Рафаэлло Джованьоли - Спартак
Застыв неподвижно, словно статуя, девушка следила взглядом за Спартаком и, когда он скрылся в палатке, еще долго не спускала с него глаз. Потом, тяжело вздохнув, она сделала над собой усилие и, опустив голову, медленно пошла в тот конец лагеря, который по римскому обычаю отводился для союзников и где ее рабы, которых она привезла с собой, разбили для нее палатку. Она тихо шептала:
— И все же я люблю, люблю его!..
Тем временем Спартак велел позвать в свою палатку Крикса, Граника, Борторикса, Арторикса, Брезовира и других трибунов, являвшихся и прежде военачальниками Союза, и до поздней ночи держал с ними совет.
На этом собрании были приняты следующие решения: принять деньги, принесенные в дар куртизанкой Эвтибидой, и большую часть их употребить на приобретение оружия, щитов и панцирей у всех оружейников окрестных городов; гречанку удостоить просимой ею должности контубернала и в этом чине, совместно с девятью юношами, которых Спартак выберет в гладиаторских легионах, приписать к главному штабу. Всеми было признано, что теперь вождя должны сопровождать контуберналы для передачи его приказаний. Было постановлено также двести талантов из шестисот, принесенных в дар Эвтибидой, истратить на покупку уже объезженных лошадей, для того чтобы возможно скорее создать кавалерийский корпус и теснее сочетать его действия с действиями многочисленной пехоты, основной силы войска гладиаторов.
Относительно военных операций было решено, что Крикс останется с двумя легионами в Ноле и совместно с Граником будет руководить обучением равеннского легиона, прибывшего в лагерь два дня назад; Спартак с легионом, которым командовал Борторикс, соединится в Бовиане с Эномаем и нападет на Коссиния и Вариния, прежде чем они закончат комплектование своей новой армии.
И вот на рассвете следующего дня Спартак во главе легиона вышел из лагеря и через Кавдинские горы направился в Аллифы. Сколько Эвтибида и Мирца ни просили его взять их с собой, он не согласился, заявив им, что идет не на войну, а только на разведку, и скоро вернется; он просил их оставаться в лагере и ждать его возвращения.
Когда Спартак прибыл в Бовиан, он уже не застал там Эномая, которому надоело без дела сидеть в лагере. Два дня назад он снялся с лагеря и, предоставив Коссинию сидеть за стенами Бовиана, направился в Сульмон, где, по донесениям разведчиков и шпионов, находился Вариний для набора солдат. Эномай надеялся напасть на него и разбить.
Но случилось то, чего ограниченный ум Эномая не мог предвидеть: Коссиний, на следующий же день после ухода германца, тайно оставил Бовиан и направился по следам гладиаторов с намерением атаковать их с тыла, как только они встретятся с Варинием.
Спартак сразу понял всю опасность положения Эномая; он дал своему легиону только несколько часов для отдыха, а затем отправился по следам Коссиния, который опередил его уже на два дня. Коссиний, старый солдат, но бесталанный полководец, слепо благоговел перед старинными правилами; он двигался, как это обычно полагалось, переходами по двадцать миль в день, а Спартак, совершив два перехода по тридцать, догнал его через два дня у Ауфидены и напал на него. Нанеся Коссинию жестокое поражение, Спартак стал преследовать бегущих римлян. Коссиний со стыда и отчаяния бросился в гущу гладиаторов и погиб.
Продолжая продвигаться все с той же скоростью, Спартак вовремя подоспел на помощь Эномаю и неминуемое его поражение превратил в победу. Германец вступил в бой с Варинием между Маррувием и озером Фуцин. У Вариния было около восьми тысяч человек. Под натиском римлян ряды гладиаторов заколебались, но в этот момент явился Спартак и сразу изменил ход сражения. Вариний, потерпев поражение и понеся тяжелый урон, быстро отступил к Корфинию.
После этого Спартак дал своим легионам трехдневный отдых, а затем снова двинулся в поход, вновь перешел Апеннины близ Ауфидены и овладел Сорой, которая сдалась без сопротивления. Не чиня здесь никаких насилий, он только освободил рабов и гладиаторов и вооружил их.
За два месяца он исходил вдоль и поперек весь Латий, побывал в Анагнии, Арпине, Ферентине, Казине, Фрегеллах и, пройдя через Лирис, овладел Норбой, Суэссой-Пометией и Приверном, внушив сильную тревогу Риму, которому чудилось, что разбойник уже стоит у его ворот.
Во время этих набегов Спартак набрал столько рабов и гладиаторов, что за два месяца составил два новых легиона и полностью вооружил их. Но предусмотрительного Спартака не соблазняла мысль об осаде Рима. Он понимал, что двадцати и даже тридцати тысяч солдат, которыми он мог располагать, вызвав легионы, находившиеся в Кампанье, было бы недостаточно для такой военной операции.
Тем временем Публий Вариний, набрав с разрешения сената среди пицентов огромное количество солдат и получив подкрепления из Рима, желая смыть позор поражения, в конце августа выступил из Аскула и во главе восемнадцати тысяч солдат большими переходами двинулся на Спартака. Спартак, отошедший за эти дни к Таррацине, узнав о приближении Вариния, двинулся ему навстречу и обнаружил его лагерь близ Аквина. Накануне сентябрьских ид (19 сентября) войска сошлись, и завязалось сражение.
Сражение это было долгим и кровопролитным, но к вечеру римляне дрогнули, заколебались и вскоре под натиском бешеной атаки гладиаторов обратились в бегство. Эта последняя атака была столь стремительной и сильной, что легионы Вариния были разбиты наголову.
Сам Вариний, стремясь поддержать честь Рима, сражался с отчаянной храбростью и большим упорством, но, раненный Спартаком, принужден был оставить в его руках своего коня и благодарить богов за спасение собственной жизни. Свыше четырех тысяч римлян погибло в этом кровопролитном бою. Гладиаторы завладели их оружием, обозом, лагерным оборудованием и знаменами, взяли в плен даже ликторов из свиты претора.
Глава четырнадцатая
В КОТОРОЙ СРЕДИ МНОГИХ РАЗЛИЧНЫХ ЧУВСТВ ПРЕОБЛАДАЮЩИМ ОКАЗАЛАСЬ ГОРДОСТЬ ЛИКТОРА СИМПЛИЦИАНА
После поражения под Аквином претор Публий Вариний с десятью тысячами воинов — остатками своих разбитых легионов — отступил в Норбу; там он укрепился, намереваясь защищать одновременно и Аппиеву и Латинскую дороги, на тот случай если бы ненавистный ему гладиатор, вопреки всем правилам тактики, традициям и указаниям самых опытных полководцев, дерзнул, невзирая на надвигающуюся зиму, двинуться к стенам Рима.
В свою очередь Спартак после блестящей победы под Аквином послал в лагерь под Нолой гонцов с извещением об этой победе, а своим легионам разрешил отдых в лагере, оставленном римлянами. Там он вызвал в свою палатку Эномая и передал ему командование четырьмя легионами, взяв с него клятву, что до его возвращения он ни в коем случае не оставит аквинский лагерь. Эномай дал клятвенное обещание. В два часа пополуночи Спартак тайно покинул лагерь гладиаторов и во главе трехсот конников отправился в поход, цель которого была известна только ему одному.
За два месяца похода Спартака в Самний и Латий в лагерь под Нолой прибыло со всех концов такое количество рабов и гладиаторов, что Крикс сформировал три новых легиона, численностью свыше пяти тысяч человек каждый, и отдал их под начало Арторикса, Брезовира и одного старого атлета-кимвра, который еще юношей был взят в плен Марием в сражении при Верцеллах. Кимвра звали Вильмиром; несмотря на свой буйный нрав и пьянство, он пользовался большим уважением среди гладиаторов за геркулесову силу и исключительную честность.
Легионы, выполняя приказ Спартака, ежедневно упражнялись в обращении с оружием, в тактическом маневрировании; солдаты занимались этим охотно и с большим прилежанием. Надежда обрести свободу и увидеть торжество своего правого дела воодушевляла этих несчастных, насильственно отторгнутых Римом от отчизны, от семей, от родных и близких. Сознание, что они солдаты, борющиеся под святым знаменем свободы, повышало в них чувство человеческого достоинства, поверженное в прах угнетателями, и подымало их в собственных глазах; жажда мести за все перенесенные обиды зажигала в их груди желание с оружием в руках померяться силами с угнетателями, и в лагере под Нолой на лицах воинов и во всех их поступках сквозила отвага, сила, мужество, вера в непобедимость своей только что созданной армии; это воодушевление подкреплялось доверием гладиаторов к своему вождю, к которому они питали беспредельное уважение и любовь.
Когда в лагерь пришло известие о победе Спартака над легионами Публия Вариния под Аквином, гладиаторов охватила радость. Всюду слышны были веселые песни, победные возгласы и оживленные разговоры. Среди суматохи, которая царила в лагере, напоминавшем в эти дни волнующееся море, быть может одна только Мирца не знала причины этого всеобщего веселья. Она выглянула из палатки, где сидела в одиночестве целыми днями, и спросила у солдат, чем вызвано столь бурное ликование.
