Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век
Татары медленно приближались к стенам Биляра. Они засыпали рвы, разрушали валы. Со стен крепости на них обрушивали лавины стрел, но их запас был небеспределен. В один из дней осады к стенам подъехал Гази Барадж. Он стал уговаривать защитников сдаться, но получил в ответ стрелу в плечо.
Штурмы не прекращались ни днем ни ночью. Силы защитников таяли. Они отступили к цитадели Мартуан и укрылись за ее стенами. Только на шестой день штурмом ее взял сын Чингисхана Кулкан. Но у мечети Барадж сын кипчакского хана Карабаша, погибшего в 1225 году с булгарами на берегу Яика от татарской стрелы, метнул в Кулкана железную стрелу из огромного лука и убил его. Татары, обозленные потерей сына хана и понимая, что Чингисхан будет в гневе, обрушились на последних защитников столицы. Понимая, что гибель неизбежна, жена царя Алтынбека Фатима, обняв внука, сына царевны Алтынчач, бросилась вместе с ним с минарета «Сулеман». Сам царь пал в сражении. В Биляре было пленено всего десять тысяч защитников. Отделив воинов от мирных жителей, хан Бату приказал:
— Воинов обезглавить, а жителей — в рабство. Город сжечь!
В конце ноября 1236 года в городе Нур-Сувар собрались сторонники Гази Бараджа и провозгласили его царем Булгарии. Но хан Бату не разрешил носить ему этот титул. Гази Барадж остался лишь эмиром, вассалом татар. Татары ушли, оставив на территории Булгарии пять туменов во главе с царевичем Мункэ, чтобы взять город Банджи, державшийся почти год. Город был красив и богат, и Бату-хан решил сделать его столицей своего удела. Обороной города руководил полководец Бичман, а после его гибели — Алтынчач. Она уже знала о гибели отца, матери, сына, а ее муж Буртас Бегиша, командир гарнизона крепости Барадж, умер от ран на ее руках. Татары штурмовали крепость раз за разом, силы защитников таяли, и уже последние герои укрылись в деревянной мечети «Сабан». Попытки взять мечеть татарами окончились безуспешно, и тогда Мункэ приказал ее сжечь. Из пылающей мечети выскочили последние защитники Бараджа, но среди них Алтынчач не было. Царевич приказал найти дочь царя Алтынбека, но безуспешно. Воительница исчезла.
Во время штурма Банджи татары потеряли семнадцать тысяч воинов, потери булгар составили восемьдесят тысяч и воинов, и мирных жителей. Город татары сожгли, а затем сровняли с землей.
Крестоносцы
1
С великой честью и радостью встречал Переяславль дружину и княжича Федора Ярославича из похода на мордву. Перезвоном колоколов, полными чашами хмельного меда, здравицами, подарками отмечен каждый их шаг по улицам города. Все это было делом рук княгини Ростиславы, которая не пожалела серебра для прославления своего первенца, своей кровинушки.
Не успели еще отшуметь пиры в честь победителей мордвы, как начали подготовку к пирам новым: свадебным. И ничего, что жениху только четырнадцать исполнилось, а невесте и того меньше, — князь Ярослав решил женить Федора.
«Пора сыну на свой стол садиться», — рассудил он.
Съехались гости, привезли невесту, и ждали только приезда из Новгорода князя Ярослава, чтобы начать торжество, как Федор в полном здравии уснул и не проснулся. И уже не на свадебный пир звать князя Ярослава поскакали гонцы, а понесли скорбную весть: сын умер.
Горе тяжкое, неодолимое… Нет ничего горше, когда родители закрывают глаза своим детям. Но не успели еще обсохнуть слезы скорби на глазах князя, как дела позвали его в Великий Новгород. Опять орден поднял голову, снова крестоносцы пошли на своего соседа — землю новгородскую.
Великий магистр ордена Вольквин, дряхлый телом, но воинственный духом, побуждаемый к действию изгнанниками новгородскими, осевшими в крепости Оденпе у князя Ярослава Владимировича, со своими рыцарями и союзной дружиной сына псковского князя взял Изборск. Но псковитяне, набравшись сил, вошли в захваченный ливонскими рыцарями город и повязали торжествующих победителей. Среди пленных оказался и Ярослав Владимирович, который, подобно отцу, был то врагом рыцарей, то их союзником. Вынашивая планы захватить с помощью ордена и новгородских изгнанников свою отчину — Псков, он сам оказался пленником и по приказу новгородского князя Ярослава Всеволодовича был брошен в земляную тюрьму Переяславля. Сам же князь во главе новгородской дружины и псковского ополчения двинулся к городу Оденпе, в котором с недавних пор осели крестоносцы. Горожане, обобранные жадными и жестокими носителями креста на плаще, с нетерпением ожидали прихода князя Ярослава и, когда новгородская дружина оказалась вблизи города, открыли ворота. Рыцари, захваченные врасплох, не приняли боя и сдались на милость новгородского князя. Тот, не задерживаясь в освобожденном городе ни часа, повел воинов в Юрьев, где находился, по словам местных жителей, магистр ордена. Стиснутая лесом колонна дружинников растянулась на несколько верст. Понимая уязвимость подобного расположения войска, Ярослав выслал далеко вперед дозорный полк во главе с воеводой Федором Якуновичем, и это спасло новгородцев от разгрома. Упрежденные ведчиками о падении Оденпе, ливонские рыцари тайно вышли за стены города и, затаившись в ложбине и перелеске близ Юрьева, готовились по частям громить выходившие из леса полки князя Ярослава Всеволодовича. И когда на открытое место вышел сторожевой полк новгородцев и за ним долгое время никто не показывался, рыцари приняли его за основные силы и ударили с двух сторон. Тяжелая рыцарская конница разворачивалась в линию медленно, лошади вязли в мокром подтаявшем снегу, скользили по оголившейся, раскисшей от влаги земле, и это позволило Федору Якуновичу отправить сотника к князю с извещением о засаде крестоносцев.
Огородившись щитами и ощетинившись копьями, замерли в ожидании сражения три сотни дружинников, заняв невысокий холм и опоясав его двумя шеренгами воинов. Двумя колоннами крестоносцы устремились к новгородцам, надеясь одним ударом разметать горстку храбрецов. Но их планам не суждено было сбыться. Ни одна, ни вторая колонна, стиснутые склонами холма, не смогли развернуться в лаву и потому наступали монолитом, по три-четыре всадника в шеренге. И когда первая шеренга крестоносцев оказалась в непосредственной близости от владимирцев, те разбежались по сторонам, освободив проход, в который и вошла тяжелая конница. Перевалив через холм, всадники накатили сверху на стоявших спиной дружинников, но те тоже разбежались по сторонам. Две колонны крестоносцев столкнулись, смешались и, пытаясь разъехаться, еще больше внесли неразберихи и сумятицы. Этим воспользовались новгородцы. Словно муравьи, они облепили неповоротливых, закованных в железо всадников и одного за другим принялись стаскивать и сталкивать копьями с лошадей, раня и калеча. А когда крестоносцы наконец-то разобрались меж собой, новгородцы уже опять опоясали холм. Обозленные неудачей, рыцари предприняли новую атаку. Они расположились двумя дугами и, словно клещи, начали соединяться, сжимая горстку храбрецов и оттесняя их к вершине холма. Новгородцы, прикрываясь щитами, пятились, пока спинами не прижались друг к другу.
Крестоносцы не спешили расправиться с обреченными воинами. Уперев копья в щиты новгородцев, они чего-то выжидали, а вернее, кого-то. Этим кем-то оказался магистр ордена Вольквин. Под победный рев труб в сопровождении самых именитых братьев ордена он направился к месту сражения. Крестоносцы приветствовали его криками и ударами копья о щит. Но чем ближе подъезжал Вольквин к окруженным дружинникам, тем озабоченнее становилось его лицо.
— Почему у воинов Ярослава в руках копья и мечи? — недоумевая, воскликнул он, обращаясь к рыцарю Гольденбергу. Тот, медленно повернувшись в седле, пробасил:
— Они еще живы только потому, что братья ждут твоего приказа, брат Вольквин.
— Тогда не медлите. Их жизни мне не нужны!
Гольденберг подал сигнал, и рыцари двинулись вперед, сминая железными нагрудниками лошадей, разя копьями впереди стоящих воинов. Новгородцы гибли молча, мужественно принимая смерть, досадуя лишь на то, что до врага дотянуться невозможно из-за множества нацеленных копий. Крестоносцы, увлеченные расправой, слишком поздно заметили выходившие из леса полки князя Ярослава. И пока магистр выстраивал тяжелую конницу для атаки, переяславская дружина отсекла крестоносцев от города. Выходившие же из леса новгородцы и псковитяне, заранее зная свое место, быстро занимали его, и вскоре все войско было готово к сражению, рыцари же, оставив недобитыми остатки сторожевого полка, спешно разворачивались навстречу новому противнику. Ярослав Всеволодович подал сигнал к началу сражения, и полки двинулись вперед, оттесняя крестоносцев к реке Амовыже. Сеча была жаркой, кровавой. Князь Ярослав, словно безумный, метался по полю, то там, то здесь врубался в массу рыцарей, увлекая за собой оробевших. Под напором дружинников рыцари отступали медленно, почти не неся потерь. Но крестоносцы, не раз уже познавшие на себе тяжелую руку русских воинов, принебрегли остатками сторожевого полка и поплатились за свою самоуверенность. Воевода Федор Якунович, собрав израненных, но способных держать оружие, ударил в тыл отступавшим ливонским рыцарям. И хотя воинов было не более полусотни, их удар был настолько стремителен и неожидан, что крестоносцы смешали свои ряды и побежали, срывая тяжелые доспехи, бросая копья и мечи. На льду Амовыжи их становилось все больше и больше. Лед трещал, прогибался, и когда закованная в железо рыцарская конница оказалась на нем, раздался оглушительный грохот, и фонтаны ледяной воды взметнулись вверх. Это льдины, переворачиваясь, увлекали за собой и пеших, и конных. Те из рыцарей, кто еще остался на берегу, побросали оружие и стали на колени, склонив головы перед победителями.
