Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

   — Сейчас в станах под Новгородом и в самом городе почти сорок тысяч. Главным воеводой той рати — князь Юрий Голицын. Подчиним его тебе, чтоб под единой рукой.

   — Устроит. А Ржев?

   — Не оголяя Смоленска, пару полков сможем наскрести. Тоже под твою руку.

   — Ладно будет. Можно докладывать государю.

Иван Грозный без всяких поправок принял роспись Разрядного приказа. Особенно же ему легло на душу то, что всё войско, выделенное для обороны Пскова и для резерва, передано под руку князя Ивана Шуйского.

Государь так и сказал:

   — Отменно. Единая воля, единые действия, единая ответственность перед государем и Россией.

Боярская дума тоже почти ничего не добавила в роспись, и тогда Иван Васильевич заключил:

   — Тебе, князь Иван Петрович, надлежит дать клятву мне и всей Боярской думе, что не отдашь Пскова псу Баторию, пока будешь жив.

   — Клянусь! — горячо заверил князь Иван Шуйский.

   — Клянусь! Клянусь! Клянусь! — как эхо повторяли, поднимаясь без особого приглашения один за другим, остальные воеводы, коих определили в псковскую рать.

— Я верю вам. Вы устоите, — вдохновился Иван Грозный. — Сам я выезжаю в Старицу.

«Наконец-то, — радостно вздохнул князь Иван Шуйский. — Понял-таки великую опасность для державы ».

Зряшная радость. Не возглавить своё войско собирался Иван Васильевич, Грозный царь, а встретить посла Папы Римского Григория Тринадцатого иезуита Антония. Царь хотел не силой меча, а хитростью, малыми уступками добиться мира.

Встретили Антония будто самого Папу. Весь царёв полк выстроился в парадных доспехах, свита государева склонилась в низком поклоне. Такого приёма, как утверждает летописец, не бывало никогда прежде в России, не оказывалось подобного приёма ни королевским, ни императорским послам.

Три дня пиров на золоте, после чего — переговоры с Антонием Поссевиным. Со стороны Ивана Грозного возглавил их дьяк Посольского приказа Андрей Шелкалов, очень умелый переговорщик. Суть их привычная: посол Папы Римского, как и прежние послы, требовал от России вольной торговли для купцов венецианских и свободного строительства на Русской земле католических храмов. Не менее важное условие, взамен посредничества между Россией и Польшей — вступление России в войну с Оттоманской империей. Как только эта война начнётся, Папа Римский, мол, тут же повлияет на королей стран Европы, чтобы те выделили 50 тысяч воинов.

Поистине — капля в море. Да и бабка надвое гадала, согласятся ли европейские правители выделить на эти цели.

Ну а что же с миром? Он непременно наступит, если государь Российский согласится отдать Стефану Баторию всё, что тот требует.

Иван Грозный в конце концов всё-таки согласился на кое-какие уступки, однако он более надеялся склонить иезуита на свою сторону ласковостью обращения и подарками, и ему это в определённой мере удалось: Поссевин, покорный уважительным отношением к себе царя и его слуг, вроде бы искренне пообещал повлиять на польского короля. В путевых записках после возвращения в Италию Антоний напишет: «Я видел не грозного самодержца, но радушного хозяина среди любезных ему гостей, приветливого, внимательного, рассылающего ко всем яства и вина. В половине обеда Иван, облокотясь на стол, сказал мне: Антоний, укрепляйся пищей и питием. Ты совершил путь дальний от Рима до Москвы, будучи послан к нам святым отцом, главой и пастырем римской церкви, коего мы чтим душевно».

Если считать заметки посла чистосердечными, то можно поверить, что он настроился услужить миром, как он написал, и тем способствовать решению основных задач, поставленных Папой Римским в отношении России, однако устремления Антония натолкнулись на упрямство Батория: тот не стал слушать увещевания иезуита, гордо ответив, что мир наступит скоро и добыт он будет силой оружия.

Ещё когда в Старице начались переговоры, в Пскове между воеводами, собранными князем Иваном Шуйским на совет для обсуждения мер, которые надо принять для обороны города, возникла разноголосица: зачем, дескать, тратить бесцельно усилия на подготовку к встрече Батория, раз переговоры, какие ведёт сам государь с Антонием, установят мир или, в крайнем случае, перемирие? Лучше, мол, повременить — Баторий же не сможет не принять слово Папы Римского, по указанию которого приехал посредничать иезуит. Однако главный воевода не дал продолжиться подобному разговору, резко одёрнув миролюбцев:

— Мы — воеводы, а не переговорщики Посольского приказа! Нам ли взирать с надеждою на исход переговоров, сложив руки на животы свои, свободные от кольчуг?! Я собрал вас не слушать пустопорожние, если не сказать — вредные речи, а решать, какие меры принять для лучшего укрепления крепости!

Увещевание подействовало. Начались деловые разговоры опытных военачальников, знающих, что делать, и обсуждение закончилось чётким и разумным решением. Перво-наперво обязать клятвою «умрём, но не сдадим крепости» не только ратников, но и горожан от мала до велика, после чего провести крестный ход вокруг всех укреплений. Это предложил игумен печорский Тихон, оставивший свою обитель, чтобы молитвами служить обороне Пскова.

После крестного хода, на который согласились все воеводы и отцы города, начался осмотр всех укреплений самими воеводами полков совместно с тысяцкими, дабы определить участки обороны каждому полку и наметить меры по укреплению стен Кремля, Среднего, Большого города и Запсковья, как ещё его называли Околицей или Внешней стеной, протяжённостью более семи вёрст.

Определили места для затинных пушек, пищалей и площадки, где разместить можно кучно стрельцов с самопалами. Всё это не тайно, без секрета от псковитян, так как решено было привлекать к работе по укреплению стен всех горожан. А в полной тайне Иван Шуйский решил заложить пороховые заряды в каждую башню и прорыть под стенами крепости слуховые лазы. С таким расчётом, чтобы в любом месте, где бы враги ни начали подкопы иод стены, сразу же их обнаружить, а затем и разрушить.

Пороховые заряды — его личная придумка, слуховые же продухи уже делались во время осады Казани. Правда, для того тогда их делали, чтобы найти тайный выход из крепости, которым пользовались казанские воины. Очень удачно там получилось. Почему бы не повторить ту ловкость, изменив только её цель?

Объезжая стены, уже самостоятельно, во второй и третий раз, князь Иван Петрович всё более убеждался, что самое опасное место — у Покровских ворот, что выходят на Порховскую дорогу, откуда и ожидается подход Батория. Воевода решает, что здесь и нужно возвести ещё одну, внутреннюю стену с раскатами. Деревянную, конечно, ибо для возведения каменной времени уже нет. Ещё он определил на этот участок обороны поставить самого надёжного воеводу — князя Хворостинина, дав ему изрядное число пушек и пищалей, а также рушниц.

Стену в самом деле до подхода противника закончить полностью не успели, но она, даже недостроенная, всё же сыграла важную роль в отражении первого штурма. Завершили же её строительство в ходе боев.

Кроме ратных забот у князя Шуйского было много ещё и других, которые волновали и отцов города и всех горожан. Особенно остро обстояло дело с беженцами, чрезмерное скопление которых в городе вполне может стать обузным, особенно если осада затянется. Главный воевода признал опасения горожан разумными и принял жёсткое решение: впускать только тех, у кого достаточно с собой муки и круп, кто ведёт с собой живность и кто обязуется привезти в город, пока позволяет время, несколько возов сена. Кроме того, он велел в нескольких десятках вёрст от города выставить заслоны на дорогах, чтобы советовали беженцам направляться в Великий Новгород, куда Баторий не пойдёт, не взяв Пскова, а тем, кто не согласен был развернуться, сообщить условия пропуска в крепость.

Меры крутые, но важные и своевременные, как покажут дальнейшие события долгой осады Пскова.

Август подобрался к середине — Батория всё нет. Те, кто уповал на успешные переговоры, заговорили громче, но это никак не смутило ни главного воеводу, ни подавляющего большинства ратников, да и псковитян — их усердие не уменьшилось. Они разумно рассудили: переговоры переговорами, а к осаде нелишне готовиться. Ну а если мир наступит, разве отремонтированные стены хлеба попросят?

Старания и впрямь оказались важными и нужными. 18 августа прискакал вестник сотника из лазутного отряда с тревожной вестью: Баторий взял Опочку. Следом — новая весть, столь же неутешная: пали Остров и Красный. На берегах речки Черехи разбит передовой конный отряд детей боярских. Стало быть, дней через пяток жди ворогов у стен крепости.

   — Через пару дней поджигаем посады и бьём в осадный колокол, — сообщил о своём решении главный воевода.

   — Засадами бы встретить, — предложил Хворостинин. — Две или три друг за дружкой поставить на пути ворогов.