Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2

* Тура – высокая деревянная башня, передвижная и полая внутри, на особых катках или колесах находящиеся внутри люди подкатывали ее к крепости, перебрасывали на стену мостки и бросались на приступ.

Москвичи, со своей стороны, придвинули шагов на тридцать к стене переносные щиты-заборала, готовясь из-за этого прикрытия поражать стрелами всякого, кто покажется наверху.

– Пойди, Афоня, скажи там, чтобы получше были готовы, – сказал Михаила Александрович находившемуся при нем сыну боярскому Коробову. – Тарас Никитич пусть прикажет, чтобы подали наверх десятка три соломенных снопов да побольше пакли. Как подойдут туры ближе, – метать в них стрелы с горящей паклей да валить солому, – авось подожжем.

– Тура что? – заметил боярин Вельяминов, сопровождавший князя. – Она хоть и присунется, пусть даже мост перекинет на стену, – людей с него посбрасывать не столь уж трудное дело. А вот ежели учнет эдакий таран бить по воротам, им, пожалуй, не устоять. Они у тебя как, каяже?

– Дубовые ворота, обшитые железом, – ответил князь Михаила. – Все помышлял заказать литые, из цельного Железа, да, вишь, не успел.

– Эх, Михаила Александрович, не гневайся, а только все у вас в Твери так… Прежде портков пояс покупаете, да не какой-нибудь, а золотом шитый! Ну, что бы тебе сперва скрепить свой город, как подобает, а уж тогда поделать медные с серебром двери для твоего дворца и для Спасова храма да повыкладывать мрамолем полы? У Дмитрея не так.

– Думал я тоже каменный кремль поставить, да ведь времени не улучишь: всякий год война. Начнешь разбирать старую стену, новой еще не подымешь, а тут Москва и нагрянет!

– Вот она и нагрянула. И коли Тверь против нее не выстоит, сам знаешь, что будет.

– Небось выстоит! – бодрясь, ответил князь Михаила. – Людей и запасов, в городе много, коли надобно будет, в месяц, и два продержимся. Но еще прежде того беспременно подойдет Ольгерд Гедиминович, а может, и Мамай на Москву ударит. Ачи-ходжа обещался о том просить.

– Дай-то Бог, чтобы так, – вздохнул Иван Васильевич, у которого скверно делалось па душе при мысли, что он может попасть в руки Дмитрия.

Между тем Коробов успел передать приказание князя, и вскоре со стены, над воротами, полетели стрелы, обернутые возле острия просмоленной и зажженной паклей. Но крыша тарана и обе туры былп густо обмазаны мокрой глиной и не загорались. Орудия москвичей медленно ползли вперед, но, приблизившись к стене саженей на пять, вдруг остановились. До тарана, стоявшего прямо против ворот, теперь уже долетали со стены камни, но недостаточно тяжелые, чтобы проломить его крышу, – они отскакивали от нее, как горох, не причиняя вреда. До тур тоже нельзя было дотянуться шестами.

Так прошло довольно много времени. Осаждавшие не двигались с места, и только их лучники метко били снизу по бойницам, едва в них кто-нибудь показывался. На стене уже было несколько убитых и раненых, – первых значительно больше: почти все бойцы были в кольчугах и единственным уязвимым для стрелы местом оставалось лицо.

– Что за притча? – промолвил наконец князь Михаила. – То не просто они остановились. Видать, чего-то ждут.

Кажись, я знаю, чего они ждут, – отозвался Вельяминов, уже несколько минут не отрывавший глаз от берега, – Погляди сюда, княже – видишь, разбирают они поделанные утром лестницы? А вон, сбоку, угадываешь, что подымают?

– Вроде бы заборало, только больно уж велико…

– То не заборало, а другая крыша на таран! Вот как они ее сюда поднесут, он и пойдет вперед. Покуда мы ему первую крышу разобьем, они по воротам раза три ударить успеют, а после прикроются второй крышей, – которая, видать, будет покрепче, да и доконают ворота! Много ли им, деревянным-то, надо? и туры придвинутся к стенам, когда подбегут воины с лестницами и повсюду разом полезут наверх, – ведь тогда, в сумятице, опрокинуть их будет куда труднее.

– Ах, дуй их пузырем! – вскричал князь Михаила. – И в самом деле? Но только не на таких напали. Беги вниз, Андрей Ярославич, – обратился он к стоявшему рядом воеводе Яхонтову, – готовь людей к вылазке. Сам поведу! Три головных сотни поставишь с копьями и мечами, а сзади две с топорами и с огнем. И при этих ты находись. Лишь оттесню москвичей, ты за нашими спинами круши и жги не мешкая все, что они тут понаставили. Да чтобы со стен не жалели стрел, когда мы ворота отворим!

Малое время спустя ворота распахнулись, и вырвавшийся оттуда отряд копейщиков разом кинулся на воинов, приставленных к тарану. Удар был так внезапен и стремителен, что в одно мгновение они были смяты и побежали. Михаила Александрович, – в вороненом немецком панцире и в шлеме с опущенным забралом, – лично руководивший вылазкой, не давая москвичам опомниться, бросился, впереди своих воинов, на засевших за укрытием лучников и тоже обрати их в бегство. Преследованье продолжалось до самого берега, где все заготовленные осаждающими лестницы, щиты и запасная крыша на таран мигом были изрублены в куски.

Только теперь князь Михаила оглянулся и с удовлетворением увидел, что воевода Яхонтов тоже не потерял даром времени: таран и обе туры лежали опрокинутыми и две сотни топоров быстро обращали их в щепы.

«Добро искрошили, не надо и жечь», – подумал князь, но в эту минуту с полдюжины стрел почти одновременно Ударили в его шлем и панцирь, не причинив ему вреда, но показывая, что обстановка на поле боя изменилась. В самом деле, московские лучники, к которым отовсюду спешила помощь, уже оправились от неожиданности и, обернувшись, начали засыпать стрелами тверичей. Задача последних была полностью выполнена, и Михаила Александрович приказал им отходить к воротам. Но на полпути, явно намереваясь отрезать им отступление, сбоку ударил подоспевший сюда сотни три пеших воинов, которых вел московский воевода Семен Добрынский.

Завязалась яростная сеча, длившаяся, впрочем, недолго: у стены сразу заметили опасность, угрожавшую князю, из ворот на выручку хлынул поток тверичей.

Понимая, что его сейчас оттеснят, воевода Добрынский, – узнавший Тверского князя и вознамерившийся захватить его живым, – вопреки благоразумию, сделал последнюю попытку, во главе десятка воинов, прорубиться к Михаиле Александровичу. Но это было нелегко: воины его падали один за другим и только сам дюжин воевода, мастерски действуя саблей, не глядя ни на что, продолжал ломить вперед. «Взять в полон самого великого князя! Ведь этакий случай однажды в жизни выпал, ужель упущу?» – почти с отчаянием думал он, круша всех на своем пути. До цели ему оставалось каких-нибудь три шага, и князь Михаила, уже заметивший опасность, сам оборотился к нему с саблею в руке, когда вдруг набежавшие от ворот тверичи снова их разделили,

– Аркан! – закричал своим воинам Добрынский, хватаясь за последнюю надежду, – Набрасывай издаля аркан на князя и разом волоки его к себе!

– Покуда еще будет твой аркан, испробуй вот этого! – задыхаясь от бега, крикнул сын боярский Коробов, с ходу пробивая грудь Добрынского копьем.

– Эх, сорвалось, – падая и захлебываясь кровью, прохрипел воевода, и сейчас думавший не о том, что умирает, а лишь о том, что так и не взял он великого князя…

– У тебя сорвалось, зато у меня не сорвалось, – промолвил Коробов, вырывая из груди мертвого копье. – Ты не ранен, княже? – обратился он к Михаиле Александровичу, – Негоже тебе эдак-то не оберегаться. Ведь могли мы и не поспеть!

– Ништо, Афоня, Господь не выдаст. Жаль, что ты его так-то… насмерть. Добрый был воин!

– Чего его жалеть-то, княже? На то война. Погляди, сколько он наших накрошил! Одначе поспешаем-ка теперь назад, – добавил Афоня, – вишь, снова москва подваливает со всех сторон!

Тверичи благополучно отошли в кремль и вовремя успели затворить ворота. Подбежавших во множестве московских воинов со стены встретил град стрел и град насмешек.

Эта вылазка заметно подняла дух осажденных и научила осаждающих действовать осмотрительней. В ближайшие дни они приступа не повторили, но город обложили крепко, со всех сторон, обнеся его тыном и всюду понаставив такое множество шатров и шалашей, будто собирались остаться тут навсегда.

Глава 52

И учиниша рати московская все волости тферьские пусты и села все пожогоша, а городки поимаша Зубцов, Бел городок и инии. А людеи в полон поведоша, а имения их разграбиша, в жита потравише, многие же тферичи язвлени быша от нахождения ратных и мнози оружием падоша.

Потекли дни и ночи, полные напряжения и тревоги, к которым вскоре прибавился и голод. Запасов в городе было немало, но в первые две недели, – со дня на день ожидая, что подойдет со своим войском Ольгерд, – их особенно не берегли, да и ртов набралось много больше, чем рассчитывал князь Михаила: пришлось дать в кремле убежище не только посадским, но еще и немало смердов сбежалось сюда из окрестных сел, прознавши о том, что москвичи каждого пятого уводят в полон.