Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара
Андалусийская лошадь почти поняла его. Она ответила продолжительным ржанием и пылко понеслась вверх, тогда как испанские кавалеристы орали что есть мочи:
— Стой!.. Стой!..
— Сейчас, подождите-ка меня немного, — ответил гасконец, беспрерывно понукавший кобылку. — Надеюсь, заставлю вас побегать, вот только поймать меня вам не удастся.
Андалусийка и в самом деле была превосходным скакуном. Она галопом взлетела на холм, преодолела небольшую ровную полянку и резво поскакала по противоположному склону.
Испанские кавалеристы, тоже великолепные наездники, не остановились перед препятствием и тоже взлетели на вершину холма, не переставая кричать:
— Стой, негодяй!
— Не будь вас шестеро, я бы показал вам, что за негодяи — гасконцы с Бискайского залива, — бормотал дон Баррехо, красный от гнева. — Это оскорбление вам дорого обойдется. Вот подождите, выберемся на равнину, увидите, какой огонь я открою по вам.
Вороная кобылка, уверенно направляемая гасконцем, вскачь летела по склону, тогда как испанцы, достигшие к тому моменту крохотной равнины, готовились пуститься за ней в погоню.
Но внезапно гасконец громко чертыхнулся.
Он заметил длиннющий ров шириной не меньше четырех метров, пересекавший весь склон холма.
— Гром и молния!.. — закричал он. — А прыгнет ли кобылка? К счастью, она еще не очень устала.
Он замедлил скачку, потом, когда они были уже у самой трещины, гасконец подобрал поводья, вытянул ноги и крикнул:
— Хип! Воронок!
Лошадь встала на дыбы, громко заржала, а потом оторвалась от земли и прыгнула. О, это был действительно замечательный прыжок, достойный ирландского скакуна.
Они перепрыгнули ров!..
Гасконец приласкал смелое животное, спрыгнул на землю, отвел лошадь за кусты, росшие немного в стороне, поднял аркебузу и вынул из седельной сумки два пистолета.
— Теперь посмотрим! — сказал он.
Шестеро красных от злости кавалеристов стремительно спускались с обнаженными шпагами по склону; они также готовились к прыжку.
Гасконец лег на землю, укрывшись за обломком скалы, и навел аркебузу.
Кавалерист, опередивший товарищей на десяток метров, подлетел к препятствию, вытянул ноги и вскрикнул.
Гасконец открыл огонь с двадцати шагов.
За выстрелом последовали жалобное ржание и мучительное восклицание:
— Черт побери!
Лошадь вместе с всадником полетели в ров, переломив себе шеи.
Гасконец отбросил еще дымившуюся аркебузу, вскочил на ноги, потрясая двумя большими пистолетами.
И тут же пуля просвистела у самого уха, срезав кусочек мочки. Полмиллиметра в сторону — и дона Баррехо не было бы.
К трещине подскакал другой всадник, готовый преодолеть препятствие.
Гасконец дважды выстрелил — и этот кавалерист свалился в расселину вместе со своей лошадью, разбившись о каменистое дно.
Остальные четверо, испугавшись, развернули своих скакунов и во всю мочь понеслись вверх по склону, полностью уверенные в том, что имели дело с одним из тех грозных флибустьеров, которых все считают непобедимыми, потому что им покровительствует дьявол.
Гасконец подождал, пока они доберутся до вершины, потом подошел к своей лошади, запрыгнул в седло и рысцой продолжил свой путь через плантации, намереваясь позднее выбраться на дорогу, ведущую в Панаму.
— Пока что они меня оставят в покое, — размышлял он. — Если же захотят продолжить преследование, то будет слишком поздно. Поехали разыскивать Гронье и Равено. Гуаякиль их притянет, да и речь идет о спасении сына Красного корсара; значит, все флибустьеры возьмутся за оружие. Маркиз де Монтелимар, ты еще не выиграл партию, клянусь смертью дьявола.
Он перевел лошадь на более длинный шаг, перезарядил оружие и закурил сигару, последнюю из тех, что имел. Теперь гасконец был уверен, что ему уже никто не помешает.
Солнце уже садилось, когда он въехал в Панаму, свернув к фонде прекрасной кастильянки.
Там в этот вечер было людно: по большей части собрались лодочники и грузчики, поскольку харчевня эта считалась второсортной.
Он знаком подозвал хозяйку и уселся в маленькой комнатке, которая оказалась свободной.
Кастильянка, разнеся напитки некоторым постоянным посетителям, подошла к нему с парой бутылок.
— Почему вы здесь, кабальеро? — спросила красавица, не скрывая своего удивления. — Что случилось с вашими товарищами?
— Их схватили, — ответил дон Баррехо, старательно откупоривая бутылку. — Я проскакал галопом шесть лиг и умираю от жажды.
— Схватили! — ужаснулась прекрасная кастильянка. — И графа?
— И его, — ответил гасконец, грозно стукнув по столу кулаком. — Но партия еще не закончена. Мне нужна только шлюпка, пусть она стоит хоть пять дублонов.
— Здесь есть владельцы шлюпок, кабальеро.
— Найдите того, кто сможет продать мне шлюпку, только обязательно с парусом, и я его отблагодарю, Панчита. Речь идет о спасении графа.
— Подождите здесь, — ответила хозяйка.
Гасконец принялся за холодное мясо, которое прекрасная кастильянка принесла вместе с бутылками; после каждого выпитого стакана он что-то бормотал.
Уже и вторую бутылку прикончил гасконец, когда снова появилась хозяйка.
— Ну? — спросил гасконец, закуривая оставшийся у него кусок сигары.
— Шлюпка ваша, — ответила Панчита. — Один рыбак согласился продать ее вам.
— Где она находится?
— У входа в порт.
— Сколько?
— Пусть вас это не волнует, кабальеро, — ответила Панчита, посмотрев на него смеющимися глазами.
— Вы — превосходная женщина, — сказал гасконец, погладив ее по подбородку. — Если уйду от смерти, то, слово гасконца, вы станете сеньорой де Люсак. Конечно, если примите предложение моей руки.
— А почему бы и нет? — ответила прекрасная вдова. — Чего стоит только эта благородная приставка «де».
— А род Люсаков относится к старейшим в Гаскони. Прощай, моя милая, я очень тороплюсь, но пусть меня накажет Бог, если я не вернусь. Где там этот рыбак?
— Пойдемте, мой кабальеро, — позвала его хозяйка.
Молодой моряк стоял у двери, прислонясь к косяку и набросив на плечи куртку.
— Вот этот сеньор купил вашу барку, — сказала ему Панчита. — Счет оплачен.
Рыбак внимательно посмотрел на гасконца, потом, удовлетворенный осмотром, надвинул поглубже на лоб свою соломенную шляпу и сказал:
— Идите за мной, сеньор; ваша шлюпка готова.
Дон Баррехо переглянулся с хозяйкой и вышел за рыбаком.
В этот вечер дул сильный ветер с океана, вдали грохотал гром. Однако никакими признаками приближающегося урагана и не пахло, хотя подобные атмосферные возмущения отнюдь не редки в этом жарком климате.
Рыбак довел гасконца до спуска в порт и, остановившись перед последним молом, указал:
— Вон ваша шлюпка, кабальеро. Она полностью оснащена.
Гасконец сунул ему в руку пиастр, заскочил в шлюпку, поднял парус и, пожелав рыбаку доброй ночи, направился к выходу из порта.
Сторожевые каравеллы не обратили на выходящую шлюпку никакого внимания.
Они обязаны были наблюдать за входящими судами; их они могли даже задерживать, поскольку в Панаме давно уже опасались внезапного нападения флибустьеров.
Гасконец был неплохим моряком: ведь он родился на берегах Бискайского залива. Он поставил парус по ветру, закрепил шкот[78] и уселся у руля, взяв курс на остров Тарога, в виду которого надеялся оказаться к рассвету.
Хотя ветер дул довольно свежий, океан, к счастью, оставался спокойным.
Умело управляемая шлюпка легко летела по поверхности океана, следуя изгибам берега, от которого она не отдалялась больше чем на пятьдесят шагов.
В полночь гасконец резко повернул от берега, так как был уверен, что уже находится на широте острова Тарога.
Всю ночь он боролся с волнами, которые мало-помалу росли, но при первых проблесках зари, как и ожидал, вошел в маленькую бухту, где стояла на якоре флотилия флибустьеров, состоявшая из двух дюжин судов, но боевого корабля при ней не было: он погиб в одну бурную ночь.
Имевшихся судов было вполне достаточно для перевозки на континент трехсот пятидесяти человек, которыми располагали теперь Равено де Люсан и Гронье.
Гасконца уже многие из этих грозных морских разбойников хорошо знали, поэтому его приняли как доброго старого товарища и сразу же отвели в палатку, где жили оба вожака флибустьеров.
— Сеньор де Люсак, истинный гасконец, которому мы обязаны взятием Новой Гранады! — приветствовал его Равено. — Откуда прибыли?
— С моря, — ответил дон Баррехо, — и с плохими вестями.
— От графа? — спросил, вскакивая на ноги, Гронье.
— Его схватили, сеньоры.
— Кто? Говорите скорей! — в один голос закричали оба флибустьера.
