Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви - Наталия Николаевна Сотникова
Сначала семью разместили на сидениях для министров, но затем депутаты вспомнили, что регламент запрещал проводить заседания в присутствии короля.
Тогда их разместили в совершенно непереносимых условиях в помещении для стенографов, в ужасной тесноте и духоте, там было даже невозможно встать в полный рост. Вместе с членами семьи находились принцесса де Ламбаль, маркиза де Турзель и министры. Предполагается, что дворец штурмовало около 20 тысяч человек, которые захватили дворец, убили или обратили в бегство многих его защитников, разграбили и опустошили все помещения. Король же был вынужден выслушивать перечисление своих преступлений и требования о низложении. Это продолжалось трое суток. На ночь беженцев отправляли в монастырь фельянов, где им выделили четыре кельи. Где-то в суматохе королева то ли потеряла, то ли у нее украли кошелек и часы, и Мария-Антуанетта была вынуждена занять деньги у своей служанки. В конце концов было вынесено постановление поселить королевскую семью в бывшей крепости ордена тамплиеров-храмовников, которая так и называлась: Тампль.
Их разместили в старинной мрачной и холодной башне, где хранился архив ордена тамплиеров, под надзором утонченного эрудита г-на Бартельми, любителя гривуазных эстампов. Немедленно пошли в ход памфлеты, изливающие потоки клеветы на королеву и принцессу де Ламбаль: «Почему де Ламбаль отправилась в Тампль? Кто заставил ее разделить заключение двух тигров, которые с нетерпением ожидают гильотины как конца своих страданий? Она последовала за королевой, дабы предаваться старой привычке, к которой обе принцессы выказывают склонность…». Естественно, вся охрана пристально следила за поведением заключенных, и тут же посыпались доносы о письмах, сочиняемых ими и передаваемых на волю через оставшуюся прислугу.
Гибель подруги Марии-Антуанетты
В ночь с 19 на 20 августа в Тампль явились жандармы и увели девять человек, не принадлежавших к семье Капет, ибо в окружении заключенных должны были оставаться лишь люди, имевшие свидетельство о благонадежности. Удалили воспитательницу дофина маркизу де Турзель с дочерью Полиной, принцессу де Ламбаль, горничных королевы и камердинеров короля. Мари-Терез упала на колени перед королевой, покрывая ее руки поцелуями, но жандарм поднял ее на ноги с грубым окриком:
— Только рабу подобает падать на колени перед тираном! В стране свободы и равенства такого не должно видеть!
После допроса в суде их отправили в тюрьму Лафорс, место заключения гулящих девок и воровок. Свекор принцессы де Ламбаль, герцог де Пантьевр, через своих агентов в Париже начал прилагать огромные усилия, чтобы освободить невестку, предлагая за это Мануэлю, прокурору коммуны, 150 тысяч ливров. Это помогло смягчить условия ее заключения, но не более. Безуспешными остались и попытки лечащего врача принцессы, доктора Зайферта, последовательно обращавшегося к Дантону, Робеспьеру и Марату.
— Если мы хотим сохранить свободу, должны пасть более четырехсот тысяч голов! Кровь роялистов должна, для вечного устрашения монархов, течь по всем улицам и улочкам! — заявил Марат.
Утром в воскресенье 2 сентября в камеру вошел стражник Франсуа, благосклонно относившийся к заключенным, и предупредил:
— Даже не думайте нос высунуть из вашей камеры, пруссаки продвигаются, и в Париже очень неспокойно.
Пошли слухи, что враг уже у ворот Парижа. Марат в своей газете «Друг народа» призывал уничтожать аристократов в тюрьмах, дабы те «не вонзили нож в спину Республики». На одной из улиц толпа напала на небольшую группу заключенных, в основном неприсягнувших священников, и растерзала их. Это положило начало шестидневной кровавой расправе с узниками во всех тюрьмах Парижа, вошедшей в историю под названием «сентябрьские кровопролития».
В одиннадцать часов женщин отвели во двор, набитый оборванными людьми. В комнате привратника был устроен импровизированный суд. Принцесса де Ламбаль назвала свое имя и должность при дворе. От нее потребовали принести клятву в любви к свободе и равенству и в ненависти к королю, королеве и королевской власти. Принцесса пролепетала, что готова произнести первую клятву, но не будет произносить вторую. По ее щекам лились слезы. Женщину подхватили и вытащили во двор. Она отшатнулась: перед ней вздымалась куча трупов. Один из сопровождавших действовал саблей, другой — пикой. После того, как обнаженное тело принцессы перестало шевелиться, ей отрубили голову, огромным ножом разрезали живот, выпустили кишки, вырвали сердце, отрезали половые органы и насадили голову на пику.
— В Тампль! — вопил уличный сброд, расхватавший эти ужасные трофеи и особенно издевавшийся над половыми органами, вовсю понося предосудительные отношения между принцессой и королевой. — Отнесем голову Австриячке!
По дороге толпа остановилась у заведения какого-то перепуганного парикмахера и заставила его причесать и напудрить роскошные волосы Мари-Терез. Толпа подошла к Тамплю, но тут у входа их остановил муниципальный чиновник. После угроз и оскорблений шесть человек пропустили во двор крепости. В башне король и королева играли в карты. Услышав шум, они встали из-за стола. Узнав в чем дело, охранник посоветовал:
— Подойдите к окну, если вы не хотите, чтобы они ворвались сюда!
Снаружи доносились крики:
— Пусть она поцелует губы своей шлюхи!
При виде этого ужасного зрелища Мария-Антуанетта упала в обморок, а толпа двинулась далее, к Пале-Роялю, резиденции свояка принцессы, герцога Орлеанского. Тот ужинал в обществе своей любовницы, мадам де Бюффон, и двух друзей-англичан. Узнав голову принцессы, мадам де Бюффон закрыла лицо руками и разрыдалась:
— Бедная женщина! И со мной поступят точно так же…
Агентам герцога де Пантьевра в Париже так и не удалось найти ни голову Мари-Терез де Ламбаль, ни ее тело, изувеченное настолько, что его невозможно было опознать. Вероятнее всего, оно было свалено в общую могилу жертв «сентябрьских кровопролитий», на кладбище при Церкви младенцев-подкидышей. Тем же вечером по рукам пошел гулять весьма скабрезный памфлет в виде завещания принцессы де Ламбаль, из чего современники сделали вывод, что убийство принцессы было задумано заранее как уничтожение одного из символов распутного старого режима.
Жертвами «сентябрьских кровопролитий» в парижских тюрьмах стали около двух тысяч человек.
