Робин Янг - Тайное братство
Уилл ослабил ворот мантии. Воздух был ледяной, но он чувствовал, как по спине струится пот. Вот, значит, что такое рыцарь. Он должен сражаться и умереть за дела тех, кто стоит выше? Потому что этого желает король? Потому что это угодно Богу? Уилл не мог в это поверить. И отец не верил. После рассказа Эврара Уилл в этом не сомневался. Преисполненный достоинства и возвышенных мыслей, Джеймс служил для него воплощением благородства. Но великодушным, честным в битве, щедрым сердцем его делала не рыцарская мантия и не данный ордену обет. Это находилось внутри его изначально. Другие покинули свои дома ради войны во имя Бога и за Святую землю. Его отец покинул жену и детей ради мира. Глаза Уилла наполнились слезами. Злость на отца пропала, подавленная всепоглощающей любовью и неутешным горем.
— Уилл! — донесся до него женский голос.
Он обернулся. В коридоре стояла Элвин. Свет факелов оттенял медь ее волос, обернутых по спирали серебряной проволокой. В ее прекрасных зеленых глазах отражались подрагивающие языки пламени. В простом платье и светло-желтой накидке, подпоясанной серебряной цепью, она была похожа на королеву.
Элвин не отрывала глаз от его мантии.
— Когда это произошло?
— Элвин, — прохрипел Уилл и замолк. Не найдя нужных слов, он просто подошел к ней и прижал к себе. Крепко. Так потерпевший крушение хватается за обломок корабля.
— Я слышала, что рыцари-тамплиеры явились к королю, — проговорила она приглушенным голосом, потому что ее рот был прижат к его груди, — но не могла вообразить среди них тебя. Что случилось? Королева сказала, король созвал срочный совет.
— Пал Сафед, — ответил Уилл. — Мой отец погиб.
Элвин отпрянула, посмотрела на Уилла. Провела ладонью по его мокрой щеке.
— Боже мой! — Слезы потекли по ее щекам.
— Король объявит Крестовый поход.
Она коснулась кончиками пальцев креста на его мантии.
— Значит, ты… — ее голос пресекся, — пойдешь на войну?
— Нет, — твердо объявил Уилл. — Я тебя не оставлю. — Он посмотрел в ее испуганные глаза и осознал, что все время вел себя как дурак. Гонялся за призраками. Прощения от отца больше не дождешься. Его не будет. Теперь отец останется лишь в памяти. Но Элвин — вот она. Осязаемая, во плоти, любящая его. А он пренебрегал ею ради этой мантии, которая сейчас на нем и значит для него не больше, чем его прежнее облачение, грязная черная туника. Уилл не колебался ни секунды. — Я люблю тебя.
Элвин вгляделась в его лицо.
— И хочу на тебе жениться, — закончил Уилл.
— Ты серьезно? — Она удивленно хохотнула.
— Я еще никогда не был так серьезен. Надо только получить дозволение короля, верно?
— Да, но… — Он оборвал ее речь поцелуем. И она прильнула к нему. Уилл прижал ее крепче, чувствуя, как вскипает желание. Щеки горели. Она потянулась, взяла его руку и осторожно положила себе на грудь. Он напрягся и, даже не осознавая нарушения только сегодня данного обета целомудрия, начал ее гладить и сжимать. Элвин порывисто задышала.
Сзади кто-то захихикал.
Они отстранились друг от друга. Мимо проходил слуга с подносом кубков. Усмехаясь, он двинулся дальше по коридору.
Уилл взял ее руки.
— Я приду во дворец, как только смогу, чтобы попросить у короля благословения. В прицептории остались кое-какие дела. Надо закончить.
31
Таверна «Семь звезд», Париж
2 ноября 1266 года
Адель застегнула на шее красное с золотым ожерелье и посмотрела в зеркало. Стеклянные шарики холодили кожу. Она потрогала ожерелье, вспомнила слова Гарина, что выглядит в нем красивой.
Гарин пришел сегодня к ней возбужденный, бледный.
— Я должен идти в прицепторий. Вернусь, как только смогу. Если все пойдет хорошо, Грач завтра уедет. Что бы ни случилось, держись от него подальше.
— Почему ты не расскажешь о цели его присутствия здесь? — спросила она. — Почему он повелевает тобой? Я могу позвать Фабьена, и твоего мучителя здесь не будет. Только скажи.
— Нет! Не надо. Позволь мне помочь ему сделать то, зачем он прибыл. И он уедет.
— Ведь ты тамплиер, Гарин. Зачем же позволяешь этому подонку помыкать собой?
Гарин не ответил.
С тех пор как он ушел, прошло почти три часа. А Грач внизу пьет эль за ее счет.
Адель поднялась, прошла к рабочему столу за бутылкой жасминового масла, чтобы окропить волосы. После заутрени приехали купцы из Фландрии, так что вечер ожидался сегодня веселый. Лечебник лежал открытый на странице с рецептом настойки против зачатия. Там она сделала приписку, как избавиться от ребенка, если настойка не поможет. Этому научил ее странствующий лекарь, останавливавшийся здесь на ночь. Показал на одной из ее девушек, которая забеременела. Самой Адель это не понадобится. Она мечтала о детях. Хотела иметь небольшой домик с участком, где будет выращивать травы. Хотела завести веселых розовощеких детей, играющих на кухне, пока она готовит лавандовый пирог и настойки от ожогов крапивы. Адель закрыла книгу. Может ли Гарин дать ей это? Иногда ей казалось такое возможным, но затем молодого человека вдруг что-то расстраивало и он замыкался в себе. Адель еще не встречала такого мужчину. Только что был холоден и мрачен, а в следующий момент уже необыкновенно нежен. Она бы никогда с этим не примирилась, если бы не знала, что за всем этим скрывается усталый, напуганный мальчик без реального места в жизни. Бывали моменты, когда он, лежа с ней в постели, вдруг прижимался к груди и начинал плакать, не в силах остановиться. Она чувствовала себя тогда одновременно и его возлюбленной, и матерью. Даже начинала верить в обещания, которые он давал, находясь в восторженном состоянии. Обещал забрать ее отсюда и поселить в богатом поместье. Сколько раз она повторяла своим девушкам, чтобы никогда не проявляли чувств к клиентам. А сама? Ее слабость к этому красивому непостоянному рыцарю казалась необъяснимой, заставляла сомневаться в себе, своей жизни.
Дверь отворилась, вошел Грач. Лицо красное от выпитого, глаза смотрят из-под нависших тяжелых век. Адель запахнула халат.
— Гарин вернулся?
— Нет. — Грач помрачнел. Затем, окинув ее взглядом, гнусно усмехнулся. — Но не тревожься, твой дружок скоро явится. Он знает, меня лучше не сердить.
Грач направился к креслу, стоявшему перед зеркалом. Единственный прочный предмет мебели во всем заведении. Дубовое, с двумя толстыми округлыми подлокотниками, скошенными на концах. Оно осталось от отца.
— Зачем оно тебе?
Грач с усмешкой поднял кресло.
— Сегодня вечером у нас ожидается гость. Надо, чтобы ему было удобно, верно? — Он поставил кресло в центре комнаты, повернув к окну. — У тебя есть веревка?
— Веревка?
— Да, веревка, — прохрипел он. — Или что-то наподобие. — Его взгляд остановился на поясе ее халата. — Это подойдет.
Он схватил конец пояса. Потянул. Адель с возмущением его оттолкнула.
— Убери руки!
Грач размахнулся и сильно ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Она отлетела назад и распростерлась на полу. Шелковый халат сполз с плеч. Грач наклонился и вытащил пояс.
— Твое место на спине, шлюха. Всегда помни это.
Адель села, прижав руку к горящей щеке. Ощутила во рту вкус крови. Значит, ублюдок разбил ей губу.
— Убирайся. — Она поднялась, запахнула халат. — Мне плевать, кто ты такой и какие у тебя дела с Гарином. Хватит, надоело.
Грач бросил пояс на кресло, посмотрел на нее:
— Разве Гарин тебя не предупредил? Помалкивай, или будет еще больнее.
— Я позову сейчас Фабьена, чтобы он сломал тебе ноги, ты, сукин сын! — бросила Адель, направляясь к двери.
В одно мгновение Грач оказался рядом. Развернул ее, прижал к двери так, что она не могла пошевелиться. Адель сопротивлялась как кошка, расцарапала своими длинными ногтями ему лицо и шею. Но для Грача это было комариными укусами. Жилистый и на удивление сильный человек, хотя по виду не скажешь. Ухватив одной рукой ее за горло, другой он достал кинжал и направил в глаз.
Адель замерла. Воздуха не хватало. Перед глазами поблескивало острие кинжала.
— Ну вот, — пробормотал Грач тихо, как будто успокаивая. — Так ты будешь помалкивать и найдешь еще веревку для нашего гостя? Или останешься без глаз. А они у тебя очень милые.
— Да, — выдохнула она.
— Что «да»? — спросил он, легонько приставляя холодное острие кинжала к ее глазу.
Она не осмеливалась пошевелиться, даже моргнуть.
— Я помогу тебе.
— Хорошо. — Он одобрительно кивнул. — Потому что, если ты снова начнешь бузить, я постараюсь, чтобы от тебя, твоих шлюх и этой вонючей дыры ничего не осталось. Не хватит даже наполнить пивную кружку. — Он продолжал прижимать Адель, его возбудили ее негромкие охи и трепетание тела. Затем отпустил. Медленно, на случай, если она попытается убежать.
