх. И я не осмеливаюсь ни взмахнуть рукой, ни кивнуть им в знак приветствия. Поездка тянется целую вечность, и с каким же облегчением я замечаю наконец огромную белую башню Тауэра, маячащую вдали!
— Почти приехали, — говорит Гилфорд, хотя все и так ясно. — Тебе пора вставать на свои колодки.
Я надеваю башмаки на платформах высотой в три дюйма, стоящие у моих ног. Мне велели надеть их, чтобы я стала повыше и чтобы меня видели из задних рядов ждущих меня толп народа. Интересно, соберутся ли вообще эти толпы.
Когда лодки причаливают к пристани Корт-гейт у Тауэра, пушки, выставленные вдоль смежной пристани, салютуют мне оглушительным залпом. При помощи Гилфорда я схожу с лодки — а матушка держит мой шлейф — и занимаю свое место под королевским балдахином, который несут шестеро придворных. В сопровождении лордов совета я прохожу по предместьям Тауэра, которые, к моему удивлению, заполнены людьми, выворачивающими шеи, чтобы увидеть меня. Еще более удивительно, что некоторые из них выкрикивают приветствия!
— Боже, храни королеву Джейн! — кричат они, подбрасывая шляпы в воздух. — Боже, храни ваше величество!
Ободренная таким приемом, я иду дальше с улыбкой, хотя у меня дрожат колени и сердце тяжело бьется.
Наконец показывается вход во дворец. Здесь престарелый маркиз Винчестерский, лорд-казначей, ожидает меня в обществе сэра Джона Бриджиса, коменданта Тауэра. Маркиз со скрипом опускается на колени, дабы преподнести мне большие ключи от Тауэра, но прежде чем я успеваю взять их, Нортумберленд, стоящий рядом, выхватывает их и сам отдает мне в руки. Его поступок подчеркнуто символичен, словно это он сам облекает меня монаршей властью. Я внутренне сжимаюсь — его самонадеянность просто возмутительна!
Но сейчас не время выказывать возмущение, ибо меня проводят вверх по ступеням в Белый Тауэр, цитадель, возведенную Вильгельмом Завоевателем для охраны города. Мы входим в тронный зал, где толпа знатных лордов с женами при моем появлении падает на колени. Среди них я мельком замечаю красивое личико Кэтрин; она здесь со своим молодым мужем и его отцом, Пемброком. Когда я усаживаюсь на трон, ко мне приближаются мой батюшка и Нортумберленд и, преклонив колена, официально просят меня вступить на престол.
После завершения этих формальностей я, по подсказке герцога, веду своих придворных наверх, в норманнскую часовню, носящую имя святого Иоанна Богослова. Здесь мне нужно поблагодарить Господа за мое восшествие на трон.
Однако, когда я опускаюсь на колени на подушку у ограды алтаря, то обнаруживаю, что не могу молиться, ибо в мыслях моих царит полный разброд. Я отчаянно пытаюсь вернуть себе убежденность, которую чувствовала, когда принимала корону; когда верила, что послужу орудием Божиим в спасении праведных Его, но теперь я в ней нуждаюсь больше всего, а она от меня ускользает. Как я могу благодарить Господа за эту корону, которая мне не по чину? Это было бы нечестно, а Его не обманешь. И если я стану умножать свой грех, Он может отвернуться от меня. И в самом деле, моя неспособность обратиться к Нему сейчас может служить первым знаком Его немилости. Сердцем я знаю, что совершила зло против законной наследницы, леди Марии. Я чувствую себя покинутой и одинокой. Без помощи Божьей я не вынесу этого бремени.
И все же я должна, должна — ибо придворные уже поднимаются на ноги, и церемония, в которой я исполняю главную роль, продолжается. Пообещав себе, что, как только останусь одна, стану на коленях умолять о прощении и наставлении, я решительно беру себя в руки и отправляюсь обратно в тронный зал. Здесь я снова усаживаюсь на трон, а рядом стоит Гилфорд и, по моему требованию, миссис Эллен, которая отныне назначается моей главной фрейлиной. Рядом с ней стоит друг нашей семьи, миссис Тилни, она также теперь будет мне прислуживать.