Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов
Заботливо поправляя подушку, старый книжник поинтересовался:
— Падучая у вас давно приключилась?
— Падучая? — не понял Эдгар.
— Mal sacre, — уточнил Шин, но, видя, что речь благородных римлян ускользает от внимания юноши, пояснил: — Mal sacre, по латыни означает: "священная болезнь". Если по-научному, то эпилепсия.
— Эпилепсия? — растерянно переспросил По. — Не может быть!
Эпилепсией страдал один из его шотландских кузенов — как там его? Неважно, зато Эдгар помнил, как припадок выглядит со стороны — тело сотрясается в судорогах, бьется, а изо рта течет пена, язык высунут. Бр-рр.
— Все однажды бывает впервые, — вздохнул старик. — Не вы первый, не вы последний. Главное, чтобы рядом кто-нибудь был, чтобы зубы вам разжал и палку промеж них вставил. Ну, можно еще тряпку свернуть. Не видел, чтобы кто-то себе язык откусил — врать не стану, но прикусить можно. Эпилепсия, как говорят ученые-медикусы, проистекает из-за испуга, удара по голове, нервного истощения. Так что выбирайте, откуда она с вами приключилась…
Из чего выбирать? Испуги, страхи — сколько угодно, нервы ни к черту. Разве что ударов по голове не было. Хотя… Что-то там такое было. Кажется, лет в девять упал с изгороди, полежал немного — даже не понял, терял ли сознание? Дома об этом не говорил, боялся огорчить миссис Фрэнсис и услышать очередную отповедь от мистера Аллана. Подождите-ка, подождите, а совсем недавно, в кабаке? Осознав, что все причины наличествуют, Эдгар печально спросил:
— И что теперь мне делать?
— А ничего, — усмехнулся старик. — Не лечат такую болезнь. Я с докторами говорил, книги читал, но никто не может понять, отчего и почему она берется. Иной раз и причин никаких не нужно. Живет себе человек жизнью и живет. А потом вдруг ни с того, ни с сего, напрягается, бледнеет, валится в обморок и корчится в судорогах. Полежит час-другой, в себя придет, и опять как новенький. Греки с римлянами эпилепсию не болезнью считали, а даром богов. Дескать, душа с богами разговаривает.
— Читал, что припадки были у Ганнибала, у Юлия Цезаря, — начал вспоминать Эдгар, слегка успокоившись.
— Вот-вот, — обрадовался Шин. — Прибавьте сюда еще Александра Македонского и Петра Великого. Компания, я вам скажу, неплохая.
— И у Петра? — слегка удивился юноша. Но чему удивляться? Как же в России, да обойтись без Петра? Нахмурившись, поинтересовался: — А лорд Байрон?
— И он тоже, — авторитетно заверил Богдан Фаддеевич. — У лорда не только нога хромала, но еще и приступы были. Да, коли о Байроне заговорили… — спохватился Шин и отошел от постели.
Эдгар решил, что продавец книг сообщит, что последняя поэма лорда, о которой он позабыл, ушла в чужие руки (господину Шину нужно зарабатывать — он же книготорговец), приготовился сказать, что ему решительно все равно, но старик вернулся, взбалтывая что-то в высоком бокале.
— Вот, по рецепту Байрона составлено.
Эдгар посмотрел на содержимое — нечто беловато-желтое, напоминавшее детство, потянулся к бокалу, но поднять руки не сумел. Навалившаяся слабость впечатала голову в подушку, а руки отказались подчиняться (впору бы написать "стали каменными", но не хочется злоупотреблять штампами). Старик, правильно оценивший ситуацию, перелил "зелье" в поильник.
— Старый дурак — сразу не догадался, — снова посетовал мистер Шин, прикладывая носик к губам больного.
Глоток за глотком Эдгар выпил. Почмокав губами, вытаращил глаза:
— Здесь молоко с яйцом, а у Байрона…
— Завтрак лорда Байрона — крепкий чай, смешанный со взбитым яйцом. Я пробовал — гадость несусветная. Уж лучше сырые яйца и чай отдельно употреблять. Стал я делать яйцо с молоком — гораздо вкуснее. Получается омлет, только сырой. Но сырой омлет — некрасиво звучит. Гораздо лучше — завтрак Байрона! Можно бы яйцо с ликером смешать, но вам теперь ни ликера, ни вина, тем паче виски, пить нежелательно. Да что там, нежелательно — категорически нельзя!
— У моего… — задумался Эдгар, не зная — можно ли называть кузеном племянника мистера Аллена? Не решил, зато вспомнил имя страдальца: — У моего родича Джеймса тоже бывали приступы, так наш доктор прописал ему регулярно пить коньяк.
— Ох уж эти доктора, — рассмеялся Шин. — Если бы я докторов слушал — уже бы раз двадцать помер. А вот живехонек! Впрочем, молодой человек, вам выбирать. Государь наш, Петр Алексеевич, как сейчас помню — после припадка стакан водки выпивал да крякал. Но Петр Алексеевич — случай особый, простому человеку непонятный. Но мой вам совет — ни виски, ни вина — ни капли.
От принятого "завтрака Байрона" стало лучше. И кажется, прояснилась голова. Более того, у Эдгара начался приступ голода — яростного, волчьего.
— Мистер Шин, мне очень стыдно… Но нет ли у вас чего-то еще? Очень есть хочется.
— О, значит оживаете, — обрадовался старик. — Если больной идет на поправку — он хочет есть! Сейчас прикажу куриный бульон сварить. Вам, молодой человек, много нельзя — бульончик, сухарики. Пусть ваш желудок постепенно привыкает. Завтра можно что-нибудь посытнее, побольше.
После бульона и сухариков Эдгар снова почувствовал себя человеком. Осознал, что лежит он не просто так — в чистой ночной рубахе, на чистейшем белье. А на правой руке что-то не так… мешает. Да, повязка, закрывавшая сбитые до крови пальцы.
Наутро Эдгару По захотелось правильной американской еды — куска жареного мяса, уложенного на гору жареного картофеля, обильно политого томатным соусом, но после "завтрака Байрона" он получил рисовую кашу — вкуснейшую кашу, сваренную с медом и изюмом. Показалось, что от такой еды вернулись растраченные силы. Но старый Шин, взявший на себя обязанности сиделки, врача, а еще и любящего дедушки, отпускать американца не спешил. Видимо, старик еще не до конца растратил нежность и потребность заботиться о ком-то.
Старый книжник озаботился, чтобы вещи американца были доставлены из гостиницы, приведены в порядок — всё, что требовалось почистить — почищено, а нуждающееся в стирке — выстирано. Откуда-то появились накрахмаленные воротнички, теплые носки и чистые носовые платки. Книготорговец даже рассчитался с хозяином, и тот отчего-то взял гораздо меньше.
Эдгару же было решительно все равно, где ему жить. Он понимал одно — как только окрепнет и встанет на ноги, следует возвращаться домой. Он еще не знал, как будет возвращаться и где
