Вера Крыжановская - Бенедиктинское аббатство
— А какой залог оставите вы мне в обеспечение вашего слова, рыцарь? — спросил насмешливо капитан Негро. — Вы и эта прекрасная дама являетесь единственно стоящим залогом. Вы останетесь.
Курт нерешительно огляделся кругом. Злость за ледяную холодность Розалинды и безумная ревность к барону Фейту внушили ему мысль о двойной мести, которая одинаково поразила бы жену и соперника, а последний, может быть, и откажется от женитьбы.
— Оставьте себе даму, если это вас удовлетворяет, — сказал он, — и назначьте цену выкупа, который будет вам исправно выплачен, как только я сойду на землю.
Радость блеснула в глазах пирата, а слуги Курта переглядывались в недоумении, не зная тайного умысла такого неслыханного для рыцаря поступка.
Твердым шагом и не глядя на негодяя, Розалинда подошла к пирату и подала ему руку. Никто не подозревал, а Курт менее других, что сердце ее билось в радостном волнении, и что рука, крепко сжимавшая ее, была рукой Лео фон Левенберга.
Паж и служанка должны были сопровождать молодую графиню и также остаться заложниками.
— Розалинда, — сказал красный от злости Курт, — ты уходишь, не простившись со мною? Разлука наша, надеюсь, будет непродолжительной.
— А я, граф, надеюсь, что она будет вечной, — ответила Розалинда с презрительным взглядом. — То, что вы сделали, равносильно разводу.
Капитан унес ее. Но, прибыв на палубу своего судна, вдали от глаз Курта и его свиты, Негро прижал к сердцу свою обожаемую жену и со слезами на глазах прошептал:
— Здесь, между небом и морем, я могу ожить для тебя, моя Розалинда.
— Я думала, что это сон, — сказала молодая женщина, прижимаясь к нему. — Ты жив, Лео?! Я нахожу тебя и после десятилетней пытки около этого негодяя снова слышу слова искренней любви из твоих уст, которые никогда не лгали! Как мог ты так долго молчать? Разве я не пошла бы всюду за тобой?! Теперь я останусь здесь, около тебя и куда бы ни понесли волны твое судно, оно сохранит также залог, с тем, чтобы никогда не возвращать его.
— Мы никогда больше не расстанемся, моя обожаемая жена, — шептал Лео глухим от волнения голосом. — Одна смерть разлучит нас.
Я видел Мауффена с его ужасными замыслами, Эйленгофа, неблагодарного карлика и предательницу Розу, верную подругу этих чудовищ, но я не мог ничего сделать, потому что для всех пробил час их.
* * *Вечером того же дня Розалинда с мужем, обнявшись, вышли на палубу и прислонились к борту, любуясь морем, безмолвно счастливые. Розалинда первая прервала молчание.
— Милый мой, — сказала она, — расскажи мне, как ты остался жив? Каким образом сделался пиратом, словом, расскажи мне каждый час твоей жизни после нашей разлуки. Я хочу все знать, все дорого мне в твоей жизни, но, — она откинула голову и пытливым взглядом, с натянутой улыбкой, глядела на него, — ты так красив, Лео, а женщины здесь так обольстительны и страстны… Знай я, что ты жив, я не была бы покойна ни один час.
Откровенный и веселый смех был единственным ответом Левенберга; лицо его просияло от удовольствия, причиненного запоздалой ревностью жены.
Он поцеловал ее и ответил таким голосом, один звук которого доказывал, что он исходит из сердца.
— Нашла ли ты на моем судне хотя бы женскую тень? Нет, сердце мое навсегда осталось верным графине фон Левенберг. А теперь слушай историю моей жизни со времени нашей разлуки.
Когда негодный Мауффен поразил меня, я потерял сознание и пришел в себя в полутемной хижине, где какая-то женщина, которую я сначала не признал, перевязывала мои раны. Позднее я узнал, что это была молодая торговка, по имени Лидивина, которая с братом своим ездила по ярмаркам и турнирам, продавая прохладительные напитки, фрукты, пирожки, а также пластыри и мази. Эта бедная девушка, у которой я иногда кое-что покупал, сжалилась надо мною. Она видела, как меня унесли замертво в мой шатер; воспользовавшись минутой, когда мои перепуганные слуги вышли, она проскользнула внутрь и, заметив, что я еще дышу, упросила брата меня спасти. Так как начинало уже темнеть, то они притащили меня в свою тележку, покрытую холстом, и спрятали под солому, а пока всюду искали мое тело, они благополучно добрались до своей хижины в лесу. Спрятав меня в отдаленной комнатке, добрая Лидивина промыла мои раны и приложила бальзам, который оказался чудодейственным, потому что понемногу я совершенно пришел в себя.
Наконец я совсем поправился и должен был подумать о своей будущности. Оставаться спрятанным в хижине мне было нельзя, но я ни за что не хотел явиться перед тобой и всеми, кто знал меня, обесчещенным и униженным. Пока я находился в таком тяжелом затруднении, случай или провидение привело в хижину твоего крестного отца монаха Бенедиктуса. Он был духовником моей доброй покровительницы, а, может быть, чем-нибудь и более, так как Лидивина была очень хорошенькая.
Узнав о моем присутствии, он выказал мне большую дружбу и расположение. Когда я признался ему, что хочу остаться для всех умершим и покинуть страну, он посоветовал мне сопровождать переодетым одного итальянского монаха, приезжавшего к ним по делам и тоже бенедиктинца, который возвращался в свой монастырь; если бы я не захотел остаться в обители, то все-таки мог отдохнуть там, а затем поискать мою дальнюю родственницу в Венеции. План этот мне понравился, и, снабженный Бенедиктусом порядочной суммой, я уехал с почтенным отцом Франциском.
В монастыре меня хорошо приняли, а приор разрешил жить там, не произнося обета. Я провел там более года и подружился с двоюродным братом одного из монахов, который был пиратом и очень хвалил свое ремесло.
Я продолжал переписываться с Бенедиктусом и узнал от него, что он сделался приором. Позднее он приезжал в Рим, где мы свиделись, и, желая сделать меня своим поверенным, он посвятил меня в свои планы. Он был душой заговора, в котором принимали участие многие подкупленные им кардиналы. Заговорщики хотели избавиться от папы и выбрать на его место старого бенедиктинца, основателя ордена Целестинов, аскета, но совершенно неопытного в делах правления. Бенедиктус желал быть кардиналом и секретарем этого неспособного папы, с тем, чтобы потом свергнуть его и быть избранным на его место.
Я тогда уже занимался морским разбоем, но Бенедиктус дал мне средства купить это великолепное судно; а в другое время, я, как его доверенный, посещаю кардиналов, прелатов и прочих лиц, с которыми он находится в сношениях. Теперь план его близок к осуществлению, так как кандидат его избран, и назначение Бенедиктуса кардиналом не замедлится. При мне в настоящее время находятся драгоценные документы, письма и расписки на разные крупные суммы, выданные нескольким кардиналам. Я должен отправить их в аббатство.
В этом месте рассказа Лео я увидел, что Мауффен подкрадывается к нему с намерением убить. Розалинда заметила его и бросилась между ними; злодей хотел убить ее, но не рассчитал удара и только слегка ранил. Тогда Лео, вне себя, ударом ножа пригвоздил злодея к мачте и унес Розалинду, потерявшую сознание от испуга при виде ужасной смерти Мауффена.
На другой день поднялась страшная буря. Синие волны Адриатики вздымались, как горы, бросая, точно ореховую скорлупу, судно, трещавшее по швам. Пираты, неустрашимые в борьбе с людьми, трепетали перед разъяренными стихиями, где их ножи и крепкие руки были бессильны.
Наконец громадная волна обрушилась на палубу и смыла все на своем пути. Когда судно, уже без оснастки, снова появилось на волнах, все живое, поглощенное морем, исчезло, и на разбитом судне сохранился только зловещий трофей: труп Мауффена, пригвожденный к мачте.
Лео железной рукой обхватил Розалинду, когда их смыла волна. Их оглушенные астральные тела тогда же слегка отделились. Смерть их была ведь предвидена, и вскоре из сероватых вод вынырнули их души.
— Вы свободны, и тела ваши умерли, — сказали им.
* * *Но скоро я должен был покинуть их, чтобы идти к Курту, который уже сошел на землю и отдыхал в прибрежном селении. В следовавшее за бурей утро море выбросило несколько трупов, а между ними Лео и Розалинду. Спаслись от кораблекрушения только двое, которые прицепились к одному обломку, то были паж и служанка, оставленные вместе с Розалиндой заложниками.
Сначала Курт был очень взволнован, узнав труп жены; но чувство это почти мгновенно сменилось затаенной радостью: теперь никакой барон не имел на нее права. Когда с шеи капитана Негро сняли бывшую всегда на нем металлическую коробочку, и Курт посмотрел ее содержимое, то привскочил от изумления: он нашел не только доказательства того, что пират и граф фон Левенберг были одним и тем же лицом, но еще компрометирующую переписку Бенедиктуса с кардиналами.
Он еще был совершенно поглощен обзором документов, когда крики поселян возвестили ему, что видно разбитое судно, на котором заметен человек.