Мария Фагиаш - Сестры-близнецы, или Суд чести
— Это должно объяснить следствие.
— Давайте остановимся на самом существенном, а именно на самом убийстве. Кто, по вашему мнению, убийца вашего мужа?
— Разве это был не Дмовски?
— Я хочу услышать ответ, а не вопрос.
— Разве он не был изобличен и осужден?
Комиссар в смущении почесал себе голову.
— Это не относится сейчас к делу. Конечно, он был осужден, но несправедливо. И военные судьи тоже люди. — Он снова уселся за свой письменный стол и перелистал показания Ранке, которые секретарь положил перед ним. — Давайте начнем еще раз, — сказал он. — Вы требовали от вашего мужа развод, но он отказывал вам. Поэтому вы подговаривали обер-лейтенанта фон Ранке убить вашего мужа, для того чтобы стать свободной.
— Нет.
— Вы обещали Ранке выйти за него замуж, если…
— Нет.
— …если все пройдет, как вы задумали. — Он постучал указательным пальцем по столу. — Итак, спрашиваю в последний раз. Признаетесь ли вы, Алекса фон Годенхаузен, урожденная Рети, что по вашему подстрекательству и с вашего ведома ваш любовник обер-лейтенант Отто фон Ранке второго июля 1908 года двумя выстрелами убил вашего супруга?
— Нет, не признаюсь.
— Ну хорошо. — Комиссар встал. — Вы не оставили мне другого выбора. Так как есть опасность уклонения от следствия, я арестую вас. Вы будете доставлены в следственный изолятор вплоть до вашего перевода в Алленштайн.
Слово «Алленштайн» вывело Алексу из ее кажущегося равновесия.
— Почему в Алленштайн? — испуганно спросила она.
— Потому что это дело находится в ведении земельного суда Алленштайна. Там ведется следствие, и, если будет предъявлено обвинение, там же состоится и суд.
Алекса скрестила руки на груди, откинула упрямо голову и объявила:
— Нет!
— Что значит нет?
— В Алленштайн я не поеду.
— У вас нет другого выбора, сударыня. — Впервые в голосе комиссара послышалось раздражение. — Здесь, в нашей стране, существуют законы, госпожа баронесса, — строго сказал он, — перед которыми равны и бедные и богатые. Ваше общественное положение не защищает вас от уголовной ответственности.
Алекса встала и вызывающе посмотрела на него.
— А я не поеду в Алленштайн, — сказала она громким и твердым голосом.
Глава XIX
Николас был приглашен на обед, который посол Австро-Венгрии Жегени-Марих давал в честь находящегося с визитом в Берлине итальянского министра иностранных дел. Он собирался сразу же поехать к Алексе, но у него были еще кое-какие дела в посольстве. Проходя по вестибюлю, он, к своему удивлению, увидел Марию.
— Что-нибудь случилось дома? — встревоженно спросил он.
— У нас были два детектива и спрашивали насчет баронессы Годенхаузен, а потом увезли с собой фрейлейн Рети.
Николасу пришли сразу же в голову ужасные предположения о том, что Алекса замешана в убийстве Годенхаузена: возможно, она подговорила Дмовски застрелить его; а что еще хуже, сама его застрелила.
— И куда же они увезли госпожу?
— Наверное, в Полицай-президиум. Видимо, она должна там им что-то рассказать. Она такая миленькая и уж никак ничего плохого сделать не может, правда ведь?
Николас заставил себя улыбнуться.
— Конечно нет, Мария. — Он погладил ее по руке. — Возвращайтесь теперь домой, чтобы там кто-нибудь был, когда госпожа вернется. Рети, вообще-то, девичья фамилия госпожи баронессы.
В Полицай-президиуме Николаса направили к комиссару Ванновски. В прихожей перед кабинетом комиссара его ждал молодой человек, который представился как помощник комиссара Штауб.
— Боюсь, что вам придется подождать, господин капитан. Комиссар сейчас занят, но он вас немедленно примет, когда уйдут господа, которые сейчас у него.
— Мне сказали, что сюда якобы привезли мою свояченицу. Она все еще здесь?
— Об этом вам лучше спросить у комиссара, господин капитан.
Ждать Николасу пришлось довольно долго.
Когда дверь в кабинете комиссара наконец открылась, он увидел там человека высокого роста, по-видимому комиссара, который провожал генерала фон Цедлитца и его супругу. Она первая, побледнев и поджав губы, узнала Николаса.
— Ах, так вы тоже здесь. Это меня совсем не удивляет, — язвительно сказала она.
Николас смутился, но затем вытянулся и приветствовал супружескую чету. Генерал ответил на приветствие сдержанно и корректно: — Добрый день, господин фон Каради. — По-видимому, он был полон решимости помешать своей жене устроить сцену. Иметь в семье случай убийства само по себе было достаточно прискорбно, не хватало только еще и скандала.
Он протянул Николасу руку.
— Мы давно не виделись, насколько я припоминаю, еще с осенних маневров. — Он бросил Розе властный взгляд, и она неохотно протянула Николасу руку для поцелуя. Правила приличия, принятые в обществе, были соблюдены — семейство Цедлитц удалилось.
— Извините, что заставил вас так долго ждать, господин капитан, — сказал Ванновски. — Чем я могу быть полезен? — Он вел себя так, как будто не догадывался о причине визита.
Николас перешел прямо к делу.
— Почему сегодня была арестована моя свояченица, баронесса фон Годенхаузен?
Ванновски удивленно поднял брови.
— Вот как, госпожа баронесса ваша свояченица? Я задавался вопросом, в каких отношениях вы с ней могли бы состоять, когда мне доложили, что вы поселили в меблированную квартиру госпожу фон Годенхаузен под фальшивым именем…
— Под ее девичьим именем, — уточнил Николас.
Ванновски кивнул, соглашаясь:
— …и ежедневно посещали. Вы часто оставались там ночевать и оплачивали ее проживание. Так, оказывается, она ваша свояченица. Это все объясняет. Вы просто считали ее своей родственницей, я правильно понимаю?
Николас подавил нарастающий гнев.
— Я здесь, потому что хочу получить от вас информацию, господин комиссар, а совсем не затем, чтобы давать справки.
Ванновски успокаивающе улыбнулся.
— Уважаемый граф Каради, пожалуйста, даже на секунду не допускайте, что я хотя бы как-то пренебрегаю вашим дипломатическим статусом. Место содержания находящейся под подозрением персоны полиция, как правило, не сообщает, но для родственника я, естественно, могу сделать исключение.
Николас не слышал дальше ничего, кроме слова «под подозрением», и спросил:
— В чем же ее подозревают?
Комиссар огорченно вздохнул.
— Какой-то на редкость злосчастный случай. Хотелось бы надеяться, что я ошибаюсь, но в данный момент все говорит за то, что баронесса Годенхаузен подстрекала убийцу ее мужа к преступлению.
Это сообщение не было для Николаса полностью неожиданным, но воспринял он его все равно тяжело.
— Просто бред какой-то. Какие же есть доказательства?
— Только признание убийцы.
— Но разве убийца не был изобличен и осужден, никого при этом не оговаривая, и уж тем более баронессу?
Ванновски покачал головой.
— Господа военные, видимо, сильно поторопились в этом случае. Уже доказано, что человек, о котором вы говорите, невиновен. Он уже освобожден. Убийцей майора был один из его сослуживцев, офицер.
Николас подумал о бледном молодом человеке, стоявшем у фонарного столба, и чуть было не произнес имя Ранке, но вовремя остановился. Ради Алексы ему нужно быть теперь особенно осторожным.
— Офицер? И кто же это был?
— Этого я сейчас не хотел бы говорить, пока следствие не закончено.
— И зачем ему нужно было обвинять еще и баронессу?
Ванновски пристально посмотрел на Николаса.
— Как зачем, чтобы отомстить. Мы в этом случае имеем дело с явным психопатом. Он был полностью в ее власти, и поэтому она смогла уговорить его совершить преступление, А после этого он ей был уже не нужен. Этим полностью объясняется, почему он только теперь сознался.
Николасу больше всего захотелось заткнуть комиссару глотку, но он взял себя в руки.
— Могу я видеть госпожу баронессу? — спросил он.
Комиссар ответил отрицательно.
— Собирался ли генерал фон Цедлитц нанять адвоката для защиты интересов баронессы? — спросил далее Николас.
— Боюсь, что и генерал, и его супруга решили держаться от этого дела подальше. Генерал полагает, что при его положении невозможно находиться далее в контакте со следствием.
«Эта семейка решила, стало быть, бросить ее в беде», — подумал Николас. Это его не удивило. Убитый был, в конце концов, племянником генерала, а в этих обстоятельствах принять участие еще и в судьбе Алексы, видимо, выходило за рамки христианской добродетели четы Цедлитц.
Из президиума Николас направился прямиком в бюро советника юстиции доктора Роберта Венграфа, которого он знал по служебным делам. Венграф был одним из самых успешных берлинских адвокатов, и Николас полагал, что он наиболее подходящий человек, который мог бы взяться за дело Алексы. Венграф, однако, поначалу не соглашался взять на себя защиту Алексы. После всего, что рассказал ему Николас, он предполагал, что военные сделают все, чтобы Алексу представить как главную обвиняемую. Преступление Ранке бросало тень на весь прусский офицерский корпус, и, следовательно, для него они постараются найти смягчающие обстоятельства. В итоге Венграф наконец согласился из уважения к Каради взяться за это дело, а приличный аванс был также воспринят положительно.
