Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой
Велев пригласить к себе переволочинских казаков, хорошо знавших эти места, Гордиенко после длительной и обстоятельной беседы с ними принял план разгрома русских. Отправив гонца с этим планом к Нестулею, Константин приказал своему отряду углубиться в степь и, перегнав русских, укрыться в длинном извилистом овраге, заканчивавшемся в трех-четырех сотнях шагов от безвестной степной речушки, одного из притоков Ворсклы. Распластавшись на гребне оврага, Гордиенко наблюдал в подзорную трубу за шляхом, по которому к деревянному мостку-кладке через речушку должны были прибыть русские.
Вначале по шляху промчались казаки Налегая и Нестулея, быстро переправившиеся на противоположный берег речушки по мостку-кладке, который они тут же сожгли за собой. Рассыпавшись по урезу воды, они встретили мушкетным огнем приближавшийся русский авангард, но несколько выстрелов картечью заставили их очистить берег и сгрудиться на трех холмах невдалеке от речушки, продолжая вести оттуда бесприцельную стрельбу. Не считая нужным отвечать на нее, русские приступили к форсированию водной преграды.
В обычное время это не представило бы особого труда, но бурные полые воды вышли из берегов и, широко разлившись, превратили прилегавший к речушке участок степи в топкое болото. Однако русская армия имела богатый опыт войны в Прибалтике и Белоруссии, изобиловавших топями, поэтому вскоре через речушку была наведена временная переправа и по ней на другой берег двинулся головной батальон колонны, за которым последовала одна из полковых батарей [53].
Четыре из шести оставшихся на этом берегу орудий уставились жерлами на холмы с гарцующими по ним казаками, готовые принять участие в отражении их возможной атаки на переправу, два направили стволы на овраг, в котором скрывался отряд Гордиенко. То ли овраг был обозначен на имевшейся у Кэмпбела карте, то ли ему стало известно о нем от местных жителей, но в любом случае опытный в военном деле бригадир не посчитал лишним принять меры предосторожности, допуская, что в овраге могла устроить засаду часть пустившихся в погоню за его полками казаков.
Гордиенко дал время переправиться через реку еще одному батальону, и когда силы русских оказались разделены пополам, велел трубить сигнал атаки. Одновременно с этим его джура пустил в небо дымную ракету, которая служила для Нестулея и Налегая приказом к нападению на противника. Вскочив на подведенного коня, Гордиенко выбрался из оврага и, дожидаясь, когда покидавшие овраг казаки примут боевой порядок, продолжал наблюдение за русскими.
Перед ним был достойный противник — даже внезапное появление в тылу отряда Гордиенко не вызвало в рядах русских паники или сумятицы. Тотчас прекратив переправу, все батальоны выстроились в каре, а четыре орудия на этом берегу, прежде направленные на казаков Нестулея и Налегая, мигом были развернуты стволами в сторону отряда Гордиенко. Прижатые к реке, лишенные маневра, отрезанные от степи русские готовы были принять бой. Что ж, он будет последним в их жизни!
Гордиенко огляделся по сторонам. Казаки его отряда покинули овраг и растянулись широкой лавой, охватив полукольцом и опустевшую переправу, и расположившуюся подле сгоревшего мостка-кладки батарею, и оба пехотных каре справа и слева от нее. А на противоположном берегу речушки, схлынув с холмов, казаки Нестулея и Налегая тоже выстроились лавой, и порывы ветра доносили оттуда протяжное казачье «Слава!».
Повернувшись в седле, Гордиенко оказался лицом к лицу с четырьмя сотниками своего отряда.
— Друже Фрол, — обратился он к казаку с окладистой рыжей бородой и в донской одежде, — тебе брать батарею. Ты, друже Иван, — посмотрел он на сотника в казачьей шапке и жупане, но в русских солдатских сапогах и с драгунским палашом в руке, — ударишь по пехоте в лоб. Вам, братчики, — перевел он взгляд на двух других сотников, — надлежит атаковать ворога вдоль берега с флангов. С Богом...
Гордиенко сознательно бросил на самые опасные участки — в лоб на батарею и на широкие стороны прямоугольников пехотных каре — двести донских казаков-булавинцев и около трехсот русских солдат-дезертиров из бывших драгун. Клянете с пеной изо рта царя-антихриста, велевшего своим воеводам на Дону бить казаков кнутами, резать им губы и носы, вешать на деревьях их младенцев и сильничать девок, жечь церкви и часовни? Докажите свою ненависть не криками в шинке или на майдане, а под жерлами царских пушек! Возмущаетесь жесточайшей муштрой в русской армии, издевательством офицеров-иноземцев, а услышав фамилию «Кэмпбел», закатываете в бешенстве глаза и грозитесь разорвать его на клочки голыми руками? Рвите, но вначале пробейтесь к нему и офицерам-иноземцам сквозь ружейный огонь и частокол штыков! Захватите батарею, вырубите каре — и только тогда Константин поставит вас в один ряд со своими сечевиками.
Лава развернулась для атаки всего в пяти-шести сотнях шагов от противника, но покуда покрыла это расстояние по напоенной водой, засасывающей лошадиные копыта земле, русская батарея успела дать по донцам два залпа, а пехотинцы трижды разрядить по бывшим драгунам мушкеты. Однако это не остановило атакующих — устлав степь перед речушкой человеческими и лошадиными трупами, они достигли батареи и обоих каре и вместе с подоспевшими с флангов сечевиками вступили с противником в ближний бой. Такая же рукопашная схватка закипала и на другом берегу речушки, где в русские каре врубились казаки Нестулея и Налегая.
Следя за боем, вслушиваясь в его звуки, Гордиенко чувствовал, как покидали душу тревога и напряженность последних дней, исчезали терзавшие его чувства неопределенности и недовольства собой. На смену всему этому приходило ощущение облегченности, а мысли обретали обычно присущую ему четкую направленность. Сегодня положен конец его сомнениям и сделан бесповоротный выбор между царем Петром и королем Карлом. Отныне у него один путь — путь борьбы с Московией!
А ведь каких душевных мук стоило ему решение не пустить раду в Запорожье на самотек, чтобы выполнять затем ее приговор, сняв с себя ответственность за любые грядущие события! А во сколько седых волос обошлось ему принятие плана внезапным сильным ударом уничтожить отряд бригадира Кэмпбела, став в глазах царя Петра не меньшим злодеем, нежели гетман Мазепа, и не рассчитывая в дальнейшем на пощаду! А кто сочтет бессонные ночи, когда он пытался постичь, что происходит с Запорожьем в последнее время, почему нет среди казаков былого единства, отчего он, первый среди старшин, больше тяготеет сегодня сердцем к сечевой голытьбе-босоте, а не к ним?
Долго ломал он голову над этими вопросами, и с болью в душе вынужден был признать, что Сечь уже не та, что была при ее основателях и даже несколько десятков лет назад, причем изменилась она совсем не в лучшую сторону. Минули времена, когда под булаву кошевого собирались те, кому дороже всего на свете была воля и кто пуще всех благ мира ценил честь и воинскую доблесть, а землепашество, торговля считались уделом подневольных людей и позором для степного лыцаря-сечевика и занятие ими каралось смертью. Воля, всеобщая выборность власти, боевое братство — вот что объединяло слетавшихся на Сечь удальцов с Украины, России, Польши, Литвы, Дуная, Балкан, делая ее для них родным домом, который они защищали, не щадя жизни, от любого врага, будь им султан-мусульманин, король-католик или православный царь.
Почему и когда это изменилось, и те, для кого испокон веку превыше всего была воля, сегодня готовы добровольно расстаться с ней, подчиниться чужой власти, жить по ее законам? Много размышлял об этом Константин, не раз беседовал с батюшкой сечевого храма и старшинами, слывшими на Запорожье книжниками и грамотеями. В конце концов он пришел к выводу, что червоточинка среди запорожцев появилась во времена короля Стефана Батория, когда в результате проведенной им в 1583 году в Речи Посполитой военной реформы казачество окончательно оказалось разделенным на две части.
Заняв в 1576 году польский престол после бегства во Францию прежнего короля Генриха Анжуйского, Баторий, до этого имевший дело с казаками только как с врагами, на первых порах хотел покончить с ними военной силой, однако события уже следующего года заставили его пересмотреть это решение. Жители города Гданьска не признали Стефана своим королем, считая лучшей кандидатурой австрийского императора Максимилиана, и он направил против них шляхетские и казачьи отряды под командованием коронного гетмана Яна Зборовского. В сражении под Тщевом гданьские войска были разгромлены, потеряв 4527 человек убитыми, несколько тысяч пленными, оставив в руках победителей 6 знамен и богатую добычу.
Действия казаков в сражении были выше всякой похвалы, и Баторий решил поступить в их отношении по-другому: усилить армию Речи Посполитой казачьими полками, несущими службу на постоянной основе, одновременно ослабив оставшееся неподконтрольным королю казачество оттоком из его рядов наиболее образованной, честолюбивой, воинственной части. В результате этого решения появился первый шеститысячный реестр, внесенные в который казаки приобретали статус шляхты и получили определение «подзаконного» казачества. Оказавшиеся вне реестра запорожцы стали «незаконным» казачеством со всеми вытекающими отсюда последствиями.
